Повесть о последней, ненайденной земле

…Маленький отряд исследователей Татарской сечи отправился в свой недолгий путь. Завтра снова дела и заботы, но сегодня целый день принадлежит только им и лесу.

Середина лета. На гарях колеблются под ветром волны цветущего иван-чая. В их алом разливе тонет все: и белые ромашки, и голубые колокольчики. Они — словно холодный, вечный отсвет когда-то бушевавшего здесь лесного пожара. Попав на первую такую гарь, ребята долго лазали по горелым пням, обирая крупную землянику. Все остальное вылетело из головы. Петр Петрович никого не торопил. Понимал, что и это для ребят — праздник. Он неторопливо бродил по гари, изредка нагибаясь за одному ему известной редкостью, и губы его машинально произносили звучные латинские слова.

Лена нашла целый земляничник около пышного куста иван-чая и нарочно молчала, чтобы не прибежал хитрый Валерка. Он всегда старался пристроиться к чужой находке. Рядом затрещал валежник, и послышался голос Нонки:

— Ой, что это? — И совсем уже дикий вопль — Петр Петрович!..

Лена бросилась на крик. Нонка сидела скорчившись и с ужасом глядела в одну точку: там на остром листе иван-чая примостилось настоящее чудовище! Большая гусеница с поднятым, как для прыжка, телом переливалась на глазах разными оттенками красного, коричневого и черного цвета.

— Она меня укуси-ила! — заплакала Нонка, показывая на гусеницу. — Она ядовитая, да?

— Кто укусил? Эта гусеница? Ну уж это ты фантазируешь, — спокойно сказал подошедший Петр Петрович, — Если бы она могла кусаться, зачем бы она стала тратить столько сил, чтобы тебя напугать? Ни одна гусеница вообще не кусается, а обороняться-то от врагов надо, вот они и выдумывают себе вид пострашнее. У этой и название подходящее: херокампа эль пенор, по-русски — «охотно сражающаяся». Только сражаться на самом деле она ни с кем не может. Смотри!

Петр Петрович осторожно снял гусеницу с листа и положил к себе на ладонь. Она сейчас же свернулась клубочком и замерла. Угрожающие красные полосы померкли, и вся она стала коричневая и совсем не страшная.

Лена протянула палец и потрогала холодное тело гусеницы, потом, внутренне содрогаясь, взяла ее в руки. Ничего не случилось! Воинственная пленница побывала по очереди у всех ребят и никого не укусила. И когда через несколько шагов Лена нашла еще одно такое же страшилище, она улыбнулась с гордостью: «Пугай, пугай, я все равно тебя не боюсь!»

По выходе с «земляничной гари» решено было за ягодами и грибами больше не гоняться — ведь не за этим же они пошли в лес. К девизу похода «Неизвестное — рядом!» ягоды и грибы не относятся. Петр Петрович не возражал, хотя по лицу его было заметно, что с таким решительным выводом он не согласен: неизвестное есть во всем и везде.

Лес никогда не повторяется. Те же самые ели, березы, сосны и осина все время встречаются в каких-то новых сочетаниях, и каждый раз кажется, что красивее этого места уже не будет.

К полудню отряд вошел в сквозную тень высокой березовой рощи. От реки в этом месте отделился рукав — старица, — весь заросший кувшинками и белыми лилиями. Лучи солнца превратили их цветы в золото и серебро…

Соблазн был слишком велик. Мигом скинув лишнюю одежду, ребята полезли в воду за цветами. Лена и тут опередила всех. Она нашла прибитое к берегу весенним половодьем бревно, села на него верхом и, загребая воду веткой, гордо поехала прямо на середину старицы. Остальные бултыхались у берега, путаясь в водорослях и стеблях кувшинок.

Девочка хорошо помнила, что обращать внимание нужно не на крупные и яркие цветы, а на самые незаметные. В коричневой стоячей воде жизнь била ключом. Кроме кувшинок, лилий и веерных метелок розового сусака, из воды торчали листья стрелолиста, бледные сиреневые цветы водокраса. Между ними плавала зеленая ряска, а под ней сновали юркие головастики и водяные жуки, скользили черные ленты безвредных конских пиявок, кишмя кишели личинки комаров…

У самого своего колена, там, где прямой луч солнца проникал до дна, Лена увидела невзрачный красноватый стебелек с двумя желтыми цветочками, похожими на цветы гороха. Стебелек свободно плавал на поверхности, ничем не держась за дно. Это показалось девочке интересным, она взяла растение в руку и поплыла обратно… Остальные ребята давно уже вылезли на берег и строили планы рыбной ловли.

— Петр Петрович, что это я нашла? — спросила Лена, показывая свою находку.

— Акулу — последовал серьезный ответ, — Только этот хищник из породы растений, а не рыб… Зовут его пузырчатка. Видите какие у него пузырьки на корнях? Ими он ловит всякую мелкую водяную живность — рачков, инфузории, — переваривает их и так существует. А с виду хорошенький цветочек.

Конечно, всем захотелось ловить «акул», но, как это бывает обычно, больше ни одной пузырчатки не попалось — зря кувшинки переломали…

Вода в старице была мутной от недавнего дождя, и глаза рыболовов горели от предчувствия успеха. Спешно вырезались удилища, разматывалась леска… Валерку послали копать червей в прелых кучах листа.

Петр Петрович выудил со дна старицы клубни кувшинки и нарезал из них поплавков. Белые, пористые, но непромокаемые кружочки плавали на воде легче пробки. Мальчики смотрели на них с восторгом: чего только не знает новый учитель! Правда, в одной книжке Кешка читал, что корни кувшинок могут заменять хлеб, но не очень верил этому. А поплавки из них получились замечательные!

В темной листве сусака водились окуни и, кажется, только и ждали того, чтобы их подцепили на крючок. Одна за другой серебряные, красноперые рыбки падали на траву и затем, насаженные на кукан, снова опускались в воду… Это был самый простой способ сохранить рыбу: продетая под жабры веревочка не давала ей уплыть.

Один раз совсем близко от беспомощных рыбешек выступила из тени острая морда щуренка. Петр Петрович сейчас же попробовал ловить на живца, но щуки оказались умнее окуней и даже не думали попадаться.

На сухом пригорке девочки разожгли костер и, чихая от дыма, чистили рыбу. Лена попробовала вычистить окуня, но скользкая рыбка словно уплывала из-под рук… Петр Петрович засмеялся, взял окуня, дернул его так, что внутри рыбы что-то хрустнуло, и потом стал чистить рыбу от хвоста к голове, двигая нож на себя. Чешуя слетала как по волшебству. Лена ждала, что он скажет: «И ничего-то вы, ребята, не умеете», но Петр Петрович промолчал…

Купание в старице, веселая возня у костра словно бы отодвинули недавнее. Лена уже спокойно вспоминала о том, что произошло после того, как она опрометью вылетела из бородулинской избы. Как тихая тетя Нюра кричала Фане страшные, чужие слова, как поддержала ее неожиданно подошедшая Романовна. И как обе они увели плачущую Лену домой, и грубое лицо Романовны уже не казалось ей злым, а у тети Нюры в глубоких бороздах морщин стояли слезы. И Лена поняла, что в любой беде она не одна: Романовна ее не осудит, так же как не осудили тетя Нюра и учитель.

— Ты чего это нос повесила? — спросил подошедший Кешка. Он небрежно и гордо потряхивал куканом, где среди окуней тусклым золотом отливали два больших линя.

— И не думала вовсе, — живо откликнулась Лена. — Ой, рыба какая красивая! Что это?

— Лини. Не видела, что ли, раньше? Они еще и не такие бывают. Во! — Кешка неопределенно махнул рукой, так, что линь мог получиться и с ладонь и по локоть, — Между прочим, я и еще кое-что знаю. Помнишь, Петр Петрович тогда ночью слова странные говорил, еще Валерка наш перепугался?

— И ты тоже, чего уж там Валерка, — ради справедливости заметила Лена, но Кешка пропустил это мимо ушей.

— Так вот это он называл по-латыни деревья, привычка у него такая. Я теперь тоже знаю: бетула альба — береза, пицеа эксцельза — ель, а болетус эдулис — грибы белые. Только и всего.

— Верно, что «только и всего». Три названия вызубрил и загордился, — Лена пожала плечами. Она и сама не знала, почему ей хочется дразнить Кешку, спорить с ним из-за любого пустяка. А еще хочется, чтобы он больше не уходил от костра. Сидел рядом и смешно хмурил белые брови. Непонятные, путаные желания…