Шотландская сага

А пока «Геркулес» бросил якорь в Тенерифе, на одном из Канарских островов, известных также как «острова счастья». Сладкий и тяжелый запах цветущих кустарников и деревьев острова не достигал трюма транспортного судна. Первые несколько дней остановки заключенных держали в их камерах взаперти. Выводили только Катала выполнять его ежедневную работу, и когда он возвращался в камеру, его жадно расспрашивали об острове. У него были благодарные слушатели, страстно желающие услышать описание острова, его гор и сочной зеленой растительности, но немногие верили, когда он рассказывал о многочисленных цветущих кустарниках, которые были ясно видны с палубы.

Катал также сообщил о стоящей поблизости на якоре эскадре британских военных судов, и, хотя заключенные совершенно не заботились о своем будущем, эти корабли могли оказать большое влияние на их несчастную судьбу.

Главный морской хирург, обслуживающий Британский флот, решил нанести визит на «Геркулес» на третий день стоянки. Катал выполнял свою работу внизу, у офицерских кают с Эми Макдональд, когда хирург взошел на борт.

Морской офицер был удостоен высокой чести быть поприветствованным самим капитаном «Геркулеса», который сопровождал его на корабле. Они оба остановились у люка, ведущего к каютам офицеров, и Катал и Эми Макдональд достаточно ясно услышали их разговор, потом Катал смог пересказать его своим сокамерникам.

— Я уже два дня посматриваю на ваш корабль и не вижу на палубе ни одного заключенного. Мне подумалось, нет ли какой болезни на корабле. Если это так, без сомнения, ваш хирург будет рад помощи.

— У нас нет больных… и нет хирурга. Позвольте мне представить старшего помощника, мистера Скиннера, он отвечает за заключенных. Он также заботится об их лечении.

— Но так не должно быть! Капитан! Вы же знаете, что инструкция по перевозке осужденных предписывает наличие на борту хирурга? И это очень мудрое правило, осмелюсь сказать.

— У нас был хирург, когда мы начинали погрузку. К несчастью, он сошел на берег и не вернулся, — вступил в разговор Скиннер. — У нас не было времени найти другого. Но ведь это не первый мой рейс на этом корабле. Я имею достаточный опыт, чтобы понять, кто из заключенных болен, а кто — нет.

Катал подумал, что старший помощник слишком самонадеян, и, похоже, морской хирург был того же мнения.

— Чтобы понять, что заключенный болен, не много нужно знаний. Но я сомневаюсь, что у вас достаточно умения оказать ему необходимую помощь.

— Не забывайте, они преступники, несущие наказание, а не пассажиры. Так что мы их не балуем.

— Я вижу, — резко оборвал его морской хирург. Его неприязнь к старшему помощнику Скиннеру была очевидной. — Я вынужден попросить вас позволить мне осмотреть ваших заключенных и условия, в которых их перевозят. Если вы сомневаетесь в моих полномочиях, у меня есть письмо из Адмиралтейства…

— В нем нет необходимости, — сказал капитан примирительным тоном. — Нам нечего скрывать тут, на «Геркулесе». Мистер Скиннер будет рад сопровождать вас по кораблю. Если вас что-то не устроит, полагаю, вы сообщите мне.

— Непременно, капитан Джонс, уверяю вас.

Катал и Эми поспешно отступили. Налив на пол воды, Катал начал усиленно скрести полы, на случай если кто-нибудь спустится вниз. Одновременно Эми сказала ему через открытую дверь каюты:

— Интересно, что будет, если он увидит того несчастного, которого Скиннер выпорол?

— Может, он спишет Скиннера с корабля.

— Его нужно арестовать!

— Он того заслуживает.

Это была взволнованная болтовня двух молодых неопытных людей. Их надежды на справедливость были наивны, и в этом скоро предстояло убедиться.

Позднее, когда хирургу показали парня, подвергнутого порке, он не выразил ни симпатии, ни интереса, предложив только, чтобы раны его промывали, по крайней мере трижды в день, морской водой. Порка была вполне легальным наказанием как в морской навигации, так и в армии, и хирургу приходилось видеть гораздо худшие последствия, чем были на спине этого простака.

Тем не менее осмотр хирурга улучшил судьбу заключенных в оставшиеся несколько дней, которые они провели на Тенерифе. Ему не понравилось состояние тюремных камер и то, что заключенных не выводили на прогулку на верхнюю палубу. Когда первый помощник капитана сказал, что заключенные подняли бунт накануне прибытия на Тенерифе, хирург предложил, чтобы заключенных выводили на верхнюю палубу поочередно, только тех, кто находится в одной камере; в таком случае вооруженная команда легко сможет с ними справиться.

Хирург также думал, что запах на судне оставляет желать лучшего. Он передал свои замечания капитану Джонсу, и каторжников стали выводить на верхнюю палубу группами в тот же полдень, чтобы они подышали свежим воздухом и насладились видами Тенерифе. И пока они были на палубе, другая часть заключенных драила камеры смесью уксуса с водой. Когда это было сделано, морскую воду накачали насосами в трюм, и она смыла всю грязь. Для осуществления этой операции потребовались целые сутки, и зловоние не исчезло совсем. Но все же на корабле стало легче дышать. Некоторое улучшение условий и то, что старший помощник капитана Скиннер не наказал их за «мятеж», убаюкало бдительность заключенных, у них возникло ложное чувство безопасности.

Расцветающие взаимоотношения Катала и Эми нарушались только тогда, когда ее дядя был в каюте во время работы Катала; молодые люди стали неосторожны. Однажды, когда большинство офицеров было на берегу, включая старшего помощника Скиннера, Катал закончил драить полы гораздо быстрее, чем делал это обычно, и по настоянию Эми Макдональд вошел в каюту ее дяди, маленькую и очень уютную. Эми приготовила для него пир: там было столько еды! Только в далекие времена, там на Высокогорье, по праздникам, он помнил что-то подобное: сыр, мясо, хлеб и фрукты, и все это расставлено на рундуке сбоку.

— Что это значит? Откуда все? — Катал испугался, а вдруг она украла и попадет теперь в неприятную историю.

— Все в порядке, это мой дядя купил для меня — для нас. Сегодня — мой день рождения. — Она вдруг застеснялась, когда сказала: — Мне хотелось, чтобы он был особенный… и для тебя тоже.

Катал пока даже не решался дотронуться до этого обильного удивительного угощения. Там было даже вино. Бренди!

— Ну, не стой столбом, съешь что-нибудь. Поторопись, а то скоро вернется старший помощник Скиннер.

Ей не пришлось повторять этого дважды. Он начал жадно запихивать еду в рот, пока вдруг не осознал, что она ничего не ест.

— Прости меня… Вот! — Он передал ей ломоть хлеба и кусок мяса. — В конце концов, это же твой день рождения.

— Неважно. Я… я как представлю, что ты сидишь в трюме почти весь день.

— Мне было гораздо хуже, пока я не получил эту работу и пока не встретил тебя.

— Я рада, что мы встретились и подружились. Ты мне нравишься, Катал. Очень нравишься.

Ее рука нашла его руку, и на некоторое время в каюте наступила такая тишина, что Катал перестал жевать кусок мяса, который был у него во рту, опасаясь нарушить это молчание.

— Ты когда-нибудь думал о том, что будешь делать, когда доберешься до места каторжных работ? — Эми отпустила его руку и нарушила тишину, к большому облегчению Катала. Он боялся, что подавится, если будет держать большой кусок мяса во рту чуть дольше.

Жуя и глотая мясо быстрее, чем следовало, он сказал с болью:

— Как я могу на что-то надеяться. Дай Бог не попасть в банду, которая грабит на дорогах. Не стать одним из них — вот все, на что я надеюсь. А ты?

Она пожала плечами.

— Я не знаю. Говорят, там есть так называемые «фабрики», которые не что иное, как бордели. Это еще хуже, чем Земля Ван Димона. Я… мой дядя говорит, что он попытается пристроить меня в служанки к какой-нибудь замужней женщине, но он сомневается, много ли их там.

Эми замолчала и отвела взгляд от Катала.

— Женщины говорят, что если двое осужденных женятся, им дают надел земли и освобождают под честное слово.