Непростая история

Константин Лапин

Непростая история

Кто бы мог подумать, что на улице Горького так чудесно пахнут расцветшие липы! А тишина такая, что слышно, как шуршит подгоняемая ветерком целлофановая обертка от мороженого. Кирилл придавил ее к асфальту. Его локоть коснулся руки девушки.

Лера подняла на молодого человека глаза — казалось, отблески веселой вечеринки еще пляшут в них.

— И долго мы будем играть в молчанку?

Очаровательная девушка! Удачно надумал он именно сегодня заглянуть к Лешке Шумову. Еще большая удача ждала Кирилла, когда он полушутя, полусерьезно предложил Лере, с интересом слушавшей его стихи, побродить по ночной Москве.

— А я не только молчу, я еще раздуваюсь, как индюк, от гордости, что похитил вас.

— Я все равно собиралась уходить. Вы сами видели, как там было жарко и шумно...

Он перебил ее:

— А я одно видел: вы Джиоконда, которую надо украсть!

— И украли, — в тон ему продолжила Лера. — Что дальше?

Кирилл восторженно поглядел на нее, еще не смея, но очень желая поверить тому, что она и впрямь знает эти стихи. Маяковский был не просто его любимым поэтом. «Я из тех, кто не видал живого Маяковского и кто словом Маяковского живет», — писал он в своих школьных, наивно-подражательных стихах.

— То, что вы красивы, Лера, наверное, говорили многие. Но говорили ли, какая вы умница?

— И еще сколько! — Она церемонно поклонилась. — Но вы-то как раскусили меня так быстро?

— Думаете, это комплимент? Я не умею говорить комплименты. Я вообще никогда никому их не говорю.

Лера потрепала его по руке.

— Вы хороший, Кирилл. Я это поняла, как только вы появились у Шумова. И вам совсем ни к чему казаться еще лучше.

— К черту меня! Вы-то откуда взялись, Лера? Я сто лет знаю Лешку, почему я о вас ни разу от него не слышал? Почему не встречал вас у него?.. Вы пловчиха?

— Относительная. На работе организовался кружок плавания, Шумов — наш тренер.

— А где вы работаете?

— Это так важно?

— Можете не говорить. Но Лешка — мой школьный друг, и я завтра же могу узнать о вас все.

— Все? — насмешливо переспросила она. — А много ли он сам знает? То, что я работаю в таком-то учреждении и что никак не могу научиться выдыхать в воде, плывя кролем...

— У нас с вами намечается кое-что общее! — радостно отметил он. — Я тоже долго глотал водичку, осваивая кроль. И тоже тружусь в самой прозаической организации.

От удивления она даже приостановилась.

— Вы? Разве вы... не поэт?

— «Лишь в минуты нерабочие, под луной, с тобой и в прочие...» — ответил он моментальной импровизацией. — На одни стихи разве проживешь? Хлеб свой насущный я зарабатываю более надежным ремеслом — строительным.

— Бедный вы!

То, что она пожалела его, не понравилось Кириллу.

— Почему бедный? Мне совсем не плохо платят... Если б вы знали, что за чудо-работа у меня!..

Они проходили мимо белого толстостенного здания, глядящего темными окнами в переулок.

— А вы, Лера, историю этого дома знаете? Он стоял на улице Горького, мешая движению. И вот под стены подвели стальные рельсы, дом посадили на тележку и, словно спеленатого гиганта, перевезли на новое место. Разве не чудо? Но передвижка зданий — чепуха, мелочь в сравнении с тем, что мы, строители, сейчас совершаем...

И без перехода он начал читать вдохновенный монолог об улице-змее, о магазинах, разинувших окна-рты, о людях, строящих новые города... Не в такую ли летнюю бессонную ночь поэт, бродя по Москве, пробовал на ощупь, проверял на слух и складывал в строки полновесные слова, как каменщик кладет из кирпича стены, которым стоять века?

Проходя мимо милиционера, Кирилл возвысил голос: очередное четверостишие имело непосредственное отношение к милиции. Постовой повернулся спиной к пешеходам; сколько раз в ночи он слышал: «...розовые лица, револьвер желт»! Любой подвыпивший юнец читает эти стихи с таким энтузиазмом, словно только что самолично сложил их.

— «...Пойду направо, очень хорошо!» — закончила девушка, сворачивая за угол.

— Вы живете на этой улице?

— Нет. Это я продолжаю демонстрировать свою начитанность. В объеме все той же десятилетки.

Кирилл улыбался, ему все больше нравилась Лера.

Навстречу ходом шахматного коня — два шага вперед, один вбок — двигался подвыпивший гражданин в кепке.

— Эй, гуляка, дай закурить! — обратился он к Кириллу.

— К сожалению, не курю.

— А-а, сожалеешь?! Мож-жет, ты и не пьешь? — Схватив молодого человека за лацкан пиджака, пьяный почти повис на нем. — Мож-жет, ты вообще ангел, а не ш-шеловек, да?

Оторвав от себя его руки, Кирилл приподнял пьяного за плечи и отставил в сторону, как куль. Сила, переполнявшая его, искала выхода, он был бы только рад, если б представилась возможность оградить девушку от еще большей опасности.

— Идемте, Кирилл!.. Я не люблю пьяных скандалов, — молила Лера, сойдя на мостовую.

Но гражданин в кепке успел забыть о них, вступив в бесплодный поединок со светофором-автоматом. Едва он, нацелившись на зеленый огонек, достигал середины мостовой, как загорался разгневанный красный глаз, и гражданин, чертыхаясь, пятился назад, к спасительному тротуару, хотя улица была пустынна на всем своем протяжении.

Над домами поднялась узкая башня высотного здания в брусничках-фонариках, словно расцвеченная мачта океанского теплохода, непонятно как вплывшего в сутолоку городских строений.

— Вот бы где квартирку получить! — вздохнула Лера.

Кириллу вспомнилась статья одного архитектора, писавшего, что высотные дома не разрешат жилищного кризиса в Москве. Их назначение в другом. Каждый город, тем более столица, должен иметь свою характерную перспективу, высотный силуэт, видный отовсюду. В Париже это башня инженера Эйфеля, в Нью-Йорке — небоскребы, в старой Москве — былые сорок сороков церквей и колоколен.

Статью он помнил хорошо и сейчас увлеченно пересказывал ее содержание девушке. Лера вдруг перебила его:

— У вас, наверное, хорошая квартира.

— Обыкновенная. Мы с мамой и сестрой живем в коммунальной. Привычное для москвичей положение: мы вырастаем, а квартиры остаются прежними... А у вас?

— А у нас в квартире газ, — ответила девушка неопределенно. — Не будем говорить об этом.

— До того плохо?

— Я сказала: давайте не будем! — Лера насмешливо передразнивала чью-то чужую интонацию, но Кирилл видел, что ей не до смеха. Меняя тему, она спросила: — Вы «Машиниста» видели?

Содержание итальянского фильма сразу же вызвало ожесточенный спор. Кирилл не мог понять, почему иные зрители, вот и Лера тоже, замечают, сколько комнат в квартире простого машиниста электропоезда, или то, сколько вина выпивают герои и какие красивые пейзажи в Италии, но не видят, не замечают главного, что хотели вложить авторы в свою картину. Страшная трагедия человека, оставшегося без работы, без своего места в жизни, проходит мимо их внимания.

— А «Рим в одиннадцать часов» видели? — горячился он.

— Еще бы! Пять раз смотрела... Там такие прелестные девушки! Говорят, не все они актрисы...

— Знаю. А то, что эти прелестные, как вы говорите, девушки готовы идти на все, чтобы получить скромное место машинистки, — это вам как показалось? Да у нас любая десятиклассница мечтает о большем!

— Мечтать можно о многом... Я, может, мечтаю об Италии.

— А сейчас это не такое уж несбыточное мечтание. Не скажу, в этом году, но в следующем... Хотите, подпишем с вами, Лера, дружеское соглашение: в следующем году вместе объехать на теплоходе вокруг Европы. С непременным заездом в Рим.