Истории господина Майонезова (СИ)

Надежду, любовь и сердца,

И с ангелом славим и в гимнах поём

За чудо спасенья Творца!

И тысячи лет среди снега и льда

Нам светит во тьме Вифлеем,

И тысячи раз нас выводит звезда

Над безднами слов и проблем!»

За столом одобрительно закивали, выражая своё удовольствие. Паралличини подал ноты и текст Варваре Никифоровне и Рокки, и они запели «Рождественскую песню» уже вчетвером. Аннушка слушала с широко раскрытыми глазами, присев на краешек лежанки, а по завершении песни только всплеснула смуглыми руками!

- Как же Вы, барыня, поёте! – сказала она, - Ещё вчера, как Вы запели на крыльце: «Ангелы с пастырьми словословят, волсви же со звездою путешествуют, нас бо ради родился Отроча младо, Превечный Бог!» у меня душенька так вся и зашлась!

- Духовная музыка – это особая страница в моём творчестве, - скромно ответила Варвара Никифоровна, - но мы все неплохо поём!

И они исполнили новую песню голосисто и с чувством все вместе. Только Кро заедал стресс пирожками с капустой и кренделями с мёдом. Ему никто не мешал, боясь, что он подпустит петуха.

- А теперь идём гулять по первопрестольной! – воскликнул возбуждённый профессор, - Что самое главное?!

- Не задавить конягу! – со смехом ответил румяный Кот.

Шумно, тесня друг друга, поспешили в прихожую к своим тулупам и валенкам.

Дорога, раскатанная санями, блестела, как стекло, ослепляя путешественников, повсюду слышался скрип и визг полозьев, храп лошадей, стук копыт и окрики кучеров.

- Вчера в темноте бежали, как оглашенные, ничего не разглядели! – сказал профессор, обращаясь к Маше, что это за церковь?

- На берегу – Иоанна Воина в Якиманском переулке, а если смотреть в сторону Кремля, видна слободская церковь Марона, что в Старых Панех, там была когда-то иноземная – «панская» слободка, а теперь Бабьегородские переулки, - охотно рассказывала Маша.

- «Бабьегородские»? – удивилась Мушка, - Какое странное название!

- Старые люди говорят, что там монголо – татары, прямо на берегу, выбирали себе «баб» из пленных красавиц, страшные были времена, даже не верится, что это всё происходило на этом счастливом берегу, - рассказывала Маша.

- Я совсем плохо помню Замоскворечье! – сказал недовольный собой Войшило.

Вся компания, привлечённая весёлым смехом и криками, приблизилась к набережной, где и дети, и молодёжь катались с горок – прямо на Москву – реку: кто на салазках, кто на скамейке, похожей на санки, а иные, и вовсе, на собственном валенке! Кот не выдержал своей непричастности к общему веселью, подхватил длинный тулуп, подогнул ногу, уселся поудобнее на валенок и помчался с блестящей, словно хрустальной, горы, задрав вторую ногу к солнцу и оглашая всю набережную счастливым гиканьем!

- И я, и я! – закричала Берёза, выпросив скамейку у плотного мальчугана в бараньей шапке, лихо заломленной набекрень.

Девушка покатилась так, что ветер засвистел в ушах, но на середине горы столкнулась с юным гимназистом на санях, слетела со скамейки и поехала остаток пути на животе, подняв вверх ноги! Щекастый бутуз в бараньей шапке тут же присел на корточки и поспешил за своей скамейкой, укатившейся далеко, он подпрыгнул на кочке, перевернулся и всей массой свалился на Берёзу, пытавшуюся подняться на льду. Паралличини замахал ручками, сел, сложив их на животе, и поехал, вытянув вперёд короткие ноги. Кро съехал на боку, подставив руку под голову, словно лежал на диване. Ро скатилась на муфточке, Фига попытался удержаться на корточках, но свалился на хохочущего безудержно Адриано, на котором уже барахтались Ро с мужем, разыскивая слетевшие очки Кро.

Профессор, как между Сциллой и Харибдой, разрывался между «надо» и «нельзя», пританцовывая на хрустящем снегу в белых бурках.

- Нате, барин! – сказала веснушчатая девчонка в цветастом платке до бровей, подавая верёвку от небольших саней – дровенок, - Я в них дрова вожу, поместитесь!

Войшило с готовностью передал трость Варваре Никифоровне, которая и подтолкнула сани, когда он натянув поводья, закричал озорно: «Расступись, честной народ!»

Как все поднялись наверх, появился и профессор, красный запыхавшийся, со словами: «Видали! До середины реки прогнал! Щуки там подо льдом так и ходят косяками! Жалко, нет удочки!»

- Жалко, у нас нет старых денег, - сказала Варвара Никифоровна, отрясая снег с мужниной дохи, - можно было бы угостить и этих детей, и детей Аннушки, и привезти гостинцев уткам и Подснежнику с Медуницей!

- А мы сейчас заработаем, - тут же отозвался Войшило, - сейчас споём нашу «Рождественскую песню»!

Он распахнул рысью шубу, чтобы выпустить лишний жар, снял соболью шапку, приготовив её для денег.

Варвара Никифоровна плавно взмахнула ручкой, и вся компания слаженно, с глубоким чувством, запела. И с Якиманки, и с моста начал собираться народ. Одни говорили: «Бары колядуют, да как положить пирог в таку шапку!» Другие судачили: «Нет, это актёры на гулянку собирают!» В шапку профессора посыпались со звоном монеты. Вдруг, мужики вокруг обнажили головы, рядом с Варварой Никифоровной с резким визгом полозьев по снегу остановил свой бег высокий, богато отделанный возок с дверками. Из него рука в дорогой перчатке положила в соболью шапку крупную ассигнацию. И возок умчался в светящуюся от солнца дымную даль. Мужички присвистнули, а один гаркнул: «Великий князь!»

- Этих денег нам хватит на всё! – воскликнула возбуждённо Варвара Никифоровна, - Айда через мост на Чертольский рынок, он хоть лесной, да вокруг, чем только не торгуют!

Чертолье гудело, как улей, повсюду сани и телеги с товаром. Не доходя до торговых рядов стоял рябой раешник со старым райком и показывал передвижные картинки, сыпля хрипло прибаутками, задрав вверх крупный красный нос. Вокруг райка смеялась вразнобой детвора с воздушными шариками.

- Если не будем, как они, так и не пустют нас в Царствие Небесное, правда, барин?! – закричал рябой профессору.

- Правда, правда, братец! – отвечал довольный Войшило, но его уже тянули к торговым рядам за рукав рысьей шубы!

За полчаса были куплены два мешка балалаек, матрёшек, гуделок, трещёток, платков, бус, сахарных петушков на палочках и тульских пряников, а также: кимрских баранок, несколько картин с охотниками и старинное ружьё с кремневым замком для профессора, бархатные подушки с попугаями, вышитые бисером и пузатый самовар с расписным подносом для Моти.

- А ведь нам ничего нельзя взять отсюда! – вдруг вспомнила Ро, широко распахнув глаза.

Все застыли с приятными улыбками.

- Эй, братец, по чём у тебя пирожки с котятами?! – крикнул, как ни в чём ни бывало, профессор мальчику, на шее которого висел лоток с выпечкой.

- С груздями, барин, и с лучком! Да не берут в нонешный день, разговелись, так с сёмгой им подавай! А у меня дома батя больной, да мал мала меньше! – плакался маленький продавец с красными руками.

Профессор отдал ему часть оставшихся денег и, к неописуемой радости юнца, кое – что из подарков. По дороге угостили конопатую девчонку и её подружек. Принесли мешок с подарками и для Василия, Аннушки и их «соколиков». Остатки, «сладки», отдали Маше.

Красавица Аннушка, в новом платке на плечах, в новых бусах, пригласила «отобедать» к столу, загадочно улыбаясь.

- О, и стерлядочка, и балычок, - воскликнула Варвара Никифоровна, - заливное из сома! Ай да Анна, ай да молодчина!

- Не житьё, а разлюли – малина, разъедимся, и в лифт не поместимся! – воскликнул возбуждённо Войшило, отрезая себе большой кусок кровяной колбасы с чесноком, жирком и гречкой.

Все, радуясь обилию ароматных вкусных блюд, взялись за ножи и вилки.

- Маша, мы перманентно ищем формулу счастья, - сказал, прожевав, профессор, - она, вообще, существует?

- Конечно, - с уверенностью сказала Маша, - у всех она одинаковая, только разные коэффициенты! Мы состоим из «чувственно – эмоционального», «умственно – рационального», «душевно – творческого» и «духовного». Моя формула счастья, к примеру, такая: 10% чувств+30% ума+50% душевно – творческого+ 10% духовного.