Период полураспада (отрывки из романа)

Было раннее утро двадцать шестого июня, розоватое солнце освещало зеленовато-белое здание Рижского вокзала, Москва была тихой и праздничной. У вокзала стояла шеренга вымытых такси с привычными шашечками. Из радио по площади разносилась песня:

«Утро красит нежным светом

Стены древнего Кремля,

Просыпается с рассветом,

Вся советская земля…

Холодок бежит за ворот,

Шум на улицах сильней.

С добрым утром, милый город,

Сердце Родины моей…»

Они приехали на Большой Ржевский. Все были дома, тетя Катя, тетя Мила, дядя Мося, Алочка. Поднялся гвалт, их никто не ждал, никто не понимал, как они сумели вырваться из оцепления, в которое уже была взята Западная Белоруссия. Ирка позвонила подружке и втроем с Алкой девочки отправились мыться в душевые возле зоопарка.

 ***

Море… Какое оно, Виктор никогда не мог себе представить. Эти бесконечные песчаные пляжи… А какие кофейни, если подняться от моря в Майори на главную улицу? Поездка в деревню забылась, он вспоминал Австрию.

Алка уже с трудом носила свой огромный живот. Виктор заботливо устраивал ее в дюнах, куда не проникал зябкий ветер, но сам на месте сидеть не мог. Через полчаса вскакивал и звал Ирку идти гулять вдоль моря. Бесконечность пляжей сводила его с ума. Они шли и шли с Иркой по кромке моря, Виктор, как правило, по воде… Болтая, доходили до Дубулты, а то и дальше. Виктор быстро схватывал загар. Бронзовый, широкоплечий, с выгоревшими золотыми волосами, — все принимали его за истинного прибалта.

Алка смотрела, как Ирка и Витя возвращаются и думала, какая они красивая пара. Она злилась, что Виктор опять оставил ее одну, а сам часами гуляет с Иркой. Савченки-Зайцевы уже дважды приходили всех звать пить кофе, а он все гуляет, красуется перед всем пляжем. Когда же она избавится от этого ужасного живота… От нее отделиться и заживет своей жизнью новая жизнь, и ей не будет жаль этой утраты части себя, она будет радоваться, отпустив свой кусочек на волю…

***

В закусочной ресторана «Прага», как обычно в субботу вечером, было полно народу. Виктор взял пива и сосисок. Три часа назад он отвез Аллочку в роддом имени Грауэрмана, акушерка сказала, что хотя воды отошли, схватки еще слабые. Поев, Виктор побродил по Арбату, поглазел на зверюшек в зоомагазине: больше всего он любил смотреть, как по колесу, стоящему в витрине, бегает белка. Зашел в роддом, там ничего не изменилось. Дома тетя Мила накормила его студнем, он выпил с дядей Моисеем рюмашку и снова отправился в роддом. Акушерка сказала, что все еще идут схватки, отправляла его назад, домой, уверяя, что жена разродится только к утру. Виктор сунул ей десять рублей, чтобы обязательно позвонила, если что…

Ночью из роддома не позвонили, уже в семь утра Виктор засобирался туда. Катя хотела пойти с ним, но Виктор уговорил ее остаться, пусть готовит завтрак своему Слонику. «Да, правильно, — тут же согласилась Катя, — вы, Витя, позвоните мне из телефона-автомата, он стоит совсем близко от роддома. У всех Кушенских роды были трудные… Бедная Алочка…»

— Ребенок не головкой вперед лежит, она никак не может разродиться, — сказала акушерка, спустившись в вестибюль. – Врач пытался перевернуть….

Виктор перестал слышать акушерку. Та ушла, а он сидел, думая только о том, как в эту минуту страдает Аллочка. Прошел час, потом второй. Он ждал. Вызвать акушерку, спросить, что происходит, он не решался. Вышел на улицу покурить, вернулся. Около десяти в вестибюль вместе с акушеркой спустился врач. Виктор смотрел, как он пересекает вестибюль по черно-белым плиткам мрамора.

— Я могу сразу перейти к сути? Простите, ваше имя-отчество?

— Можно просто Виктор.

— А по батюшке?

— Степанович.

— Виктор Степанович, ситуация нехорошая, должен вам сказать. Плод перевернуть не удалось, он уже спустился ниже… Но ваша жена, — врач заглянул в свои записи, — да…. ваша жена, Наталия Соломоновна Котова, правильно? Да…. Она не в состоянии разродиться…. Потуги практически прекратились. Вопрос, что делать?

— Что делать?

— Да, что делать… Либо полостная операция, чтобы вынуть ребенка…. Но такую операцию ваша жена может не перенести. Большая потеря крови, вскрытие брюшины, рассечение…

Виктор почувствовал, что к горлу подступает комок тошноты, смешанной со слезами….

— … либо спасать мать. Тогда ребенка придется вытаскивать щипцами. Скорее всего, по частям.

— Это мальчик или девочка?

— Девочка…. Надо принимать решение…

— Спасайте мать.

— Вы уверены?

— Я же сказал: «спасайте мать»!

— Нам нужно ваше письменное решение, что вы согласны на экстракцию плода щипцами, и предупреждены о возможной гибели ребенка. Распишитесь тут, пожалуйста. Поверьте, мне очень жаль.

Виктор снова вышел на улицу, закурил. Через Поварскую к нему бежала Катя.

— Витенька, что?

— Екатерина Степановна… , — Виктор не замечал, что плачет.

— Витя, бога ради! Что с Алочкой?

— Ее спасут…

— Что значит, спасут? Объяснитесь! Что с ребенком?

— Ребенка будут… по частям… Екатерина Степановна…. Говорят, нет другого выхода.

— Боже мой, не может быть…. Как это можно, по частям? Что вы говорите? И вы на это согласились? С кондачка, ни с кем не посоветовашись? Вы должны были сразу прийти домой…

— Екатерина Степановна, вы слышите, что вы говорите?

— Виктор, вы согласились, чтобы они… ребенка…

— Вы хотели бы, чтобы я согласился с тем, что Алочка умрет?

— Господь с вами…. Что вы говорите….. Господи, как же я раньше не пришла, вы тут… Нет, что я говорю, вы правы, Витенька… Совершенно правы…. Главное, Алочка…. А врач что сказал? Он дал вам гарантии, что с ней все будет в порядке?

— Екатерина Степановна, какие гарантии… Сказал, что с Алочкой должно быть все в порядке. Я прошу вас, идите домой. Вы ничем не поможете. Разрешите, я один тут побуду.

— Да-да… Нет-нет, я не могу идти домой… Пойду погуляю по Арбату…. Через час вернусь… Или через полчаса…

Виктор вернулся в вестибюль, сел на лавку. Сейчас внутри Алки кромсают его ребенка. Его дочь. Плевать. Лишь бы спасли Алку… Шипцы, которым из Алки вытаскивают его дочь, почему-то представлялись ему ухватом, которым мать вытаскивала горшки из печи…