Жизнь начинается снова. Рекламное бюро господина Кочека (сборник)

На второй день плавания Лиза заметила двух детей — семилетнего мальчика и девочку лет пяти, бегающих по палубе. Когда дети, устав от беготни, присели возле нее, Лиза заговорила с ними. Они пришли в восторг оттого, что она говорит с ними на их родном языке.

— В Италии никто нас не понимал! Итальянцы такие невежественные, не знают немецкого языка, — сказал мальчик.

Подошла молодая женщина.

— Вот вы где! Мои дети не наскучили вам? — спросила она улыбаясь.

— Мы только что познакомились, — ответила Лиза, — и потом, они такие милые!

Женщина, продолжая улыбаться, протянула ей маленькую руку:

— Гертруда Дитрих!..

Лиза назвала себя.

Они разговорились. Выяснилось, что Гертруда — жена директора немецкого банка в том самом городе, куда должна была поехать из Италии Лиза. Они всем семейством проводят отпуск в Италии.

Подошел рослый мужчина с рыжими усами, в белом костюме.

— Познакомьтесь, мой муж Иоганн Дитрих, — представила его Гертруда, а сын ее сказал:

— Папа, знаешь, фрейлейн Марианна разговаривает по-немецки, как мы!

— Очень приятно. — Дитрих поклонился. — По-видимому, фрейлейн немка?

— Не совсем, — ответила Лиза. — Отец мой словак, а мать немка из Восточной Пруссии. Хотя и ношу фамилию отца, но его помню плохо, — он умер, когда мне было три года, и мы с мамой остались одни.

— Насколько мне известно, национальность по закону определяется по отцу! — сказал Дитрих.

— Ну, какая же я славянка! Не знаю ни одного словацкого или чешского слова…

— Приведенные вами доводы кажутся убедительными, — в самом деле, вы не только рождены немкой, но и воспитаны ею. Следовательно, вас можно считать немкой. Немкой от смешанного брака, — подчеркнул все же Дитрих. И спросил: — Вы тоже проводили отпуск в Италии?

— Нет, я учусь в Сорбонне. И мне нужно было собрать материал для дипломной работы… Сейчас направляюсь туда же, куда и вы… Ведь там, в окрестностях города, проводятся археологические раскопки не то древнеримского городища, не то военного укрепления под руководством профессора Николаи. Вот только не знаю, допустит ли он меня к раскопкам…

— Профессор Николаи большой оригинал. От него всего можно ожидать!

— Вы знакомы с профессором?

— Немного, — усмехнулся Дитрих. — По приезде мы попросим его оказать вам содействие. Думаю, что профессор не откажет. Как ты полагаешь, Гертруда?

— Разумеется, он не откажет тебе, Иоганн! — поспешила с ответом жена.

— Я буду вам так благодарна, герр Дитрих!..

Лиза была сегодня, что называется, в ударе: легенда об умершем отце и матери-немке пришла в голову мгновенно. Этот Дитрих, без сомнения, наци или сочувствующий им. Она сразу поняла, что случайное знакомство с немецкой семьей на пароходе может послужить ей мостиком для проникновения в немецкое общество города. И тут же, на ходу, приняла решение, что нужно использовать для знакомства с профессором Николаи не письмо из Чехословакии, а влияние директора немецкого банка в том городе, где ей предстояло некоторое время жить и работать. Конечно, она затеяла рискованную игру, но, как любит повторять Василий: «В нашем деле без риска нельзя. Только риск должен быть разумным…»

Настало время обеда. Девочка так и вцепилась в ее платье:

— Фрейлейн Марианна, пойдемте с нами, пожалуйста!

— Действительно, почему бы вам не пообедать с нами в первом классе? — обратился к ней Дитрих.

— С удовольствием, я только должна переодеться!

За табльдотом, кроме Лизы и семьи Дитрих, сидел еще мужчина средних лет, круглолицый, чисто выбритый, с солидным брюшком. Когда Дитрих представил ему Лизу, он церемонно поклонился и сказал:

— Альберт Соковский к вашим услугам!

Гертруда шепнула Лизе на ухо:

— Очень влиятельное лицо в нашем городе!..

За обедом больше и громче всех говорил Дитрих. Соковский, сказав две-три незначительные фразы, пил свое пиво.

— Наш город очень красив, фрейлейн Марианна, — говорил Дитрих, обращаясь к Лизе. — Много зелени, большая река, внушительных размеров парки и площади. Поживете у нас — и вам не захочется возвращаться обратно, к своим изнеженным французикам!

— Но они вовсе не мои! — ответила Лиза, мысленно попросив прощения у французских друзей.

— Однако вы, немка, предпочли учиться не в Германии, а избрали Сорбонну.

— Это зависело не от меня. Мой дядя, мамин брат, переехал в Париж и взял меня с собой, — у него нет своих детей…

— Чем он занимается, ваш дядя, в Париже? — Дитрих без малейшего стеснения задавал вопрос за вопросом, словно вел допрос подсудимого, а не беседовал за столом с девушкой.

Это заметил даже Соковский.

— Ну знаешь, Иоганн! — пробурчал он.

— Но ведь нужно знать своих попутчиц!.. Надеюсь, фрейлейн ничего не имеет против моих вопросов?

— О, разумеется, — ответила Лиза, улыбаясь. — Мой дядя коммерсант и довольно богатый человек.

— А ваша мать живет в Чехословакии?

— Да, у нее там небольшой стекольный завод — наследство отца.

— И много дохода приносит этот завод?

— Думаю, что да. Иначе мама не стала бы жить среди словаков, а переехала бы к себе на родину, в Восточную Пруссию, или к дяде в Париж, — он ее все время зовет.

— Ничего! Скоро немцы будут чувствовать себя в Чехословакии совсем по-другому, — вашей маме недолго терпеть! — сказал Дитрих, переглянувшись с Соковским.

Обед подошел к концу, и мужчины, извинившись перед дамами, поднялись на палубу покурить.

Лиза занялась детьми. Пока убирали со стола, она мастерила им из бумаги разных птиц, потом села за пианино, и под ее аккомпанемент дети пели и танцевали, а фрау Гертруда, сидя в сторонке, с улыбкой смотрела, как ее дети веселятся в обществе этой малознакомой девушки…

Вечером, сославшись на головную боль, Лиза рано ушла к себе в каюту. Она долго лежала неподвижно с открытыми глазами и думала, что пролог к спектаклю сыгран как будто неплохо. Сыграть бы взятую на себя роль удачно до конца — до занавеса! Если бы Василий был здесь, он похвалил бы ее…

Напряжение дня давало себя знать, — голова и вправду разламывалась. Лиза только сейчас поняла, как она устала за эти несколько часов… «А что, если у тебя не хватит сил сыграть роль до конца? — спросила она себя и тут же ответила: — Зачем задавать такие глупые вопросы? Ты же видела холодные глаза Дитриха, — такие люди пощады не знают. Значит, нужно быть сильнее его!..»

Утром Лиза, свежая, отдохнувшая, поднялась на палубу. В Италии она успела загореть — лицо и руки приобрели бронзовый оттенок. Загар очень шел к ней, а белое платье из тонкого полотна подчеркивало цвет ее золотистых волос.

Утро было тихое — ни малейшего дуновения ветра. Вовсю светило солнце, дышалось легко. Тишину нарушал только шум двигателя. Пароход медленно плыл, оставляя за собой на искрящейся глади моря широкую полосу белой пены.

К Лизе подошел толстяк Соковский, в спортивном костюме, с толстой сигарой в зубах.

— Доброе утро, фрейлейн! Как ваша голова?

— Благодарю вас, все хорошо!

— Я всегда утверждал, что покойный сон лучший целитель, чем десять ученых врачей, вместе взятых! В этом платье вы выглядите просто очаровательно. Боюсь, молодежь нашего города, увидев вас, потеряет покой…

Подбежали дети Дитрихов. Соковский покосился на них и замолчал.

Обедали снова вместе. Дитрих расщедрился — заказал вина. Он был в превосходном настроении и после обеда попросил фрейлейн Марианну сыграть что-нибудь.

Лиза не заставила долго уговаривать себя, села за пианино и сыграла вальс Шуберта.

— Ба! Оказывается, помимо всех прочих ваших качеств, вы еще и отличная музыкантша! — воскликнул Дитрих и попросил ее сыграть еще что-нибудь.

За несколько дней пути дети привязались к Лизе, а у взрослых появились явные признаки расположения к ней. Они всегда вместе обедали и ужинали, вместе гуляли по палубе, Лиза часто играла им немецкую классику. Накануне приезда, когда все собрались вечером на палубе и любовались лунной дорожкой на море, Дитрих спросил Лизу: