У светлой пристани

С Амура холодком пахнуло, и Светлана поежилась, обняла себя за плечи руками и не сводила глаз с Савелия, готовая в любую минуту расплакаться за его трудную жизнь и за свою, так непросто начинающуюся.

— Ну а потом меня кто-то из деревни пьяным на улице увидел, — продолжал Савелий. — Дошло до Таисьи, она и примчалась, и в самое время поспела, потому как дошел я уже до конца и выход передо мною только один был. Вот и вся история… Таких историй война тыщи наделала, а может, и поболе, — грустно заключил Савелий. — И скажу я тебе, Светлячок, нет ничего на свете лучше, чем доброта людская. От нее и наша сила идет. Я ведь теперь как заново народился, работу имею, уважение от людей, И если все тыщи этак — какая сила-то заново на ноги поднялась. Вот ведь как оборачивается дело.

Савелий тяжело поднялся, долго примеривался и далеко швырнул закидушку. Вначале лишь леска с легким шуршанием разматывалась, потом коротко булькнуло, и опять все стихло в ночи.

— Сильно она вас любит, тетя Тая, — прошептала Светлана, в задумчивости глядя на огонь, — я еще тогда догадалась, как она вам подарок передавала.

Савелий не ответил. Он стоял близко у воды, держал в руке леску и о чем-то думал, попыхивая папиросой.

Утром Светлана проснулась с непонятной радостью в себе. Еще и глаза не открыла, в постели лежала, а всю ее так и переполняло дивным светом и ожиданием чего-то хорошего, что' непременно должно сегодня случиться. И она долго лежала на спине, рукою трогая то место, где у женщин выпуклостям положено быть, а у нее лишь едва заметные бугорки обозначались. Но и это ее сегодня не печалило и горьких мыслей не вызывало, а было лишь радостно, до замирания и холодка в груди, радостно от того, что она есть на земле и есть сама земля, на которой живут прекрасные люди.

И Светка уже не могла лежать, а вскочила, и бросилась к окну, и отдернула штору, что скрывала от нее целый мир. Она настежь распахнула и створки окна и навалилась грудью на подоконник, глядя на ярко-зеленую листву, по-утреннему свежую, едва приметно трепетавшую от сизой струи воздуха и крохотных капелек росы.

Светлана не утерпела, потянулась и сорвала один лист черемухи и приложила к груди, и только теперь почувствовала, какое у нее горячее тело. Маленькая ладонь листочка плотно приникла к коже, вбирая в себя Светкин жар, Светкину боль и печаль, что еще вчера переполняли ее.

Светка закружилась по комнате, что-то и себе неведомое запела, схватила мыло и полотенце и выскочила было в сени, но тут же вернулась. Быстро накинула халатик, мельком в зеркало глянула, поправила короткую прическу и вон из дома — на Амур.

Вышла на крыльцо, а половицы от росы, словно от дождя, мокрые, и в траве фиолетовые искорки сверкают, не иссушило их еще утреннее солнце, не обдул ранний низовик — такая в эту ночь роса была. И Светлана двор не протоптанной дорожкой, а травой перебежала, жмурясь от удовольствия и тихо вскрикивая.

«Что же мне радостно-то так? — думала Светлана, пробегая мимо огородов. — Что это такое случилось? Я ровно помешанная сегодня, а петь-то как хочется! А воздух какой! Его бы пить маленькими глоточками надо, вприкуску с солнцем, а еще лучше плыть теперь по такому воздуху, просто раскинуть руки и плыть и смотреть в небо, которому границ не видно. Как хорошо!»

Светлана выбежала на берег и замерла над самым обрывом, готовая и в самом деле широко раскинуть руки и броситься вниз, по воздуху спланировать к реке, и ей казалось сейчас, что сделать это — сущий пустяк.

Над Амуром тоненькими ручейками змеился белый туман. Он плотно обтекал плашкоут Савелия, и пристань сверху казалась потонувшей в светлом мираже. Она была такой крохотной, эта пристань, с маленьким домиком Савелия и длинным трапом на землю. Она словно бы заблудилась среди громадного простора реки и только на одно мгновение пристала к берегу, готовая каждую минуту отправиться в неведомое плавание, к далекому океану. И, наверное, хорошо бы было плыть на плашкоуте Светлане. Растопить печурку в домике, для кого-то приготовить чай, заботиться о ком-то и смотреть на проплывающие мимо берега, и запоминать все, на всю жизнь запоминать.

Тоненькая Светкина фигура в голубеньком халатике хорошо: выделялась на зеленом фоне деревьев. Стояла она над обрывом одинокая, счастливая, и халатик мягко обтекал ее талию, легонько трепетал выше колен, и стрижка под Гавроша так шла ей теперь, обнажая крохотную родинку ниже левого уха.

И в это время, безжалостно руша всю прелесть утренней тишины, внезапный и сильный, поплыл над рекой, пристанью и деревенькой короткий, требовательный гудок теплохода. Светлана вздрогнула и поникла плечами, и почти испуганно смотрела на громаду теплохода, медленно выплывавшего из тумана.

— Светка, чума ходячая, — послышалось за ее спиной, — а я-то думаю, кто там столбом встал. Ты купаться?

Верка подбежала, глянула равнодушно на теплоход, на плашкоу́т и неожиданно прижалась к Светлане, голову опустила.

— Ой, Светка, флюгер-то мой, паразит, присушил меня, что ли, своими поэмами. Во сне его стала видеть. Хотела отшить, а не могу. Вот же зараза попалась…

— Вера, ты возьми мое полотенце, — тихо попросила Светлана, — а я сейчас приду, и мы вместе искупаемся.

— Давай. Ты к своему капитану? Ох, Светка, зря. Такой парень по тебе сохнет, Сережка-то. Во сне твое имя говорит. А капитан что, по морям, по волнам, нынче здесь, завтра у соседки…

— Ты-то откуда знаешь про Сергея? — быстро взглянула Светлана на подругу и, как всегда в минуты волнения, ладони к лицу приложила.

— Флюгер мой рассказывает. Они рядышком спят. Ну ты беги, я тебя у старицы подожду, там песок мягкий. — И Верка, тяжело покачивая круглыми плечами, пошла по тропинке.

И Светлана неожиданно поняла, почему у нее сегодня такое настроение было, почему такой радостью ее с утра захлестнуло, Она видела Сергея во сне. И так видела, словно все это наяву происходило. И она целовала его, целовала в губы, в грустные и добрые глаза, как никогда и никого еще не целовала. И она плакала во сне от счастья, от любви к Сережке плакала, и это ее слезы ушли холодной росой на траву. Как же она не вспомнила это раньше…

Светлана медленно спускалась к пристани. Ей хотелось, чтобы теплоход не сумел почему-нибудь пристать к пристани, чтобы он ушел дальше и никогда больше не приходил.

А теплоход между тем уже ткнулся носом в плашкоут, и Савелий принял трос и накинул петлю на ржавый кнехт. Светлана увидела Вовку, и по тому, как он улыбался — снисходительно, с ласковой небрежностью, и как смотрел на нее прыщеватый вахтенный матрос и еще кто-то в форме, с необычной ясностью, поняла, что все знают о том, что у них случилось. Она побледнела и попятилась, прижимая руки к груди. Потом повернулась и бросилась бежать, уже не слыша, как громко и растерянно кричал ей Вовка с капитанского мостика и как Савелий тяжело остановился взглядом на нем, что-то сердито сказал и пошел в свою избушку, сильнее обычного припадая на деревяшку.

Она бежала по влажному песку, кустами боярышника, не чувствуя боли от ударов веток по лицу. Сухими глазами смотрела она перед собой и ничего не видела, кроме широкой понимающей улыбки вахтенного матроса и его пристального взгляда из-под белесых ресниц. И когда торопливо срывала халатик, что-то отвечала на тревожные вопросы Верки, она тоже ничего Не видела. И, лишь заплыв далеко от берега и почувствовав, как подхватили ее тугие струи мощного потока воды, она закрыла глаза и все увидела. И бездонное небо над собою, и землю в белом черемуховом дыму, и светлую пристань Савелия, мимо которой каждое утро тянулись вниз по течению молочные туманы.

1973 г.