Истории господина Майонезова (СИ)

- Так можно налететь на скалы! – взволнованно заговорил профессор, - Надо остановиться и переждать!

Дед не отвечал и пытался ориентироваться по известным только ему маякам.

Неожиданно из мрака, да так, что все вздрогнули, на стекло прилепилась мерзкая получеловеческая, полузвериная морда с оскаленной пастью, следом – вторая, третья, и целая стая отвратительных существ облепила лифт. Пассажиры в ужасе отпрянули от стеклянных стен. Гнусные твари скребли когтями стёкла, клыками оставляли широкие борозды на их поверхности.

- Вы побывали в таком чистом, светлом месте, и, тем не менее, двое из вас так и не осознали, что с ними произошло! – высказался с раздражением дед, - Благодаря их неверию и приключилась с нами эта оказия! Если они не раскаются в святом месте, за безопасность обратного пути не отвечаю! Да и этот-то мост без Владычицы не проскочим, вот беда!

- Но, дедулечка, мы все ещё до конца не осознали, что с нами происходит, - робко заступилась за коллектив Варвара Никифоровна, стоящая за спиной профессора с зажмуренными от страха глазами, - может быть, кто-то давно не проходил техосмотр и зря ворчит?

- Будет вам сейчас «техосмотр» - до самых косточек! – завопил дед, указывая на свирепые рожи за окном, - Отвечайте, кто из вас так и не верит, что Вселенная развернулась из Божьего Слова, как младенец внутри утробы матери разворачивается из невидимой клеточки?! Отдадим их на сжирание!!

Все молчали, вцепившись в поручни. Лифт раскачивался, словно маятник. Кровожадные твари объединили свои усилия, и всей стаей уселись, свесив грязные хвосты, на крыше лифта, отчего он, несмотря на титаническую дедову работу, рывками пошёл вниз.

Фемистоклюс застонал, ничком повалился на пол и взмолился слёзно по-стариковски: «О, Матерь Божия, Царица Небесная, не остави нас, грешных, уповающих на Тебя!»

Лифт плавно остановился, хвосты исчезли, чёрное облако рассеялось, и все, к превеликой радости, увидели крупные ясные звёзды вверху. Эти звёзды, на глазах у ещё не оправившихся от пережитого ужаса путешественников, начали уплотняться, выстраиваться в женскую фигуру, занимавшую большую часть ночного небосклона. Фигура, из золотых звёзд в золотой, звёздной же короне, повернулась и пошла, легко переступая бездны, за ней развивался серебряный, как галактика, плащ, весь изукрашенный сияющими светилами. За плащом бежали два белых козлёнка, шерсть которых была, как только что выпавший снег, белая – пребелая и блестевшая на кончиках миллиардами алмазов, а на их шеях висели серебряные колокольчики, на звон которых и направил просиявший Фемистоклюс свою машину.

Пока все устремляли умильные взоры на очаровательных козлят, грациозно перепрыгивающих с одной скалы на другую, звёздная фигура разделилась на миллионы небесных огней, занявших свои места. Козлята дружно прыгнули в одном направлении, соединились в полёте, начали быстро – быстро вращаться и стали большой яркой голубой звездой, за которой неотступно следовал Фемистоклюс.

- Смотрите, какое красивое поселение светится наверху вдали! – воскликнула Мушка, - Давайте поедем туда! Пожалуйста!

- При нашей неполадке, боюсь, нам поближе и пониже, - ответил дед, - «Москва, Москва, люблю тебя как сын»! – и добавил загадочную фразу: «И следочка не оставим, и пылинки не возьмём!»

- Но, почтеннейший, прокомментируйте увиденное по свежим следам! – взмолился профессор.

- Каждый отыщет ответ в своём сердце, - довольный найденной фразой, ответил Фемистоклюс и приступил к снижению.

Все увидели в свете прожектора внизу большой заснеженный город с множеством церквей, площадей и красивых зданий.

Лифт снизился резко, и вокруг снова стало темно.

- Приехали, одевайте тёплые вещи и выходите! – скомандовал дед.

- Начиная с «тёплых вещей», можно поподробнее! – попросила бойко Варвара Никифоровна, - У меня самая тёплая вещь – соломенная шляпка, а у других – и этого нет!

- Ничего, не сахарные, и так добежите! – отрезал Фемистоклюс.

- Надеюсь, не под обстрелом? – пошутил профессор.

Дед в темноте только крякнул в ответ.

- Ты, хоть, свет включи, старче! – сказала Варвара Никифоровна и, как зажёгся прожектор, воскликнула, - О, мы в каком-то складском помещении! Сколько деревянных бочек! – она поспешно вышла и принялась по очереди поднимать на этих бочках деревянные же крышки, приговаривая: «Брусника, огурчики, мочёные яблочки, белая с морковью капустка! А тут что? Красная со свеколкой, тоже квашенная, да какая хрустящая! Помидорки с укропчиком! А здесь что? Ох, груздочки, да какие мелкие! Вот как люди живут и не переживают, как мы, о своём чревоугодии!»

За бочками лежали, как поленья, замороженные усатые сомы, а сверху на них – две свиные головы пятачками друг к другу, словно беседовали.

- На ремонт уйдёт не меньше суток, - сказал дед.

- А ты не боишься за мочёные яблочки? – поинтересовалось голосом шаловливой гимназистки Варвара Никифоровна.

- Слушайте инструкцию! – провозгласил строго Фемистоклюс, - Ничего без разрешения не трогать! Держаться вместе! Никакой активной деятельности не развивать! Ничего здесь своего не оставлять, и ничего чужого не брать! Сейчас взять с собой самое необходимое, а медведи и чайники ваши не убегут! И начинайте выходить на поверхность, не топчитесь, как голодные увальни, вокруг солонины!

- Лаз, вероятно, в одной из этих бочек, - полушутя предположил Войшило, - надо только понять в какой?

- Лаз у Вас над головой, господин академик, а лестница у Вас за спиной! – ответил языкастый дед.

- Да где же мы всё-таки? – спросил профессор.

- В Памяти Мира! Как человек не может жить без памяти, так и Мир не может жить без Памяти! – торжественно объяснил дед.

- Это что же «ноосфера» Вернадского и Шардена? – удивлённо воскликнул профессор.

- Это место реальное, а не виртуальное, юноша! – сухо, словно обидевшись, сказал дед.

У профессора в глазах загорелись лампочки, он ухватился за перекладины лесенки и бодро, как акробат, поднялся вверх.

Люк над его головой открылся сам, всех обдало морозом.

- Пожалуйте, барин, вот Вам знатная шуба да добрая шапочка! – заговорил над головой ласково бородатый мужик в тулупе, - Преотличная шубейка, рысья, самого Вениамина Артемьича! А шапка из баргузиньего собольку!

- Самого Вениамина Артемьича? Не знаком, но передавайте ему мою благодарность, любезный, - отвечал экипированный Войшило, - без рысьей шубы здесь пришлось бы туговато!

Рядом с мужиком притопывала молодая ещё, улыбчивая женщина, с белыми блестящими зубами и с ноздрями, словно вырезными; в ярком цветастом платке до бровей и в бекеше на беличьем меху. Она держала охапку тёплой одежды, в которую одевала каждого, вылезшего из погреба гостя.

Ей помогал мальчик в тулупчике с красным кушачком и в больших валенках. На сугробе замерли от удивления две чёрные собаки, едва помахивая хвостами. В морозном небе сияла полная луна, и летели меленькие, как белая пыль, снежинки, отчего весь воздух искрился.

- Красотища! – воскликнул по – юношески профессор, - «То Варвара, то Никола кинут снег календарю, запахну покрепче полы, на щеках – по снегирю!»

Мужик добродушно скалился.

- Это я сочинил, будучи ещё гимназистом! – сказал возбуждённо Войшило.

- Охотно верю, барин, - сказал сипловато бородач, - на Варвару была оттепель, ажно все дрова отсырели, а на Николу как стал мороз, так и до ноне! И слава Богу, до Рождества дожили!

- А когда же Рождество, братец? – осведомился профессор.

- Завтре, как есть, завтре! – широко улыбаясь, радостно ответил мужик, - А я – Василий, моё почтение!

- Отлично! – воскликнул Войшило, - Но я здесь уже был! Эх, вылетело из головы французское словечко! Я здесь, определённо, был!

Впереди блестели кресты и купола над храмом, слева белел заснеженный сад за плотным, заметённым сугробами забором. За садом виднелся белый двухэтажный дом, с высокими освещёнными окнами в верхнем этаже и с маленьким, едва теплящемся оконцем – в нижнем. Из всех труб над крышей валил дым, и профессор радостно вдыхал широкими ноздрями уже забытый запах древесного печного дыма. Сзади за домом темнели длинные хозяйственные постройки с толстым слоем снега на крыше. А за этими постройками, похожими на барак, высилось белое, освещённое луной, здание храма с шестигранной колокольней с маленькой главкой.