О былом. Рассказы

Около Иордани столпилось чуть ли не все население города. Повязанные теплыми шарфами через голову певчие торопливо пели службу, не медлил и священник, двадцатипятиградусный мороз заставлял их скорее кончать.

— «И мир просвещай славу Тебе», — коротко прозвучали последние слова праздничного тропаря, и крестный ход поспешно двинулся обратно в церковь.

Часть народа пошла за ним, но многие, в большинстве мужчины, продолжали тесниться около Иордани, черпая воду привезенною из дому подсудиной.

— Ну, братцы, — послышался голос Никиты, — задарма что ль я для вас Иордан-то строил…

Толпа внимательно прислушалась.

— Кто наряжался, кто на рожу одевал маску, — продолжал кожедер, — беса скаканием тешил, все лезьте во Иордан искупаться. Всю пакость крещенная вода очищает.

Многие из присутствующих стали торопливо разуваться.

— Чего там ноги-то мочить, скидавай всю одежу! — кричал Никита, — весь омойся.

Еще с большим неудовольствием стали раздеваться «грешники».

Среди толпы послышались шутки.

— Нас-то заставил омыться, дядя Никита, — робко заметил один из последних, — а про «снохачей» забыл.

Никита досадливо махнул рукой.

— Чего напрасно слова терять, все равно не признаются.

— Да и стары больно, в холодную воду не полезут, — отозвался кто-то.

Толпа весело загоготала.

Один за другим прыгали в начинавшую снова замерзать воду голые «грешники», окунались в ней раз, быстро выскакивали с посиневшим и перекосившимся от холода лицом из этой импровизированной, очистительной купели, кое-как натягивали на себя оледеневшими руками тулупы и что есть мочи бежали к береговому трактиру.

Толпа у Иордани начинала редеть. Никита терпеливо дожидался последнего из «грешников» и сам совершенно продрогший вместе с ним побежал на берег.

— Ну, теперь можно и «зелена винца» испить, — проговорил кожедер, подбегая с парнем к трактиру.

Здесь уже собрались все «грешники», вполне согревшиеся после ледяной ванны.

— А, Никита Панфилыч, милости просим, достодолжное угощеньице для вас припасено…

У окна на особом столике, покрытом красною салфеткою, стояла сороковка водки и дымилась телячья поджарка с картофелем. Кожедер снял шапку, помолился на образа и, обратившись к молодежи, весело проговорил:

— Честь имею поздравить с праздником и с очищением… Затем, выплеснув сороковку в большой чайный стакан, он в два приема выпил ее.

— Иордан-то ныне больно удобен, — сказал кто-то из присутствующих, — только мороз сильно лют.

Никита довольно улыбнулся, с аппетитом уплетая поджарку.

1904