Погоня в тумане

Непоседливый помощник ушел, и Денисов смог, наконец, спокойно подумать. Он вернулся к загадочному слову «дырбулщил». Где-то когда-то он уже слышал его. Но где и когда?

«Ерепень» и «дырбулщил»… Ну, хорошо, «ерепень» — от «ерепениться». Хоть какой-то смысл есть. Но — «дырбулщил»?!..

— Ах же, черт! — Денисов стукнул ладонью по столу и засмеялся.

Да ведь это же — знаменитая литературная бессмыслица! Алексей Крученых, один из кубофутуристов, когда-то объявил — для общего читательского обозрения, — что в словосочетании «дыр-бул-щил» больше поэзии, чем во всей русской литературе.

Но какой смысл вкладывал в эту тарабарщину радист?

«Признаюсь, но только не вам»

Денисов сидел з кабинете следователя и, хмурясь, рассматривал полученные из Костромы и Свердловска ответы на запросы. Василий Иванович Спиридонов проживал в Костроме с детских лет до призыва в армию, — значилось в первом из них. Свердловск подтверждал, что Спиридонов служил на Урале, недавно демобилизовался.

Где правда?..

Ввели Спиридонова. Он непринужденно поздоровался, на лице его было безмятежное спокойствие. До сих пор арестованный вел себя совершенно естественно, сейчас — переигрывал: он не мог быть таким спокойным.

— Как чувствуете себя, Спиридонов? — приветливо начал Денисов. — Вид у вас отличный.

— Еще лучше будет, когда выпустите!

— От вас зависит. Узнаем, как вы попали к нам, и — пожалуйста, выходите.

— Я уже объяснял — поездом.

— Что-то не получается поездом…

— Вполне получается. Поезд двадцать девятый, вагон одиннадцатый. Плацкартный.

— Да, вы уже говорили — одиннадцатый и плацкартный. Хотелось бы поверить вам… А проводников вагона, в котором ехали, вы сможете вспомнить?

— Обыкновенные. Две женщины.

— А какие?

— Не присматривался. Своя на Урале, скоро сюда вызову.

— Чтобы молодой парень не заметил двух девушек, не полюбовался, какие хорошенькие…

— Стариком буду на девчонок заглядываться! Пока не старик.

— Неужели и причесок их не запомнили? Оригинальная прическа если…

— Перманентов недолюбливаю. А крашеные патлы — смерть моя.

— Поэтому и не заглядывались, что одна с перманентом, а у другой крашеные патлы?

— Поэтому. Устраивает вас теперь?

— Нет, Спиридонов, и теперь не устраивает. — Денисов положил перед арестованным две фотографии. — Обратите внимание: одна из проводниц — весьма пожилая. Другая, точно, девчонка, но у нее — коса, и красивая коса, а вовсе не перманент и не крашеные патлы. Как же вы так опростоволосились, а?

Голос Спиридонова зазвучал зло:

— Говорю вам, к чужим женщинам не присматриваюсь! У меня своя — ревнивая.

— Убедительно… Но другая беда, Спиридонов. И проводницы вас не помнят. Показывали вашу фотографию, вот эту. — Денисов положил и ее. — Ни одна вас не вспомнила.

— А чего меня вспоминать? Я к ним не лез. В вагоне не хулиганил.

— Человека вашего роста — да не заметить? Да еще красивого!.. Нет, Спиридонов, объяснение не годится, поищите другое.

Спиридонов подумал.

— Возможно, я спутал номер вагона.

— Не мало ли этого? — посомневался Денисов. — Говорите уж прямо — спутал номер поезда! И вообще — приехал не в этот день, а в другой… Так вот, Спиридонов, все ваши возможные отговорки заранее проверены. Вас не было в других вагонах, не было в других поездах, не было в другие дни. И на самолете вы не прилетели. И в дальних рейсовых автобусах вас не видели. Что теперь скажете?

— Что-то не слышал пока толковых вопросов. Пустяки какие-то высвечиваете.

— Поговорим не о пустяках… С каким заданием вышли из моря на берег Курской косы? Кто вас снарядил и направил? Где оставили акваланг и прочий багаж? Кто ваши товарищи? Где они?

У Спиридонова засветились насмешкой глаза. Он ничуть не походил на припертого к стенке преступника.

— Слишком много вопросов, гражданин подполковник. Столько у вас неясного, что мне одному не распутать… Боюсь, чепуху какую-нибудь скажу, будете потом обижаться.

— Чепуху вы можете. Всякую ерепень. — Денисов следил за лицом арестованного. Не было заметно, чтоб это словечко как-то подействовало на Спиридонова. Денисов повысил голос: — Будете отвечать на вопросы?

— Вам — нет!

Ответ был таким неожиданным, что Денисов растерялся.

— Как вас понимать?

— Буквально. Кому другому признаюсь, только не вам.

— Почему?

— Звездочки на ваших погонах не устраивают. Маловаты. Мне бы генерал-лейтенанта. В крайности — генерал-майора.

— Такие у вас большие тайны, что не всякому следователю можете доверить?

— Точно…. Подполковник не понимай. Но супран, — сказал он неожиданно по-литовски и так чисто, что Денисов и следователь переглянулись.

— У вас, сколько слышу, способности к языкам, — хмуро заметил Денисов.

— Есть небольшие. Лингвист-практик. Когда освободите, пойду по научной линии.

— Раньше надо освободиться. Еще раз спрашиваю — будете отвечать?

— Еще раз отвечаю — да, но не вам. Отвезите меня в Москву или пусть оттуда приедет ответственное лицо. А сообщение будет сногсшибательное, это гарантирую!

И Спиридонов демонстративно закинул ногу ₍ на ногу…

В погранотряде Денисову сказали, что Говоров просил подъехать или позвонить. Денисов позвонил.

— Сообщение со стройки, — сказал Говоров. — В отдел кадров явился некий Эдуардас Вальдис, молодой, высокий, литовец по национальности, по-русски говорит не чисто. Просится на должность каменщика. Документы в порядке. Его приняли, выписали пропуск с завтрашнего дня на территорию стройки. Утром он должен явиться на работу. Арестуете?

— Ни в коем случае, Аркадий Степанович! Проследим за его поведением. Хорошо бы получить фотографии его самого и всех, с кем он встретится или заговорит.

— В этом поможем…

Денисов занес в блокнот события дня. Событий было не так уж много. Но в розыске наступил поворотный пункт. Отныне разрозненные факты будут увязываться воедино, в глухих тупичках загадок забрезжит свет истины.

Он перечел записанные на отдельном листке шесть пунктов, задумался над последним из них:

«6. Отвлекающая группа должна в ближайшее время появиться в границе обзора».

Она уже появилась. Отвлекающая группа — Спиридонов, он же Семенов, и неведомый пока радист. Надо теперь детально проанализировать их поступки.

Начнем со Спиридонова. Спиридонов, попавшись, начал с заявления, что приехал поездом из Свердловска. Он не мог не знать, что такая нехитрая ложь не надолго запутает следствие, что жизни ей — день или два. Ему, стало быть, важны эти день или два. Нынешнее его наглое требование преследует ту же цель — еще день или два оттяжки. Почему он это делает? Оттого, что струсил и боится скорого наказания? Для того, чтоб оттянуть неизбежную кару? Нет. На струсившего он не похож: держится уверенно. Даже бывалый разведчик, провалив операцию, не сохранил бы такой завидной ясности духа, такой стойкости характера. А Спиридонов — юнец, сопляк, ему еще негде было набраться опытности и хладнокровия.

Отсюда вывод — задания своего он не провалил. Ни тогда, когда удирал от пограничников, ни тогда, когда без борьбы сдался им, ни тогда, когда врал о поезде, ни теперь, когда требует следователя с генеральскими погонами. Он благополучно выполняет программу, вот где корень его спокойствия. Он не терзается страхами, не язвит себя упреками, что не справился о делом. Возможно, даже гордится собой — качу и качу в предписанную сторону, как на шарикоподшипниках! Но что он выигрывает этим? Ничего, кроме нескольких дней. Это и есть его задание — выиграть несколько дней.

На листке появился новый пункт:

«7. Спиридонов, заполнял собой внимание розыска, отвлекает от какой-то акции, срок которой — несколько дней».

Ту же задачу ставит себе и неведомый радист. Если так, то его передачи не несут в себе опасной для нас информации, а предназначены дразнить и раздражать. «Ерепени» и «дырбулщилы», полосующие эфир, — лишь технически усовершенствованный красный плащ, которым взмахивают перед мордой быка. На радиста можно было бы вообще теперь не обращать внимания. Но лучше выловить его поскорее, особого сопротивления он не окажет. Дорого продать свою жизнь — такое действие у него не запрограммировано.