Золотая цепь

я, почти бегом. - Вас просят, - сказал он, и я поднялся в бельэтаж с замиранием сердца. Дверь открылась, - навстречу мне встал Дюрок. Он был такой же, как пять лет назад, лишь посеребрились виски. Для встречи у меня была приготовлена фраза: "Вы видите перед собой фигуру из мрака прошлого и верно с трудом узнаете меня, так я изменился с тех пор", - но, сбившись, я сказал только: "Не ожидали, что я приду?" - О, здравствуй, Санди! - сказал Дюрок, вглядываясь в меня. - Наверно, ты теперь считаешь себя старцем, для меня же ты прежний Санди, хотя и с петушиным баском. Отлично! Ты дома здесь. А Молли, - прибавил он, видя, что я оглядываюсь, - вышла; она скоро придет. - Я должен вам сказать, - заявил я, впадая в прежнее свое легкомыслие искренности, - что я очень рад был узнать о вашей женитьбе. Лучшую жену, - продолжал я с неуместным и сбивающим меня самого жаром, - трудно найти. Да, трудно! вскричал я, желая говорить сразу обо веем и бессильный соскочить с первой темы. - Ты много искал, сравнивал? У тебя большой опыт? спросил Дюрок, хватая меня за ухо и усаживая. - Молчи. Учись, входя в дом, хотя бы и после пяти лет, сказать несколько незначительных фраз, ходящих вокруг и около значительного, а потому, как бы значительных. - Как?! Вы меня учите?" - Мой совет хорош для всякого места, где тебя еще не знали болтливым и запальчивым мальчуганом. Ну, хорошо. Выкидывай свои пять лет. Звонок около тебя, протяни руку и позвони. Я рассказал ему приключения первого моряка в мире, Сандерса Пруэля из Зурбагана (где родился) под самым лучшим солнцем, наиярчайше освещающим только мою фигуру, видимую всем, как статуя Свободы, - за шестьдесят миль. В это время прислуга внесла замечательный старый ром, который мы стали пить из фарфоровых стопок, вспоминая происшествия на Сигнальном Пустыре и в "Золотой цепи". - Хорошая была страница, правда? - сказал Дюрок. Он задумался, его выразительное, твердое лицо отразило воспоминание, и он продолжал: - Смерть Ганувера была для всех нас неожиданностью. Нельзя было подумать. Были приняты меры. Ничто не указывало на печальный исход. Очевидно, его внутреннее напряжение разразилось с большей силой, чем думали мы. За три часа до конца он сидел и говорил очень весело. Он не написал завещания, так как верил, что, сделав это, приблизит конец. Однако смерть уже держала руку на его голове. Но, - Дюрок взглянул на дверь, - при Молли я не буду поднимать разговора об этом, - она плохо спит, если поговорить о тех днях. В это время раздался легкий стук, дверь слегка приоткрылась и женский голос стал выговаривать рассудительным нежным речитативом: "Настой-чи-во прося впус-тить, нель-зя ли вас преду-пре-дить, что э-то я, ду-ша мо-я..." - Кто там? - притворно громко осведомился Дюрок. - При-шла оч-ко-вая змея, - докончил голос, дверь раскрылась, и вбежала молодая женщина, в которой я тотчас узнал Молли. Она была в костюме пепельного цвета и голубой шляпе, При виде меня, ее смеющееся лицо внезапно остыло, вытянулось и снова вспыхнуло. - Конечно, я вас