Стихи

Перегородок тонкоребрость Пройду насквозь, пройду, как свет, Пройду, как образ входит в образ И как предмет сечет предмет.

Пускай пожизненность задачи, Врастающей в заветы дней, Зовется жизнию сидячей,И по такой, грущу по ней.

Опять знакомостью напева Пахнут деревья и дома. Опять направо и налево Пойдет хозяйничать зима.

Опять к обеду на прогулке Наступит темень, просто страсть. Опять научит переулки Охулки на руки не класть.

Опять повалят с неба взятки, Опять укроет к утру вихрь Осин подследственных десятки Сукном сугробов снеговых.

Опять опавшей сердца мышцей Услышу и вложу в слова, Как ты ползешь и как дымишься, Встаешь и строишься, Москва.

И я приму тебя, как упряжь, Тех ради будущих безумств, Что ты, как стих, меня зазубришь, Как быль, запомнишь наизусть. Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

* * * Красавица моя, вся стать, Вся суть твоя мне по сердцу, Вся рвется музыкою стать, И вся на рифмы просится.

А в рифмах умирает рок, И правдой входит в наш мирок Миров разноголосица.

И рифма не вторенье строк, А г 1000 ардеробный номерок, Талон на место у колонн В загробный гул корней и лон.

И в рифмах дышит та любовь, Что тут с трудом выносится, Перед которой хмурят брось И морщат переносицу.

И рифма не вторенье строк, Но вход и пропуск за порог, Чтоб сдать, как плащ за бляшкою Болезни тягость тяжкую, Боязнь огласки и греха За громкой бляшкою стиха.

Красавица моя, вся суть, Вся стать твоя, красавица, Спирает грудь и тянет в путь, И тянет петь и - нравится.

Тебе молился Поликлет. Твои законы изданы. Твои законы в далях лет, Ты мне знакома издавна. 1931 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

* * * О, знал бы я, что так бывает, Когда пускался на дебют, Что строчки с кровью - убивают, Нахлынут горлом и убьют!

От шуток с этой подоплекой Я б отказался наотрез. Начало было так далеко, Так робок первый интерес.

Но старость - это Рим, который Взамен турусов и колес Не читки требует с актера, А полной гибели всерьез.

Когда строку диктует чувство, Оно на сцену шлет раба, И тут кончается искусство, И дышат почва и судьба. 1932 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

МЕТЕЛЬ

1

В посаде, куда ни одна нога Не ступала, лишь ворожеи да вьюги Ступала нога, в бесноватой округе, Где и то, как убитые, спят снега,

Постой, в посаде, куда ни одна Нога не ступала, лишь ворожеи Да вьюги ступала нога, до окна Дохлестнулся обрывок шальной шлеи.

Ни зги не видать, а ведь этот посад Может быть в городе, в Замоскворечьи, В Замостьи, и прочая (в полночь забредший Гость от меня отшатнулся назад).

Послушай, в посаде, куда ни одна Нога не ступала, одни душегубы, Твой вестник - осиновый лист, он безгубый, Безгласен, как призрак, белей полотна!

Метался, стучался во все ворота, Кругом озирался, смерчом с мостовой... - Не тот это город, и полночь не та, И ты заблудился, ее вестовой!

Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста. В посаде, куда ни один двуногий... Я тоже какой-то... о город, и полночь не та, И ты заблудился, ее вестовой!

Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста. В посаде, куда ни один двуногий... Я тоже какой-то... я сбился с дороги: - Не тот это город, и полночь не та.

2

Все в крестиках двери, как в Варфоломееву Ночь. Распоряженья пурги-заговорщицы: Заваливай окна и рамы заклеивай, Там детство рождественской елью топорщится.

Бушует бульваров безлиственных заговор. Они поклялись извести человечество. На сборное место, город! За город! И вьюга дымится, как факел над нечистью. Пушинки непрошенно валятся на руки. Мне страшно в безлюдья пороши разнузданной. Снежинки снуют, как ручные фонарики. Вы узнаны, ветки! Прохожий, ты узнан!

Дыра полыньи, и мерещится в музыке Пурги:- Колиньи, мы узнали твой адрес!Секиры и крики: - Вы узнаны, узники Уюта!- и по двери мелом - крест-накрест.

Что лагерем стали, что подняты на ноги Подонки творенья, метели - сполагоря. Под праздник отправятся к праотцам правнуки. Ночь Варфоломеева. За город, за город! 1914, 1928 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, "Филин", 1993.

УРАЛ ВПЕРВЫЕ Без родовспомогательницы, во мраке, без памяти, На ночь натыкаясь руками, Урала Твердыня орала и, падая замертво, В мученьях ослепшая, утро рожала.

Гремя опрокидывались нечаянно задетые Громады и бронзы массивов каких-то. Пыхтел пассажирский. И, где-то от этого Шарахаясь, падали призраки пихты.

Коптивший рассвет был снотворным. Не иначе: Он им был подсыпан - заводам и горам Лесным печником, злоязычным Горынычем, Как опий попутчику опытным вором.

Очнулись в огне. С горизонта пунцового На лыжах спускались к лесам азиатцы, Лизали подошвы и соснам подсовывали Короны и звали на царство венчаться.

И сосны, повстав и 1000 храня иерархию Мохнатых монархов, вступали На устланный наста оранжевым бархатом Покров из камки и сусали. 1916 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, "Филин", 1993.

ЛЕДОХОД Еще о всходах молодых Весенний грунт мечтать не смеет. Из снега выкатив кадык, Он берегом речным чернеет.

Заря, как клещ, впилась в залив, И с мясом только вырвешь вечер Из топи. Как плотолюбив Простор на севере зловещем!

Он солнцем давится заглот И тащит эту ношу по мху. Он шлепает ее об лед И рвет, как розовую семгу.

Капель до половины дня, Потом, морозом землю скомкав, Гремит плавучих льдин резня И поножовщина обломков.

И ни души. Один лишь хрип, Тоскливый лязг и стук ножовый, И сталкивающихся глыб Скрежещущие пережевы. 1916, 1928 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, "Филин", 1993.

* * * Я понял жизни цель и чту Ту цель, как цель, и эта цель Признать, что мне невмоготу Мириться с тем, что есть апрель,

Что дни - кузнечные мехи, И что растекся полосой От ели к ели, от ольхи К ольхе, железный и косой,

И жидкий, и в снега дорог, Как уголь в пальцы кузнеца, С шипеньем впившийся поток Зари без края и конца.

Что в берковец церковный зык, Что взят звонарь в весовщики, Что от капели, от слезы И от поста болят виски. 1916 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, "Филин", 1993.