Это было в Коканде

Посетитель быстро покинул буфет.

39

Следствие пошло вилкой, в две стороны. Одни утверждали, что Юсуп пал случайной жертвой, что террористический акт был направлен не на него, а на Артыкматова, что председатель Артыкматов имел много врагов, и поэтому убийц надо искать в той среде, которая была заинтересована в смерти этого человека. Другие думали иначе. «Конечно, - говорили они, - Артыкматов имел врагов, но ведь сейчас не восемнадцатый год! Враги стали хитрее. Решившись на такое дело, они обрекли бы себя на провал. Они не могли не предугадывать, что после убийства сразу начнут искать виновника в их среде. Неужели все эти взяточники, воры и мерзавцы настолько глупы, чтобы мстить столь наивно? Вернее всего, убийцы стреляли в Юсупа, а несчастный Артыкматов случайно попал под выстрел».

И тот и другой варианты сходились в одном, что убийц было несколько.

Возник еще и третий вариант. Сторонники этого варианта осмелились высказать предположение: «Не Хамдам ли пожелал разделаться с Абитом? Но подосланные убийцы, испугавшись, заодно расправились и с комиссаром Юсупом».

Над этим, третьим вариантом смеялись сторонники первого и второго. Уж очень было смешно! Неужели для убийства Хамдам не мог выбрать другой, более подходящий день? Не говоря уж о том, что самая мысль о Хамдаме просто вздорная.

Случилось так, что уголовный розыск, еще не разобрав ничего, не приступив еще к выяснению дела, уже очутился в тупике. Следователи никак не могли придумать цели этого убийства.

Кое-что из третьего варианта все-таки просочилось в допросы. Так, например, допрошенный Шипков сообщил следователю, что Хамдам - человек, несомненно, загадочный, но все его действия были продиктованы трезвым учетом обстановки; что же касается его взаимоотношений с покойным Артыкматовым, то здесь не было ничего странного. Хотя Хамдам ясно видел, что Артыкматов ненавидит его, он все-таки всегда стремился к миру с Артыкматовым. Хамдам всюду отзывался об Артыкматове очень хорошо. В день убийства, то есть в день приезда комиссара Юсупа, он, Шипков, слыхал от многих, что Хамдам ждет обоих на той, где должно было состояться чествование Юсупа. Об этом знали все в городе. Он, Шипков, также был приглашен Хамдамом.

В протоколе допроса Шипков показывал: «Я спросил Хамдама: по какому случаю торжество? Хамдам сказал: «Сегодня самый радостный день в моей жизни. Я воспитал Юсупа. Я праздную смерть моего врага Иргаша». Хамдам рассказывал мне об Иргаше, за которым он будто бы гонялся всю жизнь и не мог его поймать, а Юсуп поймал его и ликвидировал. Он сказал, что теперь Юсуп для него дороже сына. В Беш-Арыке действительно все слыхали об Иргаше, и местные жители рассказывали мне, что действительно Хамдам враждовал с Иргашом и гонялся за ним».

Вызванные в уголовный розыск милиционеры и старший надзиратель Сапар Рахимов подтвердили эти показания.

Хамдам тоже был вызван к следователю.

Когда Хамдама спросили, являлся ли Иргаш его врагом, Хамдам ответил утвердительно и сослался на Блинова.

Блинову послали по этому поводу письменный запрос сперва в Москву, а потом в Минск (он находился там в командировке). Блинов ответил официальным отношением:

НАЧАЛЬНИКУ ФОУР

В период ликвидации Кокандской автономии и в связи с развернувшимся басмачеством с 1918 по 1924 год на территории Ферганской долины мною неоднократно использовался в оперативной работе Хамдам. Ему давались ответственные поручения, каковые он исполнял. Лично я не помню, в каких он был отношениях с главарем басмачей Иргашом, но он участвовал в операциях против него и добивался, как мне передавали сотрудники, его «головы». За время моей работы в Фергане Х. Х. использовался по целому ряду поручений, о чем прекрасно были осведомлены органы ГПУ. Справка представляется мною с запозданием, ввиду моего отсутствия в Минске.

40

В связи с допросами, с очными ставками, с установлением алиби, дело невероятно распухло. Было привлечено по нему около пятидесяти человек. Были арестованы все те, кто раньше служил у Иргаша, и те, кто считался врагом Артыкматова. Но чем более чинилось допросов, чем более записывалось показаний, тем все яснее было видно, что можно исписать несколько тысяч листов бумаги и увеличить дело еще на несколько томов, но от этого истина не приблизится, а действительные убийцы просто потонут в бумажном море…

Старший следователь Гасанов, взявший на себя это дело, не спал ночами. Он увлекся делом, сразу почувствовав его необычность. Он отвергал все варианты обвинения, так как они казались ему чересчур логическими. Он говорил:

- Жизнь полна беспорядка. У жизни есть своя логика, более железная, чем придуманная нами, но не столь видная невооруженным глазом. Биолог пользуется микроскопом. Свой микроскоп надо иметь и следователю. Надо видеть микроскопические мелочи жизни. В них - всё!

Гасанов отважился на смелое решение. Он прекратил вызов свидетелей и попросил у начальства временно притушить все дело.

- В этой каше сейчас трудно разобраться, и сейчас не надо мутить воду, - говорил он. - Пусть все отстоится!

Дело было бы отобрано от Гасанова и передано другому следователю, если бы все остальные не отказывались от него под самыми благовидными предлогами. Начальник угрозыска скрепя сердце согласился ждать. Среди следователей дело окрестили провальным и посмеивались над беднягой Гасановым (сколько уже было таких выстрелов!). Гасанов терпеливо выносил все насмешки.

Этот человек, казавшийся маленьким, у всех посетителей вызывал улыбку. Люди, знавшие Гасанова, поражались, когда он внезапно вставал из-за стола и вытягивался перед ними. Его длинные ноги были приставлены к худенькому, короткому туловищу. Всегда аккуратно одетый (он носил рыжий френч и галифе), Гасанов казался военным, хотя никогда не был на военной службе.

Начальство считало его способным работником, но никто про него не говорил: «Дайте Гасанову, он сделает!» Говорили иначе: «А не попробовать ли Гасанова? Может быть, он чего-нибудь добьется?» Часто случалось, что невыгодные в служебном смысле дела попадали именно к нему. Он их разрабатывал иногда удачно, иногда наоборот, но даже в случае удачи успех, достигнутый Гасановым, скрадывался обстоятельствами. И всегда бывало так, что случалось какое-нибудь другое громкое дело, которое вел его приятель. Почему-то все говорили об этом деле и забывали Гасанова.

Надо сказать, что Гасанов сам не любил выжимать из своего следствия эффекты. Он интересовался только сутью своей работы и смотрел на нее как партиец, выполняющий свой долг, как честный человек, желающий найти истину. Связанные с этим служебные выгоды мало увлекали его. Это был человек решительный и в то же время робкий, малообразованный, но много знавший понаслышке, старый наборщик мусульманских газет, издававшихся еще до революции в Казани и Баку. Молодость он провел на Кавказе, дружил со студентами. Начитавшись Горького, он много бродил по России, перепробовал ряд профессий, был пекарем, гуртовщиком скота, официантом. Только в двадцать четвертом году, после смерти Ленина, Гасанов вступил в партию.

В этом же году у Гасанова родилась дочка. Гасанов оказался заботливым отцом. Двухмесячному ребенку он заготавливал подарки впрок: детские книги, азбуки, куклы. В нем вдруг появилась непривычная хозяйственность. Он никогда не покупал один коробок спичек, а непременно пачек десять сразу. Даже лекарство, не говоря уже о продуктах, он приобретал в увеличенных размерах. Эта страсть к приобретению, это старание запастись вдруг проснулось в бродяге. Как будто Гасанов хотел возместить все за те годы, когда не знал, будет ли сыт, будет ли у него угол, где бы он мог приклонить голову.

Гасанов был упорным, скромным и трудолюбивым человеком. Но после женитьбы сразу изменился его характер. Жена сыграла в этом немалую роль: она привила Гасанову тщеславие. Он стал ревниво следить за успехами товарищей и ждал случая проявить себя. Поэтому с такой жадностью он схватился за беш-арыкское дело и крепко держал его, не отдавая никому.