Заслон<br />(Роман)

Но пристально следившие за продвижением повстанцев интервенты высадили на разъездах Черновском и Юхте несколько эшелонов своих войск, перебросив часть их на Чудиновку и тем самым закрыв для повстанцев единственный свободный выход. Узнав об этом маневре, восьмитысячная армия снова была на ногах и двинулась на Чудиновку.

Труден был ночной переход через речку Перу. У Перы причудливый нрав и извечные капризы. В ту трагедийную ночь она дала глубокую наледь, над которой густыми клубами поднимался туман. Обувь идущих вброд повстанцев быстро намокла, и многие из них получили здесь тяжкие, неизлечимые недуги. Но тогда не время было думать об этом, впереди предстоял бой, и они стремились к бою…

Засевшие в сопках неподалеку от Чудиновки японцы встретили русских пулеметным огнем. Повстанцы оцепили сопки. Под завесой тумана, без единого выстрела, ориентируясь на беспорядочную трескотню вражеских винтовок, они поднимались вверх по заснеженным склонам. И только полностью окружив интервентов, открыли ураганный огонь. За три часа этого беспримерного боя повстанцы полностью уничтожили японский отряд в четыреста человек и захватили добрые трофеи: пулеметы, винтовки, ящики снарядов и патронов, теплое обмундирование и медикаменты.

Не успели остыть от боя и перевязать раненых, как разведка донесла, что на разъезде Юхта высадился новый полуторатысячный отряд японцев и они уже двинулись на Чудиновку. Повстанцы окружили и этот отряд, но силы их уже иссякали, после нескольких часов упорного боя японцы прорвались в деревню. Здесь они перебили размещенных в школе раненых и обмороженных партизан и завладели частью обоза.

Однако в это же самое время повстанцам удалось захватить японскую батарею и ее повернули в сторону Черновского разъезда, на который прибыл еще один крупный японский отряд. Вскоре загорелись расположенные справа и слева от разъезда деревянные мосты. Не ожидавшие такого приема интервенты приказали машинисту дать полный ход и направить состав через горящий мост. Но он выполнил только первую часть приказа: дав задний ход, машинист выпрыгнул из паровоза. Никем не управляемый состав, проскочив горящий мост, рухнул под откос…

От боя к бою шла повстанческая армия, мужественно перенося голод, холод и бессонные ночи.

В Павловке выяснилось, что японцы стянули сюда крупные силы и повстанцы окружены. Положение было неблагоприятно для повстанцев: вокруг лежало открытое пространство, отступить незаметно некуда, от врага не уйти. Взвесив все, штаб принял решение дать бой. японцам.

Подойдя к небольшому холму, двигавшаяся со стороны Бочкарево головная колонна японцев развернулась и пошла в атаку. Подпустив врага на близкое расстояние, повстанцы ударили из шести пулеметов и одну за другой скосили четыре вражеские цепи; но из-за холма выдвигались новые колонны, и казалось, им не будет конца.

В самый разгар боя несколько снарядов попало в японский обоз; дико заржав, перепуганные кони бросились врассыпную, и три груженные снарядами подводы попали в руки повстанцев. Однако под натиском превосходящих сил противника правый фланг повстанцев уже начал отступать…

Бой у Павловского кладбища, начавшийся ранним февральским утром, закончился только к ночи. В этом бою повстанцы понесли тяжелые потери: двести шестнадцать человек было убито и около трехсот ранено. Потери японцев исчислялись тысячами.

И как обычно, ворвавшиеся в Павловку интервенты добили расквартированных у крестьян раненых повстанцев.

…Белый террор гуляет по области, белый террор захлестнул Благовещенск.

9 марта, после нелепой комедии суда, предательски был убит захваченный интервентами Федор Никанорович Мухин. 22-го запылала поилица и кормилица амурских партизан бесстрашная Ивановка.

Было по-весеннему солнечное утро. Безмятежно голубело небо. Деревня праздновала день сорока святых великомучеников.

Степенно шествовали в церковь старики и старухи, матери несли на руках младенцев. Бежали, дробно постукивая каблучками, принарядившиеся девчата, веселыми стайками озоровала звонкоголосая детвора.

Праздничная обедня близилась к концу, когда что- то со свистом пронеслось над церковью, тяжело грохнулось на ледяную гладь озера и разметало во все стороны острые осколки льда. В зияющей пробоине вспенилась темная вода.

— Никак бьют из орудия! — подивился вслух Аким Кирей, бывший участник русско-японской войны, и, почуяв неладное, стал проталкиваться к выходу. За стариком кинулись односельчане, в дверях началась давка. Когда выбрались на паперть, оказалось, что в селе уже загорелось несколько домов. Перепуганные жители большого и богатого села бросились в сторону полей, к заимкам, но подошедший из Дмитриевки отряд японских солдат уже оцепил Ивановку и не выпускал из нее никого. Артиллерия била по селу, кавалеристы рубили саблями тех, кто пытался вырваться из окружения. А в разных концах села вспыхивали все новые и новые дома. Только к двум часам дня прекратился орудийный обстрел. В село входил карательный отряд.

Началась дикая расправа над мирным населением: японцы и казаки врывались в дома и убивали старого и малого.

Кому могли причинить зло сточетырехлетний Андрей Баринов, или молоденькая Хмелева с грудным младенцем на руках? Ребенка успел выхватить ее деверь, почти подросток. У кого поднялась рука, чтобы заколоть штыком и его и ребенка? Дмитрий Макаренко, отец одиннадцати малолетних детей, поставил перед собой двоих близнецов:

— Я не воевал с вами и не стану. Мне нужно поднимать ребятишек.

Он был убит наповал.

В восточной части села интервенты согнали на усадьбу Мысака захваченных мужчин. Восемнадцать из них они расстреляли, а остальных живыми сожгли в амбаре, наполненном зерном.

На берегу речки Будунды ивановцы сумели сберечь чудесную березовую рощу. Живя в безлесной амурской степи, они топили печи соломой, ездили за десятки верст, чтобы прикупить дровишек, и строго взыскивали с детей за каждую сломанную ветку. Роща была их гордостью и радостью.

И вот сюда, на сбегавшую к речке солнечную поляну, каратели согнали более сотни мужчин. Поставили их на колени в таявший под весенним солнцем снежок и скосили из пулемета.

Старика Бамбуру казаки отвезли на заимку, зверски пытали и сожгли живьем. Молодую жену партизана Лукерью Вивдич японцы вывели за село и прикололи к мерзлой земле штыком. Когда загорелась министерская школа, пятнадцатилетняя ученица этой школы, Нюра Куцева, собрала перепуганных малышей и бросилась с ними к дому, в восточную часть села. Все они благополучно миновали мост через речку Маньчжурку, но здесь детей схватили каратели и расстреляли.

Двести пятьдесят семь мужчин, женщин и детей сожжено и убито при разгроме Ивановки. Двести пятьдесят семь великомучеников, погибших в день легендарных сорока святых!

А на следующий день командующий японскими войсками в Амурской области генерал-майор Ямада объявил: «…печальная участь села Ивановского постигнет всякий населенный пункт, который оказывает содействие большевикам или же сделает попытку выступить против японской армии…»

В ночь на 26 марта японцы взяли из благовещенской тюрьмы 18 партийных и советских работников. Только двоим из них удалось спастись, остальные были зверски казнены у каменного карьера.

Интервенты сожгли дотла деревню Круглую, пожарищами и трупами отметили свое пребывание в Черновской, Красном Яре, Павловке, Васильевке, Рождественке, Сохатино…

Измученная непрерывными переходами и отягощенная огромным обозом с больными и ранеными, являвшимся удобной мишенью для врага, повстанческая армия была уже не в силах предотвратить эти зверства.

Весна принесла с собой вязкое бездорожье, бескормицу и нужду. Неудачные бои под Павловкой и Бочкарево оставили партизан без боеприпасов. А крестьянские руки властно, как магнитом, притягивала к себе земля, ноздри жадно втягивали ее добрые запахи. Подходила пора пахоты и сева и будила дремавшие втуне инстинкты амурских хлеборобов. Многим-многим захотелось в эти дни домой.