Галя Ворожеева

— С каким бы ты парнем могла подружиться? Какой он должен быть? — спросил Виктор.

— Да уж не такой, как ты, — пошутила Галя.

— А ты меня знаешь?

— Пока еще нет.

— Ну, так знай: я — хороший!

И они засмеялись…

После танцев пошли домой вместе. Галя, Тамара и Маша пели:

Шурка, Стебель и Виктор шли молча.

Когда подошли к дому Сараевых, Виктор пригласил всех к себе.

— И правда, девочки, нужно попроведать Надежду Ивановну, — воскликнула Тамара.

Шурка и Стебель постеснялись зайти и отправились домой.

Надежда Ивановна, как всегда, по-утреннему свежая, светлая, встретила своих бывших учениц приветливо, шумно. Девчата сняли в сенках резиновые сапожки и надели туфельки, в которых танцевали. В нарядных платьях, они обрадовали учительницу и понравились ей.

— Ну, Виктор, держись, а то погибнуть можешь, — смеялась она.

— Тетя Надя, я уже погибаю, — отшутился Виктор, глядя совсем не на тетку, а на покрасневшую Галю.

— Так-так-так! Ясно, — певуче и многозначительно произнесла Надежда Ивановна, и все вместе с ней засмеялись.

Хозяйка провела их в комнату, где Сараев возился с телевизором. Он вскрыл его нутро со множеством всяких разноцветных проводков, батареек, винтиков, лампочек. Сараев что-то подвинчивал в таинственной утробе телевизора, что-то скреплял проволочкой тоньше комариного писка. Совхозный механик был мастером на все руки.

Сараев поприветствовал девчат.

— Снова барахлит? — спросил Виктор.

— Звук исчез, — ответил Сараев.

— Витя! Угости девочек квасом, — сказала Надежда Ивановна, — а я их угощу мясными пирожками.

Виктор вышел из своей комнаты, переодетый в клетчатую рубашку с рукавами до локтей и в мягких туфлях, очень домашний и приветливый.

Вот он принес два графина с квасом, который Надежда Ивановна готовила мастерски. Квас был такой холодный, что графины запотели и на них отпечатались пальцы Виктора. Он наполнил стаканы, сказал:

— Пейте! — и пропел:

Галя удивленно поглядывала на него.

Сначала девчата устремились к стеллажам с книгами. Тут была подобрана, пожалуй, вся русская классика. Отдельный шкаф заполняли томики поэтов.

У девчат разбежались глаза. Они листали книжки, рассматривали иллюстрации, прочитывали какое-нибудь стихотворение.

— Как хочется все прочитать, — проговорила Галя, — но хороших книг столько, что на них и жизни не хватит.

— И десяти жизней не хватит, — откликнулся Виктор. Он опустился на коврик у Галиных ног, сел по-восточному и открыл нижнее отделение шкафа. Там лежали его любимые книжки. Галя опустилась на колени рядом с ним, стала их рассматривать. Это все были книги о гражданской войне, о партизанах, о разведчиках, о войне с фашистами и еще книги о древней Руси, об Иване Грозном, о Петре Первом, о Разине, о Пугачеве. Отдельно стояли тома Фенимора Купера.

Сама Галя решила перед институтом перечитать все книги, которые она проходила в школе. Поэтому она попросила у Надежды Ивановны «Войну и мир».

— Бери, бери, — сказала учительница, — только обверни газетой. А сейчас идите к столу — хватит вам питаться одной духовной пищей! — и она принесла узорно-красное блюдо с горкой пирожков.

Холодный, ядреный квас так и бил в нос. Галя с наслаждением выпила полстакана и взялась за пирожок.

— Ну, как вы, девочки, поживаете? — спросила Надежда Ивановна, подсаживаясь к столу.

— Я лично плохо живу, — вдруг заявила Тамара. — Галя вот и Маша — они все могут, а я ничего не могу.

— Как это не можешь? — удивилась Надежда Ивановна.

— Просто меня заела лень-матушка, — пожаловалась Тамара.

Все засмеялись.

— Правда-правда! Вот возьмите Галю. Она и работает, и занимается. А я каждое утро говорю себе: «Вечером начну заниматься, вспомню все за десять классов». А приходит вечер, и я бью баклуши. И не могу заставить себя сесть за учебники. — Тамара тяжело вздохнула. — Работа в парикмахерской мне осточертела, — продолжала она бичевать себя. — Придешь домой, поешь — и на диван завалишься, как Обломов. Я сидя и читать-то не могу! — в отчаянии воскликнула Тамара.

— Да ты что, Тамара? — все смеялась Надежда Ивановна.

— Вы думаете, я дура? Нет, я все понимаю, а вот сделать ничего не могу! И ведь мне все интересно. И девчата, и ребята меня любят — я веселая. И попеть, и поплясать могу. Ну, вы же по школе меня знаете. А коснись дела — я мямля какая-то. Не могу найти свое место. Так и болтаюсь между небом и землей. И ни деревенская я, и ни городская, а такое — какое-то… недоразумение. И вы не смейтесь! Ведь это страшно. Это же… Надо же менять свой характер!

— Ты, рыжая принцесса, напустила на себя бог знает что! — вступила в разговор Маша. — Ты меньше рассуждай, а больше делай.

— Вот в том-то и дело, что ничего делать я не могу.

— Чудачка! Да разве можно все время идти на уступки самой себе? — заметила Надежда Ивановна. — Преодолеть себя — вот что важно.

— Вы, конечно, правы! Мне надо думать и думать.

— А ты больше действуй и действуй, — наступала на нее Маша. — Ты, вообще, кем хочешь быть?

— Не знаю. Я ничего не знаю. Ничего не могу придумать.

— Ну, а почему ты решила, что парикмахером быть плохо? — спросила Надежда Ивановна.

— А чего же здесь хорошего?

— Вот тебе здорово живешь! Ведь людям-то плохо жить без парикмахеров. Просто невозможно жить без них. Я, например, не могу без тебя жить. Каждому хочется быть красивым. Стриги, брей, делай женщинам прически. Этого тебе мало? Ты ведь единственная на все село. Единственная! Ты нашла свое место, а не понимаешь этого.

Тамара ошеломленно смотрела на учительницу.

— Так что же, выходит, я живу так, как надо? — спросила она.

— Конечно! — Надежда Ивановна, смеясь, обняла ее.

Виктор и Сараев покуривали, попивали квасок и молча слушали.

— Ну, вот — с одной разобрались, — продолжала Надежда Ивановна. — А как у тебя дела, Маша?

— А чего у меня? У меня все в порядке, — откликнулась Маша. — Свиньи мои поросятся, поросята растут и директору на меня не жалуются. Сама я стараюсь свинству не поддаваться. Преодолеваю себя!

Сараев засмеялся и сказал о Маше:

— Она молодец. Настоящая хозяйка на своей ферме. Так меня взяла в оборот, что пришлось мне поднатужиться и оборудовать ей образцовый кормозапарник и транспортерную ленту для навоза.

— Ну, вот и хорошо, вот и хорошо, — улыбалась Надежда Ивановна. — А ты, Галя, как? Обуздала свой трактор? Слушается он тебя?

— Она сейчас ударилась в философию, — Виктор улыбчиво смотрел прямо в глаза Гале. — Мы с ней о добре и зле толкуем.

— Да ну тебя! — отмахнулась Галя.

Но разговор уже повернулся в эту сторону, и Гале все-таки пришлось отвечать на вопрос Виктора:

— Так все-таки что такое доброта, по-твоему?

Галя сразу стала серьезной и даже какой-то хмурой. Надежда Ивановна смотрела на нее с интересом, ждала ответа, и Галя заговорила только из-за нее.

— Я не умею объяснить, — сказала Галя. — В общем, по-моему, добрый человек — это который смотрит на жизнь светло, видит в ней много хорошего, радуется ей и еще — доверяет людям… Ну, я не знаю, как вам сказать об этом! Одним словом, добрый — это значит светлый человек.

— Человек может быть светлым и в то же время бесполезным, — заспорила Маша.

— А ты добрая? — вдруг спросила Галю Надежда Ивановна.