Гекуба

И никого не трогает появление шестерых арабских подростков, которые с криками и жестикуляцией прошли в конец салона и там хохочут и громко говорят все одновременно. Демонстрируют свою политическую независтимость, унимал Алекс свой расизм - арабская речь воспринималась им, как злобный собачий лай, а внешний облик молодежи казался вызывающе нечеловеческим. До эмиграции он никогда не был ни расистом, ни мезантропом, но случилось так, что здесь его без всяких видимых причин, ради куража, задирали только арабы, когда бы он ни появился по работе в их кварталах, где жили и "русские". На родине с детства любая группа молодых людей приводила Алекса в напряжение. В благословенном трезвом чистеньком Израиле, где ночью можно было безбоязненно ходить по пустынным улицам и среди густых темных зарослей как днем, выпускать детей одних гулять на улицу допоздна, хамство, хулиганство и бандитизм арабов были особенно нестерпимыми.

Он считал немотивированную агрессию проявлением арабской ментальности, пока не побывал в Каире и в Париже, где те же арабы вели себя вполне достойно. Скорее всего, решил он тогда, здесь это просто вызов нашему обществу, которое они не без основания считали враждебным.

Впрочем, была еще одна причина исключительности палестинского поведения.

Такие "милые" привычки покорно воспринимали только евреи, но не стерпели бы ни египтяне, ни французы...

Итак, пытался отвлечься Алекс, что же сейчас поделывает мой потенциальный работодатель-благодетель? Он пробовал угадать то, что угадать было решительно невозможно! Ибо можно было вообразить миллионера где угодно, кроме России.

ГЛАВА ВТОРАЯ. РОЖДЕННЫЕ КОНТРРЕВОЛЮЦИЕЙ

1.

Все здесь казалось неестественно огромным, перенаселенным и двойственным. В роскошных витринах отражались согбенные плохо одетые старички и старушки с сетками в руках. Раскованная молодежь сочеталась с их сверстниками, одетыми как на официальный прием. Богатые машины сменялись проносящимися по лужам драндулетами, каких и вообразить нельзя на наших улицах.

Если вполне приличный гостиничный номер и благоухающий коридор были выше всяких похвал, то лестничная клетка, куда Дуду и Батья попали, тут же напомнила кадры из фильмов о ГУЛАГе. Между тем, забарахлил лифт, а надо было срочно спуститься к экскурсионному автобусу. Оказалось, что двери на все прочие этажи почему-то закрыты намертво. Чем ниже спускались израильтяне, тем становилось темнее и страшней. Они не могли и вернуться, так как не помнили, какой у них этаж. Оставалось только спускаться в надежде, что уж в самом-то низу должно быть открыто. Иначе, зачем вообще эта лестница?

Так и оказалось. Но лучше бы и эта дверь была такой же глухой. На подземном этаже потрескивали бесчисленные трубы, тускло светили пять-шесть неразбитых лампочек на весь необозримый бетонный зал и было душно. Более того, откуда-то тянуло трупной вонью, знакомой Дуду по его военному прошлому.

Крепко держась за руки, они наугад пробирались куда-то в поисках выхода, когда наткнулись на людей. Четверо мужчин в грязной одежде сидели вокруг покрытого газетой ящика и негромко переговаривались, наливая водку их бутылки в граненые стаканы и закусывая неровно нарезанной колбасой. Хлеб от буханки они отрывали немытыми руками.

Увидев иностранцев, все четверо одинаково вздрогнули и переглянулись.

Давид по-английски спросил у них, где выход к автобусам, но никто из собутыль-ников ничего не ответил. Впрочем, мало вероятно, что они бы что-то поняли и по-русски. Мутный взгляд, одинаковые бычьи шеи и игривый оскал щербатых ртов заставили Батью больно вцепиться в руку мужа.

Оставалось только приветливо помахать незнакомцам и продолжить поиски: как-то же эти сюда попали, верно? - успокаивал жену Давид. - Хотя вообще-то нечего нам делать в этой стране...

"Я провожу вас, - сказал им по-английски внезапно возникший высокий парень в фирменной гостиничной куртке. - Никаких проблем. Меня зовут Поль. А вас? Очень приятно. Идите за мной." И тут же стал что-то возбужденно говорить по-русски в мобильник. Многоопытный Дуду, не поняв ни слова, насторожился от тона и какого-то вороватого взгляда их провожатого. "Давай сюда!.." - шепнул он жене на иврите, сдвинушись за бетонную колонну и далее - в нишу из подернутых паутиной вонючих ящиков.

Топот каблуков русского и его хриплое дыхание убедили Давида в правильности своих подозрений. Супруги молчали, задыхаясь. Они не видели своего знакомого, но слышали, как он лихорадочно мечется взад-вперед по подземному этажу, отдавая короткие военные команды. "Говорили мне, - едва слышно сказал бывший спецназовец Дуду, - что в Россию надо любыми путями провезти с собой хоть газовый пистолет."

А по запыленному бетону грохотали уже каблуки нескольких людей. Оживленно переговариваясь, они заглядывали во все закоулки то дальше, то ближе от спаси-тельной ниши. "Хотела же меня Наташа учить русскому, шепнула Батья. - Дура я, дура..." "Сомневаюсь, что это бы нам сейчас помогло." "Как и твой пистолет. Ку-да бы ты стрелял? В кого? И за что? У нас нет никаких оснований..."

"Господа туристы! - прозвучало в пыльном полумраке. - Куда вы пропали? Давид! Батя! Выходите. Не бойтесь. Мы ваши друзья. Откликнитесь. Вы пропадете здесь без нас."

Давид сжал руку жене и приложил палец к губам. "Я годами культивировал чув-ство опасности. И никогда, слышишь? Никогда мне не было так страшно!" "Про-сто рядом с тобой в бою никогда не было меня..."

Их преследователи затихли, вслушивась в темноту, когда потолок вдруг рельефно обозначился светом мощного фонаря. В наступившей тишине раздался искажен-ный мегафоном голос их гида. "Господа Зац! Вы здесь?" - прозвучало на родном иврите. "Ну! - дернулась Батья. - Это Мордехай." "Подожди. Пусть те тоже проявят себя. Неизвестно, один ли здесь Мордехай или с охраной."

Никто больше голоса не подавал. Гид повторил свое заклинание на иврите и английском, что-то кому-то говорил по-русски, не отнимая от губ мегафона. Тотчас в тишине зазвучал едва понятный английский: "Я начальник службы безопасности отеля. Господа Зац! Если вы здесь, подайте голос, не бойтесь."

"Их тут человек пять, - крикнул Давид, мгновенно перемещаясь с женой вдоль штабеля и заталкивая ее в другую нишу, на случай, если выстрелят на звук. - Если вас мало, вызовите подкрепление. Они очень опасны..."

Поль и его люди не подавали никаких признаков жизни. Фонарь двинулся на звук голоса Давида. Они увидели, что по проходу идут гид, человек с мегафоном и трое в камуфляжной форме с автоматами наизготовку. Они грамотно, все в разные стороны, направляли стволы. Начальник охраны что-то быстро говорил в мобиль-ник. Вдалеке возник свет второго фонаря и загрохотали сапоги бегущей подмоги. Только после этого Зац потянул едва дышавшую супругу к гиду. Тот облегченно вздохнул, вытирая со лба пот, схватил Давида и Батью под руки и побежал к выходу в спровождении охраны. Позади была такая же тишина, темнота и смрад. Во дворе охрана передала туристов трем милиционерам и вернулась - обследовать подвал. Садясь в автобус, Давид увидел, что из дверей выволокли под руки уже окровавленных алкашей со скованными за спиной руками. "Это не те! - обратился Дуду к Мордехаю. - Эти не сделали нам ничего плохого."

Гид быстро заговорил в мобильник. "Больше там никого не было, - сказал он, уселся на свое место и заговорил в микрофон. - Итак, дамы и господа, коль скоро мы все в сборе, и все окончилось благополучно, то начинаем нашу первую экскур-сию по древней столице России. Во-первых, о самом названии "Москва". Скорее всего, это слово связано с древнерусским словом, означающим "вода", как "Нева", "Плотва", хотя есть и более экзотическое толкование: из двух слов, означающих "мощь ковать", возниших на заре становления княжества..."

За стеклами автобуса вдруг пошел мелкий снег, которому израильтяне обрадова-лись как дети. Он летел мимо окон все плотнее, пока не повалил красивыми хлопь-ями, мгновенно ослепившими водителя. Тротуары и мостовая оставались мокры-ми, черными и блестящими, но желто-зеленые газоны скверов и парков, мимо которых несся автобус, засветились праздничным светом, тотчас напомнив Дуду открытки из рекламного проспекта. Вот они - истинные цвета России, подумал он, - белый и черный. И оба - без оттенков.