Ворошиловский стрелок

- Вазгеныч, не горюй! Включили тебе свет!

Посиди еще немного, куда тебе торопиться?

Чуть расслабившись, я проговорился, что сегодня именинник.

- Ну поздравляю, тем более надо еще по рюмке за здоровье!

Пришлось мне сбегать в магазин за бутылкой.

Конечно же я мог бы вырваться пораньше, но поймал себя на том, что мне здесь уютно и тепло, мне было радостно и интересно. Я не мог себя заставить встать и уйти на свой грустный праздник.

Ликования и крики, иллюминация и сладкие тосты на юбилее - все это лишь символ радости, а самой радости, к сожалению там не было: только она одна не участвовала в празднестве. Она обычно появляется без приглашения и церемоний, украдкой, среди самой повседневной обстановки.

Слесарь Серафим остался на площадке пятого этажа исправлять свет.

Захожу в квартиру и глазам своим не верю: тускло горят две свечи... серые пары в накуренном полумраке танцуют вальс бостон "погасшие свечи" из кинофильма "Мост Ватерлоо".

Тоскливые черные тени на стенах и потолке усиливали эффект нереальности мрачной картины. На мое появление никто не прореагировал, кроме собачки. Ни один из присутствующих гостей даже не поинтересовался, включат вообще свет или нет. По-видимому, он был никому не нужен, также, как и юбиляр. Меня стало знобить... так захотелось тут же вернуться обратно в теплый, уютный подвал... но было неудобно... я не смог бы объяснить свое возвращение.

Зашел я в спальню, тихо разделся и лег спать.

Обычно самые дерзкие и нелепые фантазии одолевали меня перед сном. Почти каждую ночь мое воображение ткало все новые и новые узоры, пока сон наконец не брал меня в свои опустошающие объятья, посреди какой-нибудь особо увлекательной мечты... Под тиканье часов на пианино, в лунном свете, пропитывавшем голубой влагой одежду на стуле, передо мной разворачивался загадочный ослепительно яркий мир... Всю ночь напролет в окно моей комнаты шурша залетали и кружились весенние черно-белые бабочки, трансформируясь в фортепьянные клавиши... Всю ночь огромные звуки-призраки плыли в таинственном минорном хороводе сквозь серебряную пыль, а я слушал в светящейся тьме и думал:

Вот лежу здесь я и узенькое местечко, которое я занимаю до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и дел до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностью, где меня не было и не будет.