Марш 30-го года

Д м и т р и е в с к и й : Петр Петрович, вот бы вы сели и задумались.

К р е й ц е р : Молодец!

В о р г у н о в : Не молодец, а гадость... Я начальник механического цеха, почему я должен выполнять работу конструктора? Что это за организация? Все в расчете на случайность. И автомат загнали.

К р е й ц е р : Автомат стоит?

Т р о я н : Автомат испорчен?

Д м и т р и е в с к и й : Нет.

В о р г у н о в : Загнали. Это Ваш Белоконь...

К р е й ц е р : Товарищи, вы просто не овладели техникой.

В о р г у н о в : Вы еще скажете: болезни роста.

К р е й ц е р : А что же, и скажу. (Смеется.)

В о р г у н о в : Александр Осипович, простите меня, старика. В Европе давно нет холеры, сыпного тифа и этих самых болезней роста:#5.

К р е й ц е р (взял за пуговицу, ласково): Это потому, что Европа ваша старенькая. Из нее уже порох сыплется. У нее другие болезни: подагра, старческая немощь, артериосклероз.

В о р г у н о в : Это, может у дворян каких там. У техников этого нет...

Т р о я н (улыбается): Вы замечаете, Петр Петрович, что вы делаете успехи в классовом подходе?

К р е й ц е р (хохочет): Правильно!

В о р г у н о в (рассердился): Вам угодно называть дворян классом, а я их называю просто дармоедами. Таких подагриков и у нас еще сколько хотите.

К р е й ц е р (хохочет): Поддели, поддели Петра Петровича...

Выходит Зырянский из столовой в повязке дежурного.

З ы р я н с к и й : Васька, скоро сигнал?

К л ю к и н : Через двадцать минут.

Зырянский исчез. Входит Лаптенко и останавливается у дверей.

К л ю к и н : Чего тебе?

Л а п т е н к о : В коммуну.

К л ю к и н : Чего в коммуну?

Л а п т е н к о : Примите меня в коммуну.

К л ю к и н : Как тебя зовут?

Л а п т е н к о : Гришка, Лаптенко Гришка.

К л ю к и н : Ты откуда?

Л а п т е н к о : Да откуда же? Мне негде жить.

К л ю к и н : Давно на улице?

Л а п т е н к о : Два года. Как ушел от мамки.

К л ю к и н : Сядь вот там, подожди. Нет, на диван не садись, на ступеньку сядь.

Лаптенко усаживается на ступеньку у дверей. Сверху идут Григорьев и

Белоконь.

Б е л о к о н о ь : Я сколько раз говорил главному инженеру: раз они набросали гвоздей в коробку шестеренок, пускай они и отвечают. Я за автомат определенно не отвечаю.

Г р и г о р ь е в : А кто набросал?

Б е л о к о н ь : Да кто же? Я знаю разве? Народ тут такой. Они меня... (Оглянулся на часового.)

Клюкин заглядывает в столовую. утопить готовы, что я с них определенно требую. Игорь Александрович, переведите меня на другой завод.

Г р и г о р ь е в : Глупости, работай здесь. Что тебе, плохо?

Б е л о к о н ь : Оно не плохо, да народ здесь беспокойный здорово...

Г р и г о р ь е в : Ничего.

Б е л о к о н ь : Народ здесь оскорбительный. А я такого не люблю. С автоматом этим прохода нету... Вы скажите главному...

Г р и г о р ь е в : Хорошо.

Входит Торская. Белоконь уходит, здоровается с ней в дверях.

Г р и г о р ь е в : здравствуйте, Надежда Николаевна.

Т о р с к а я : Здравствуйте, здравствуйте, Вася. Не знаешь, где Вальченко?

К л ю к и н : Кажется, на заводе.

Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу, Надежда Николаевна. Уже не товарищ Вальченко вас ищет, а вы его ищете...

Т о р с к а я : Товарищ Вальченко мне нужен, вот я его и ищу.

Г р и г о р ь е в : Кажется, товарищ Вальченко вытеснил из вашей души даже коммунаров.

Т о р с к а я : Ошибаетесь, в моей душе они уместятся, не мешая друг другу.

Г р и г о р ь е в : Только для меня нет места в этой любвеобильной душе.

Т о р с к а я : Для людей вашей категории места нет. Верно.

Г р и г о р ь е в : Надежда Николаевна, обратите внимание, здесь часовой.

Т о р с к а я : Ничего не могу поедлать: в присутствии часового вы не умнеете.

Клюкин неожиданно взрывается смехом.

Г р и г о р ь е в : Так, Надежда Николаевна?

Т о р с к а я : Да, так.

Г р и г о р ь е в : Хорошо. (Ушел наверх.)

К л ю к и н : Сцена ревности, да?

Т о р с к а я : Нет, Вася, это сцена хамства...

К л ю к и н : И я так думаю.

Т о р с к а я : А где Воргунов?

К л ю к и н : А вот.

Воргунов вошел.

В о р г у н о в : Удивительное дело: для чего я вам могу понадобиться?

Т о р с к а я : Идите сюда, мне надо с вами поговорить. Садитесь.

В о р г у н о в : А это что за персонаж?

К л ю к и н : В коммуну просится.

В о р г у н о в : Смотрите, какой он смирненький. Ну, чего ты такой смирный?

Л а п т е н к о : Примите в комумну.

В о р г у н о в : Ага, практические соображения, значит?

Л а п т е н к о : У меня соображение хорошее. Примите.

В о р г у н о в : Я вижу: смирненький.

Т о р с к а я : Так и нужно: он будет хорошим коммунаром, правда?

Л а п т е н к о : Я буду все делать... А примете?

Т о р с к а я : Я здесь человек маленький... Попросишь старших... Примут.

В о р г у н о в : Ну, сел. Говорите, в чем дело?

Т о р с к а я : Один коммунар, фамилия его Одарюк, сделал важное усовершенствование в выключателе. Об этом говорят все коммунары. Вам известно?

В о р г у н о в : Ничего не слышал. В выключателе? Угу...

Т о р с к а я : Знает о нем Григорьев. Григорьев обьявил, что усовершенствование Одарюка ничего не стоит. Я хочу, чтобы вы проверили.

В о р г у н о в : Где же этот молодой русский изобрататель?

К л ю к и н : Он сейчас на работе, я могу вам рассказать.

В о р г у н о в : Оказывается, это уже достояние широких народных масс? Рассказывайте.

К л ю к и н : В выключателе есть пластинка, знаете?

В о р г у н о в : Ну?

К л ю к и н : Там на двух углушках нужно высверлить две дырочки и закрепывать на них штифтики для контактов. Одарюк предлагает дырочек не сверлить, штифтиков не ставить, а штамповать пластинку наподобие ласточкиного хвоста, а потом загнуть два хвостика. Можно их загнуть во время штамповки. Получаются хорошие контакты#6.

В о р г у н о в : Угу. Это он сам придумал?

К л ю к и н : Ну, а кто же?

Т о р с к а я : Разве хорошо?

В о р г у н о в (в задумчивости подмыается и направляется вверх): Черт... Просто как... Ласточкин хвост...

Т о р с к а я : Петр Петрович, куда же вы?

В о р г у н о в (остановился на лестнице): Ах, да. Так его фамилия Одарюк? А не Одергейм?

К л ю к и н : Да нет, Одарюк.

В о р г у н о в : Пошлите этого Одергейма ко мне.

К л ю к и н (сдерживая смех): Смотри ты!

Сверху спускается Григорьев.

В о р г у н о в : Товарищ Григорьев, вам было известно предложение Одарюка - ласточкин хвост?

Г р и г о р ь е в : Дело в том...

В о р г у н о в : Было известно?

Г р и г о р ь е в : Было...

В о р г у н о в : Больше не имею вопросов.

Г р и г о р ь е в : Петр Петрович, спасите мою душу - я же говорил о нем Георгию Васильевичу, и он со мной согласился.

В о р г у н о в : С чем именно согласился?

Г р и г о р ь е в : Что это слишком наивно.

В о р г у н о в : Угу. Замечательно!

Г р и г о р ь е в : И потом ведь немцы этого не делают.

В о р г у н о в : Отправляйтесь к чертовой матери с вашими немцами, понимаете? Немцы за вас будут соображать? Ох ты, господи, когда это кончится? ((Ушел.)

Г р и г о р ь е в : Это вы ему рассказали, товарищ Торская?

Т о р с к а я : Я.

Г р и г о р ь е в : Это называется интригой, товарищ Торская.

Т о р с к а я : Это называется борьбой, товарищ Григорьев. (Ушла.)

Г р и г о р ь е в : Что она ему рассказывала?

К л ю к и н : С часовым разговаривать строго воспрещается.

Г р и г о р ь е в : Ага, воспрещается? (Пошел наверх.)

З ы р я н с к и й (выходит из столовой): А это что за птица?

Л а п т е н к о : Дядя, примите в комумну.