Какая-то станция

— Все нормально, — услышал он голос старшины и обрадовался, что Суптеля следит за ним по манометру помпы, и по дыханию, и по пузырям, что выходят в майне.

Вася почувствовал легкий удар ногами и понял, что опустился на дно или встал на бревно. Теперь надо было осмотреться в этой коричневой темноте, перевести дух и собраться с мыслями.

— Чариков, чего молчишь? — спросил старшина. — На грунте?

— На грунте.

— Доложи, как следует! — приказал старшина, и Вася уловил в голосе Суптели жесткие командирские нотки. — Доложи ясно и четко!

— Есть! Нахожусь на грунте, самочувствие нормальное, видимость плохая.

— С места не двигайся, — сказал старшина, — глаза сейчас привыкнут. И первом делом посмотри над собой — не висит ничего?

— Есть осмотреться!

И оттого что он слышал спокойный голос старшины и так четко отвечал на его приказания, у Васи начал пропадать страх. На душе стало легче и даже радостно от мысли, что вот он, как настоящий водолаз, стоит себе на грунте и разговаривает, как ни в чем не бывало.

Вася завертел головой, глядя то в левый, то в правый иллюминатор. Глаза действительно стали привыкать, и не такой уж эта темнота была черной, как показалось сначала. В этой темноте выделялась еще большей своей чернотой гора бревен, рядом с которой он, оказывается, стоял. Вася посмотрел наверх. Нет, над ним ничего не нависло. Козырек бревен под водой — самое опасное. Вверху Вася видел мутный коричневато-зеленый свет майн, словно два окна в темной стене льда. Рассеянным свет из них слабо освещал черную гору бревен справа, густую темноту слева и еще что-то совершенно непонятное по очертаниям впереди. К окнам во льду летели пузырьки воздуха из золотника, улетали шустрой стайкой мелких серебристых рыбок, устремившихся наперегонки. И от этого Васе стало еще легче, и он усмехнулся своим недавним страхам.

— Чариков, осмотрелся? — спросил Суптеля.

— Осмотрелся! — бодро ответил Вася.

— Спускаем трос. Гляди.

Вася поднял глаза и увидел, как в левом окне возникла тень и стала удлиняться, пока не превратилась в черную змею, спускающуюся прямо на Васю. Цепь колыхалась и от этого еще больше походила на живую змею. Этой цепью Вася должен стропить бревна. Она прикреплена к тросу, а трос к барабану лебедки. Цепь беззвучно опустилась к ногам и покорно свернулась черным клубком, как прирученная факиром змея. Легкий дымок ила поднялся кверху, и Вася близко, за иллюминатором, разглядел всплывающие разлохмаченные волокна коры и еще какие-то хлопья.

Глаза Васи привыкли к темноте и довольно хорошо различали предметы вокруг, как будто все увеличивалось и увеличивалось освещение. Хаос, переплетение бревен, торчащих в разные стороны, как стволы пушек, производили мрачное впечатление. Все в черноте, в безмолвии и затаенной угрозе. И в сущности, ничего сейчас не связывает его с верхом. Нельзя же всерьез принимать пеньковый сигнал или шланг, ведь это просто два ненадежных нерва, которые очень легко оборвать. Вот появится что-нибудь такое (Вася не мог представить толком, что именно) из-за бревен — щелк зубами! — и все! С одного маху перекусит эти ниточки.

— Внимательно осмотрись, — раздался голос старшины. — Застрапливай только те, что сверху лежат.

Еще наверху старшина пояснил, что стропить бревна как попало нельзя, могут сорваться при подъеме. Дергать из кучи тоже нельзя — может произойти обвал, и тогда…

Вася взял цепь и стал обводить ею два бревна, лежащих на самом верху. Надо было просунуть цепь между бревнами, и для этого пришлось лечь плашмя. Вася уже совсем было охлестнул бревно, когда сделал неловкое движение, и воздух, который он держал в скафандре до пояса, мгновенно проник в ноги. Не успел Вася осознать до конца, что произошло, почему вдруг его ноги стали задираться вверх, как уже висел вниз головой. Шланг зацепился за одно из бревен. Поначалу Васе показалось, что он летит вверх, и он со сжавшимся сердцем ждал удара об лед. Где-то в сознании мелькнула мысль: «Только бы не иллюминатором!» Стекло от удара могло лопнуть или вылететь из зажимов. И он ужаснулся этой мысли.

— Что там у тебя? — спросил старшина. — Чего задышал?

— Перевернуло.

— Зацепился?

— Ага.

— Подожми ноги, стравливай воздух! Падай на бревна и отцепляй шланг.

— Ага.

— Не «ага», а «есть»! — строго сказал Суптеля.

— Есть!

Вася висел в толще воды, как поплавок, вверх ногами, и кровь приливала к голове. Он напрягался, пробовал поджимать ноги под себя, но скафандр, раздутый воздухом, не подчинялся.

— Ну что? — тревожился наверху Суптеля.

— Не могу. Сил не хватает.

Наверху секундное молчание, и снова голос старшины:

— Слушай меня внимательно. Сейчас перестанем качать воздух, а ты стравливай свой до конца. Когда упадешь на грунт, цепляйся за какое-нибудь бревно. И сразу скажешь, что на грунте. Мы дадим воздух. Это всего минуту — ерунда. Не дрейфь. Все! Перестаем качать.

Шипение воздуха в шлеме стало тише, потом совсем прекратилось, будто тот, кто так шумно дышал все время в затылок, теперь выпустил дух. Гробовая тишина наступила в скафандре. Это самое страшное, когда под водой перестает поступать воздух — жизнь. И Васю охватил ужас. Он отчаянным усилием вцепился в шланг и стал подтягиваться книзу, одновременно поджимая ноги и стравливая головой остаток воздуха через золотник в шлеме. Почувствовал, как начал падать.

— Падаю! — в страхе заорал он. Ему казалось, что он падает куда-то в бездну.

— Добро, добро, — спокойно сказал старшина, как будто речь шла о чем-то совершенно незначительном. — Как упадешь совсем, так скажешь.

Этот невозмутимый голос на миг принес успокоение. Но в золотник стала поступать вода. Бульканье и нехватка воздуха снова перепугали Васю. Не успел он крикнуть, как ударился обо что-то твердое. Перехватило дыхание.

— Воздуху! — заорал он осевшим от страха голосом.

— Даю. Держись, — все так же спокойно сказал старшина. — Крепче держись.

Не успел Вася сообразить, что значит «держись», как зашипело в шлеме и, обтекая горячие мокрые щеки, живительный воздух стал наполнять скафандр. О-о, никогда еще так не радовался Вася воздуху, простому воздуху, к которому все привыкли наверху и которого не замечают! Вася жадно, ненасытно хватал ртом пахнущую резиной и спиртом смесь и боялся нажать на золотник, чтобы стравить лишнее давление в скафандре. Здесь-то он и прозевал тот предел объема воздуха, который допустим в скафандре. Вспомнил об этом только тогда, когда его уже оторвало от грунта, и он полетел вверх, как пробка из бутылки шампанского. Вася яростно нажал головой на золотник, но было уже поздно. Он летел все стремительнее и стремительнее, чувствуя, как все больше и больше раздувается скафандр.

Удар об лед пришелся спиной, грузами. В ушах зазвенело, в глазах пошли круги, и Вася почувствовал, как с силой его тащит подо льдом к майне, светящейся неподалеку.

Его вытащили на лед оглушенного, перепуганного, обалдевшего. Когда Леха открыл передний иллюминатор, из скафандра ударил воздух и водолазная рубаха из непомерно раздутой стала выпотрошенным мешком.

— Чего не травил воздух? — орал Леха. — Рубашка лопнула бы!

С Васи сняли шлем.

— Ну, нет, хлопец. — Суптеля внимательно глядел на Васю. — Больше ты под воду не пойдешь. Отвечать за тебя! Дежурь да кашу вари.

— Хорошо не иллюминатором об лед, — сказал Леха. — Крышка бы, деревянный бушлат.

Вася не отвечал, он даже плохо слышал, что говорили ему (в ушах еще звенело от удара). Он думал о том, что никогда, ни за что не пойдет в воду. Хоть в штрафной батальон — не пойдет!

Восьмого марта в клубе был вечер. Женщины пришли принаряженные и от этого похорошевшие.

Фрося с голубыми серьгами в ушах и в желтом платье, встряхивая белобрысыми кудряшками и посмеиваясь, говорила что-то Дарье и стреляла разноцветными глазами на матросов. Дарья, одетая в белую кофточку и черную прямую юбку, слушала молча, и с губ ее не сходила задумчивая улыбка. Васе казалось, что улыбается она совсем не словам подружки, а какой-то своей заветной думке, оттого и горят жаром ее щеки и удивительной синевой светятся глаза под темными дугами бровей. Поправляя каштановые волосы, гладко зачесанные назад и собранные в тугой тяжелый узел, она поглядела на Леху тягучим ожидающим взглядом, и Леха вдруг расцвел и подмигнул, но подмигнул не так, как всем подмигивал, а как-то особенно, и Дарья в ответ посветлела лицом.