Слияние вод

Ярмамед сразу осмелел:

- Баллах, люди добрые, непричастен, непричастен, много у меня врагов, вот и решили погубить.

- Двенадцать анонимных писем. И все написаны твоей рукою. Передаю дело прокурору! - Аслан поднял со стола папку.

Ярмамед рухнул на колени и воздел кверху руки, моля о пощаде.

- Товарищ Аслан, вы мой руководитель и наставник! Виноват, я, я написал, и не двенадцать, а семнадцать. Остальные, верно, затерялись на почте. Накажи сам, убей, но не отдавай в руки прокурора. У меня неизлечимая болезнь, товарищ Аслан, - строчить доносы. Что ж, один злосчастный пьет до белой горячки, другой в карты режется напропалую, третий... ну, сам понимаешь, - с бабами... А у меня, горемыки, в руках нестерпимый зуд рассылать заявления в высшие инстанции. Не о себе пекусь - о деле. Пусть, думаю, проверят еще раз человека, окончательно убедятся в его неподкупности, - раскачиваясь и причитая, будто на похоронах, юродствовал Ярмамед. - А если подтвердится? Значит, обезопасил преступника, опять же о благе народа старался.

И Шарафоглу и Гошатхан молча смотрели на него, и им казалось, что на полу извивается скорпион, убивающий ядовитым жалом самого себя.

- Убирайся отсюда вон, - приказал Аслан. Ярмамед подпрыгнул, не веря избавлению, стал оглядываться.

- Ухожу, ухожу, всемилостивый товарищ, - лепетал Ярмамед. - Болезнь, самая настоящая болезнь... А в колхозе меня оставят?

- Это пусть решат сами колхозники, - ответил Аслан, а когда дверь за доносчиком закрылась, тяжело вздохнул. Ему казалось, что, заблудившись глухой ночью, он попал на свалку и вдохнул омерзительную вонь. "Кто ж вытащил со свалки такую гадину, кто научил его отравлять мир смрадным дыханием?" - подумал Аслан.

- Все-таки не пойму, почему ты его помиловал, - сказал Шарафоглу, подходя к открытой форточке и жадно вдыхая свежий воздух,

- Да видишь ли, товарищ Шараф, этот человек седьмая спица в колесе. Нам надо до заправил добраться, - объяснил Аслан, - Ну, давайте заниматься раздельной уборкой.

- Там главная-то фигура Салман, - вдруг сказал Гошатхан. - Вот кем надо заняться и прокурору и еще кое-кому.

Неожиданно Калантар-лелеш вскрикнул: перочинный ножик, которым он чистил ногти, соскользнув, вонзился в кожу. Все обернулись. Сунув палец в рот, Калантар заискивающе улыбнулся.

3

Тщеславному, изворотливому, нечистому на руку человеку только бы добраться до высокого служебного поста. Тогда он разовьет бешеную энергию, будет подлаживаться к начальнику и в то же время стараться его свалить, затоптать и занять его место. Все средства хороши, если ведут к цели: правда и ложь, честность и жульничество, благородство и подлость. Шелкопряд неутомимо ткет себе смертный саван, а карьерист с исключительным упорством сам себе роет могилу.

Сделавшись заместителем председателя колхоза, Салман почувствовал, что в нем проснулась неистовая страсть, более сильная, чем азарт картежника, чем страсть к женщинам и кутежам; жажда власти, известности затуманила рассудок, заронила в душу самые несбыточные, дерзкие мечтания. Он считал не только естественным, что стал заместителем Рустама, но даже обижался, что опоздали с выдвижением, не оценили вовремя его способностей. Теперь предстояло наверстать упущенное, без промедления стать председателем. Надо сплотить вокруг себя преданных людей, готовых и на любой подвиг, и на любое преступление. На первых порах ему удалось то хитростью, то лестью, то угрозами собрать под свою руку отряд оруженосцев. С нерешительными, робкими он был напористым, требовательным, с гордыми, непокорными сам шел на уступки, заискивал. Жадных соблазнял жирным куском, отправлял на такие участки, где можно было без труда выколотить побольше трудодней. Жуликам давал понять, что знает их делишки, но готов молчать, если его будут слушаться.

Оруженосцы пели хвалу, бегали из дома в дом, говорили, что сам бог благословил Салмана занять высокий пост...

Салман начал замечать, что некоторые колхозники относятся к нему с уважением и доверием. Стало быть, вскоре можно и весь колхоз прибрать к рукам. Для этого нужно иметь друзей и наставников в районе, а там пока, кроме братца Калантара, у Салмана нет никакой опоры. Что ж, придется блеснуть богатым урожаем, создать себе репутацию делового человека,

Последние дни Салмана тревожило, что на некоторых участках плохо с уборкой пшеницы, что Шарафоглу уехал из колхоза хмурый, недовольный, что на ферме нет порядка. "Достаточно дать волю этому Немому лодырю и хитрой лисице Ярмамеду, как они сами рухнут в колодец и меня увлекут за собой", думал Салман. Зазвав к себе, он так отругал их, что верные помощники только глаза протирали от изумления: неужто перед ними помолодевший, превратившийся в юношу Рустам?

Несколько дней и Гусейн и Ярмамед работали на совесть, а потом остыли, началась прежняя канитель, а когда на ферме снизились удои, Салман даже испугался. Он не верил своим подручным, как, в сущности, не доверял ни одному человеку на свете, считая всех продажными. Ярмамед выгораживал Немого Гусейна, беспечно подшивал в папку акты: то молоко свернулось, то неопытные чабаны выгнали овец на выжженный солнцем покос. "Если они сговорились, я погиб!" - сказал себе Салман. Выдвигая Гусейна на ферму, он рассчитывал обращаться с колхозным мясом и молоком, как с отцовским наследством. Тайный сговор заведующего фермой и бухгалтера был опасен: если они попадутся с поличным и сядут на скамью подсудимых, Салман тоже опозорится. Все знают, что Гусейна рекомендовал он.

Нет, надо незамедлительно действовать.

Воспользовавшись тем, что Рустам вечером уехал в район, Салман вместе с Ярмамедом пошел к Гусейну.

При виде незваных гостей у хозяина вытянулось лицо.

Невозмутимый Салман вежливо попросил хозяйку посидеть во дворе у очага, замкнул дверь и остановился перед Гусейном, скрестив руки на груди, пронизывая его сверлящим взглядом.

- Ты что задумал, кровопийца?

Немой Гусейн приложил ладонь к уху и, наивно глянул на Салмана, сделал губами "лырч".

- Ладно, ладно, эти штучки я знаю: когда тебе выгодно - ты глухой, а сам слышишь, как трава растет! - продолжал возмущенный Салман.

Ярмамед по его тону понял, что разговор затевается беспощадно откровенный, и сразу же определил свою позицию.

- Да, да, ты прав, Салман, на ферме неблагополучно, надо принять срочные меры...

Гусейн неожиданно рассмеялся.

- Да ты трус, как я погляжу, - сказал он Салману. - Чуть что - и напала оторопь.

Его развязность окончательно вывела из терпения Салмана. Облагодетельствовал жулика, а он теперь решил колоть топором орехи на макушке своего покровителя. Перед Рустамом они готовы землю целовать, а с ним осмелели. Ну, не на такого напали...

Стукнув с размаху ладонью по столу, Салман рассмеялся и добродушно сказал:

- Вот что, друзья. Что было между нами раньше, кончено. Мы заборами отгородились друг от друга. - И он пальцем начертил на скатерти три кружка: дескать, у каждого свой двор. - Все взаимные счеты погашены. Люди, не умеющие ценить дружбу, мне не требуются. Жизнь у меня одна, я ею дорожу, не на улице нашел. Забудьте своего приятеля Салмана. Не бойтесь, пожалуйста, не бойтесь, ваши проделки останутся в полной тайне. Ну, а что будет завтра, - дело прокурора, не мое.

Ярмамед почувствовал, что у него зубы застучали и дрожь пробрала до костей. С анонимками еще не выкрутился, а тут опять - "прокурор".

Тщетно Немой Гусейн убеждал себя, что Салман притворяется, будто на сцене колхозного клуба играет, но спустя минуту и его охватил озноб. Норовистая, оказывается, черепаха... Не моргнув родному брату голову отгрызет. С таким надо быть осторожнее и хитрее... И, горько вздыхая, Гусейн сказал с жалобным видом:

- Братец, ну что случилось? Если речь идет о твоём авторитете, то клянусь собственными детьми, хоть ты и младше меня годами, признают тебя старшим. А что касается проделок, то, во-первых, ничего такого не было, а во-вторых...