Весны гонцы. Книга 1.

«Ну что ж, не судьба, значит», — сказала себе Алена, упрямо желая сохранить спокойствие безнадежности.

— А где Эдик? — спросил Женя. — Ведь уже без десяти десять.

— Что?!

Куда девалось мрачное спокойствие Алены! Только что пережитый во всех подробностях воображаемый провал был мгновенно забыт. Она рванулась на ступеньки, оглядела собравшихся у подъезда, глянула вдоль улицы вправо и влево, взбежала по лестнице в вестибюль, обыскала «колонный зал», взлетела на второй этаж — Эдика не было нигде. Не пришел! Потому вчера и не хотел репетировать!.. Она опять побежала вниз, и навстречу ей по лестнице уже поднимались Руль, Стелла Матвеевна, еще какие-то преподаватели, а за ними тянулись экзаменующиеся. У всех были партнеры как партнеры, ей одной достался недотепа — ну, как это можно — не явиться!

Глаша, поравнявшись, дернула Алену за рукав.

— Ты куда? Эдьки на улице нет. Надо сказать Галине Ивановне.

— Я сейчас с тобой срепетирую, — с готовностью предложил Женя.

— Что случилось? — перегнувшись через перила верхнего марша, спросила Агния.

— Партнер не явился, — ответила Глаша.

Агния всплеснула руками и быстро сбежала вниз.

— Безответственный человек! — категорически заявила Глаша.

— Страх какой! — громко вздохнув, прошептала малознакомая Алене худенькая девушка — Лиля Нагорная, огромные грустные глаза выразили детский испуг.

— Ужасно, ужасно, ужасно! — фальшиво восклицала Зина. — Я бы с ума сошла!

— Строганова, попрошу вас сюда! — послышался голос Галины Ивановны.

Секунда — и Алена уже была подле нее.

— Прежде всего — спокойствие, — Галина Ивановна ласково положила ей руки на плечи, — Вот Огнев предлагает подыграть вам. А пойдет ваш отрывок попозже.

Алена поглядела на Александра и подумала, что ей с ним как-то неловко, с Женей проще, и он больше подходит для Елеси, но и обидеть Огнева не хотелось. Она сказала нерешительно:

— Мне уже Лопатин предложил…

— Ну и хорошо. Лопатин, возьмите в библиотеке пьесу и идите со Строгановой сюда. — Галина Ивановна указала на дверь в аудиторию. — Начинайте разбираться, а я приду…

Алена принялась объяснять Жене ход отрывка, но в волнении говорила сбивчиво, а Женя пытался понять ее с полуслова, и все невпопад. Алена злилась, Женя не понимал, и к приходу Галины Ивановны, стоя друг против друга, точно петухи перед боем, они кричали одновременно:

— Да я влюблен или нет? Влюблен или нет? Скажи толком!

— Боишься целовать, потому что бедный, понятно? Ну, бедный, понимаешь, бедный!

— Тихо, тихо, тихо, тихо! И без паники, — сказала Галина Ивановна, взяв обоих за руки. — Времени у вас достаточно. Комиссию я предупредила — пойдете после перерыва.

Когда наконец сцена стала склеиваться, шумно распахнулась дверь, Глаша, Агния и еще несколько человек ворвались в аудиторию.

— Явился!

— Эдька Жуков явился!

Он вошел развинченной походкой, светлые волосы торчали ежиком, щеки и вздернутый нос покраснели, будто ошпаренные, на одном плече болтался накинутый пиджак.

— В чем дело, Жуков? Почему опоздали? — строго спросила Галина Ивановна.

Эдик неловко сунул руки в карманы и, слегка прикрывая осоловелые глаза, ответил сипло:

— На рыбалку ездили, заблудился. Всю ночь болото месил. На поезд опоздал.

Алену охватило негодование; «На рыбалку! Сегодня конкурс, а он — на рыбалку. Это что же? Это… это… убийство!» — думала она, с ненавистью глядя на Эдика.

Охватившее Алену ощущение, что все в ней клокочет, и мысли, и чувства, — это ощущение не оставляло ее ни на миг до той поры, пока она не вышла из экзаменационной аудитории. Два часа ожидания и самый экзамен она даже помнила плохо. Отчетливо отложились в памяти два момента.

Выходя на сцену, она запуталась в занавесках; Эдик, желая помочь ей, рванул одну из них — занавеска задела Алену по голове, и старательно уложенные кудри встали дыбом, Алена услышала тихий шелест сдержанного смеха за столом экзаменаторов. Тщетно приглаживала она густую, жестко закрученную массу волос, они упруго выскальзывали из-под рук, словно львиная грива.

— Давайте начинать, — раздался из зала голос Галины Ивановны, слегка дрожавший от смеха.

Алена встала на свое место и опять словно потеряла сознание — не понимала, что делает. Очнулась, когда подошел ненавистный момент поцелуя, увидела красное, будто маслом смазанное лицо партнера, облупившийся нос, пухлые, обветренные губы — ох! Крепко зажмурилась и силой заставила себя броситься ему на шею. Опять услышала оживленное перешептывание за столом комиссии. Отрывок кончился. Ее попросили прочитать стихи Маяковского и потом «Тройку». Но все это было как в бреду — она видела только лицо Анны Григорьевны, устремленное к ней.

За дверями аудитории Алену обступили и закидали вопросами, а она растерянно улыбалась, мотала головой и повторяла:

— Не знаю. Не понимаю. Ничего не понимаю.

Глава третья. «Решение судьбы»

Приказ о зачислении студентов на первый курс появился только через день.

А в ожидании этого приказа все, как потом, вспоминая, говорила Глаша, «распсиховались». Дела никакого не было, да еще, как на грех, с утра зарядил дождик, и серое небо не обещало ничего хорошего. Мысли упорно вертелись вокруг одного, самого важного вопроса, решающего чуть ли не все в жизни, измучившего, как зубная боль.

Наутро после конкурса Глаша с Аленой впервые поссорились.

Алена была молчалива. Глаше, видимо, казалось легче рассказывать о своих переживаниях.

— И зачем я смотрела на Женьку? Зачем? Бездарная! — с отчаянием воскликнула Глаша. — Надо было смотреть только на Олега. Ведь Епиходов для Дуняши — нуль, даже помеха, а пуп земли — Яша.

Алена тоже проклинала себя за то, что слишком мрачно играла свою Ларису, ведь Галина Ивановна так ясно объяснила — от скуки, а не от любви. Но какой толк теперь вспоминать об этом — не вернешь!

— Ну что ты молчишь, как мумия? — приставала Глаша. — И кто это запивает молоком помидоры? Ты совершенно некультурная.

Ну, что было ответить? Алена покрепче посолила помидор и опять запила его молоком.

— Не отвечать, когда с тобой говорят, то же хамство! Хороша «артистка»! — ядовито сказала Глаша, явно рассчитывая вывести Алену из себя.

Алена вспыхнула, но промолчала.

— Вот уж не думала, что ты такая злыдня! — Глаша выскочила из-за стола и уселась на подоконник.

Алена молча принялась убирать посуду. В груди все ныло, словно от холода. Уж лучше играть дур вроде Ларисы — лишь бы приняли. А что делать, если не примут? Митрофан Николаевич говорил: надо непременно любить свое дело, а какое еще дело она может любить?

— «Соловьи, соловьи, не будите солдат!» — надрывно затянула Глаша.

Алена не выдержала:

— Не вой.

— Вот еще! — Глаша соскочила с окна и, всхлипывая, заголосила: — Тебе дела ни до кого нет! Индивидуалистка! Толстокожая!

Алена швырнула немытые чашки, подлетела к вешалке и схватила свой жакет.

Дверь без стука открылась, вошла комендантша, а следом за ней незнакомая девушка с надутым лицом и растрепанными рыжими волосами и Агния, обе нагруженные вещами.

— Не понимаю, Марья Васильевна, — передернув плечами, заговорила рыжая гудящим, как труба, голосом. — Просили же эту комнату оставить за нами, и вдруг… — Она брезгливо посмотрела на Глашу с Аленой. — И зачем вы сюда еще эту переселяете? — она кивнула на Агнию.

— Да ведь до приказа не могу же их выселить! — раздраженно ответила комендантша. — Вот завтра вывесят приказ. У меня же этих поступающих двадцать восемь живет, а примут всего шестнадцать, в общежитии от силы шестерых оставим. Свои студенты возвращаются, а селить некуда! Полный содом!

Монолог комендантши не поднял настроения. У Глаши губы дрожали, и слезы выступили на глазах. Агния, криво улыбаясь, ждала: какую из свободных кроватей выберет рыжая. Алена тоже смотрела на рыжую гневно и выжидательно. Та свалила вещи на стол, уперев кулаки в бока, взглядом хозяйки окинула свободные кровати и вдруг махнула рукой: