Тайны Темплтона

Подобно киту Глимми имел разделенные ушные косточки. Сложное строение внутреннего уха подтолкнуло ученых к гипотезе, что животное обладало редчайшим и чистейшим слухом, несопоставимым со слуховой системой ни одного живого существа на планете. Именно такой чуткий слух позволил пугливому и осторожному Глимми долгое время оставаться незамеченным — человека он чуял на огромном расстоянии, выныривая только по ночам или в туманную погоду.

Вот такой образ сложился в моем воображении, когда я читала статью о Глимми. Я сидела впотьмах в окружении собранных сумок, привидение нависало надо мной заботливым фиолетовым пятном, и из головы у меня никак не шла грустная картина — холодная бездыханная туша чудовища, распростертая на цементном полу дока. Я представляла себе краны, ворочающие эту мертвую тушу, человечков, копошащихся вокруг нее подобно лилипутам вокруг бедолаги Гулливера, свесившуюся набок голову несчастного Глимми с тремя рядами блестящих черных зубов, извлеченные из туши внутренности, над которыми суетились репортеры с камерами, и гладкую светло-кремовую шкуру, почерневшую вокруг ран.

Эта ужасная картина так не вязалась с моим представлением о чудовище — бороздящем черные глубины озера Глиммерглас, радующемся родной стихии, чудовище с озорными умненькими пытливыми глазками и ручками, хватающими рыбу, — что я отложила журнал в сторону, побоявшись расплакаться.

Глава 34

ОТЪЕЗД

В день моего отъезда из Темплтона я пригласила моего отца пообедать. Пока еще не зная, что он мой отец, он был слегка удивлен, когда я позвонила ему накануне. Я ждала в прохладном сумраке кафе Картрайта, потягивая чай со льдом и пытаясь прогнать с щек предательский злобный румянец.

Сол Фолкнер пришел нарядный, как на свидание: в дорогой рубашке, хороших брюках, — как будто считал, что девушка вдвое младше его не преминет приударить за ним, а потому разоделся как мог. Видимо, не впервые. Я встала ему навстречу, одергивая подол, и протянула руку. Он посмотрел на мою руку и улыбнулся. Пожимая ее, он сказал:

— Ой, Вилли, разбиваешь ты старику сердце. Мне бы в голову никогда не пришло, что у тебя может быть ко мне дело. — Он уронил свою долговязую фигуру на стул и улыбнулся.

— Дело? Смотря что ты называешь делом.

Над нами уже нависла официантка — постукивая ластиком карандаша по блокноту, она нетерпеливо вздыхала.

Я помнила ее еще со времен школы (она училась на пару классов младше) и сейчас узнала по этим вульгарным зеленым теням на веках и огромным кольцам в ушах, достававшим до плеч. Она сделала вид, что не признала меня.

— Абнер-сандвич, пожалуйста, — сказала я, не глядя на нее. — Овощной салат без заправки и чай со льдом и лимоном.

Сол заморгал и слегка нахмурился.

— Мне то же самое, кивнул он официантке и отдал ей меню, в которые мы даже не заглянули. — Я всегда беру это, — пояснил он.

— Что ж, все сходится.

— Что сходится?

— Увидишь.

Он развернул салфетку, расстелил на коленях и нагнулся ко мне через стол:

— Ладно, Вилли, хватит этого театрального напряжения. Ты можешь объяснить, что ты там скрываешь? Если ты про деньги за колледж, то об этом можешь не беспокоиться, ты же знаешь.

Я огляделась по сторонам, не подслушивает ли нас кто-нибудь, но обеденный наплыв посетителей должен был наступить через час, поэтому народу почти не было — лишь семейка туристов да школьник-прогульщик, присосавшийся к коктейлю. Поймав на себе его взгляд, я подмигнула. Он подмигнул в ответ, и изо рта его выпал кусочек гамбургера.

— Тогда слушай, — сказала я Солу Фолкнеру. — У меня есть что тебе рассказать.

— Ну так рассказывай!

— Давным-давно, — начала я, — жила-была девушка. И была она круглая сирота. И вот приехала эта девушка жить в родной город. И в один прекрасный день явился к ней юный красавец принц, и выпили они вместе вина, а потом дело дошло до того, до чего оно обычно всегда и доходит, когда двое пьяны и молоды. Прошло время, и родилось у девушки дитя, только принц об этом ничего не знал. А дитя это выросло и в один прекрасный день решило разыскать своего ни о чем не подозревающего отца. — Я умолкла и выжидательно смотрела на Сола.

Он, вконец смутившись, озадаченно заморгал.

— Какой еще принц, какое дитя? Кто это? — Он оглянулся на официантку, принимавшую заказ у туристов. — Официантка, что ли? Она тайная наследница? Какая у тебя странная история. Зачем ты мне ее рассказываешь, Вилли?

— А вот и не странная. Не странная она, Сол. То есть папочка.

Он вытаращил глаза и уставился на меня, разглядывая мою физиономию. Затем провел рукой по лицу и судорожно вздохнул.

— Нет, Вилли, я что-то не понимаю… Как такое может быть?

— Это ты мне расскажи!

— Но я не могу иметь детей! — воскликнул он. — Я с тремя женами расстался как раз из-за того, что не могу иметь детей! Нет, это просто невозможно!

— Но это случилось, — возразила я. — И я тому живое свидетельство. Можешь даже меня ущипнуть.

Это была шутка, но он и вправду ущипнул — целую неделю потом у меня на руке пониже плеча красовались два параллельных синячка.

— Как же так?! — недоумевал он. — Мне никто ничего не говорил! Я ходил болеть за тебя на все школьные матчи и ничего не знал?..

— Я и сама не знала. До вчерашнего вечера. А вчера вечером мать рассказала мне.

— Но я никогда ничего такого не делал с твоей матерью, клянусь!

— Да? Но мы же с тобой не какие-то призраки!

— Но я ничего такого не делал!

— Нет, делал. Напряги память и вспомни. Погожий денек ранней-ранней весной… почки распускаются на деревьях… Салат из помидорок… Вино…

Я наблюдала и видела, как лицо его (мое лицо) покраснело и его точеный нос (мой нос) уловил что-то глубокое и волнующее. Он растерянно заморгал и откинулся на спинку стула.

— Подожди, что-то вроде припоминается…

— Ты не спеши, папочка. Времени у меня впереди уйма — вся жизнь. — Я улыбнулась. Так широко, что даже испугалась, как бы лицо не треснуло.

Соломон Фолкнер вытер вспотевший лоб и задумчиво сложил губы трубочкой.

— Бог ты мой, точно! Но это так… извини меня… странно! Я ведь тогда вообще не помнил, что мы делали с Вивьен. С твоей мамой. Я проснулся наутро в ее доме — полуголый, голова раскалывается от похмелья. Ну и испугался. Испугался, что моя невеста обо всем узнает и тогда точно убьет меня. Поэтому я очень долго избегал твоей матери. Просто выбросил ее из головы. Вот черт, я даже не знал, что такое произошло! Как дерьмово-то все получилось!

— Да уж, и впрямь дерьмово, — согласилась я.

Он снова выпрямился и заложил руки за голову. Волосы его заметно поредели и поседели с тех пор, как я была школьницей, а он ходил с пышной кудрявой шевелюрой. Сейчас волосы были коротко подстрижены, и ему это шло.

Глаза наши встретились. Мне показалось, он с трудом сдерживает слезы.

— Ты прости меня за то, что я сейчас скажу, — проговорил он. — Но… Видишь ли, я человек не бедный, и… если есть какой-то способ проверить…

Я вскочила, чтобы уйти, но он схватил меня за руку:

— Подожди! Я тебе верю. Просто никак не могу свыкнуться с этой мыслью. Не могу поверить, что такое могло случиться!

— Понимаю.

— Это чудо какое-то! — Он покраснел. — Самое настоящее чудо! Ну надо же, у меня дочь!

— Да, и эта дочь — я, — кивнула я и сжала его руку.

— Да, и эта дочь — ты. — Он покачал головой. — О лучшем я и мечтать не мог.

Официантка бесшумно поставила перед нами еду, но мы к ней даже и не притронулись. Вскоре в ресторан хлынул народ — туристы и горожане, — подошло время обеда. Были среди вошедших и наши знакомые. Они сторонились нас, будто что-то улавливая, рассаживались за другие столики и поглядывали на нас, недоуменно шушукаясь.

«Ну вот вам, пожалуйста, и четвертая жена!» — наверняка думали некоторые из них. И я могла их понять — что же еще им думать?

Мы долго молчали, потом Сол вздохнул: