Листопад

Огород лесничего выходил на обрывистый берег реки. Буравлеву хотелось быстрее вскопать грядки, засадить их луком, свеклой, картошкой, морковью. Здесь не город, за каждой пустяковиной на базар не наездишься.

Да и пришел он сейчас с рассветом сюда еще потому, что к другим делам руки не лежали... Смахивая ладонью со лба пот, Буравлев, отставив лопату, видел, как из-за дома, опершись на конек крыши узловатым суком, выглядывала березка. На ее гибких ветках от легкого дуновения ветерка, как у молодицы на ушах, дрожали сережки. Они отчетливо выделялись на бездонной синеве неба.

Из-за угла дома вынырнула Наташа. В своем обычном пестреньком халатике выше колен, в клетчатом переднике она казалась Буравлеву еще ребенком. Вот сейчас подбежит к нему и скажет: "Папочка, пожалей меня. Я ножку ушибла".

Буравлев, делая вид, что не замечает ее, с ожесточением крошил землю. Наташа остановилась у края изгороди, с сочувствием посмотрела на отца. Ей стало жаль его. С тех пор как начала встречаться с Маковеевым, чувствовала себя перед ним виноватой. Но отказаться от встреч не могла. Ей даже думалось, что отец догадывается обо всем, но только молчит, чего-то выжидает.

Носком домашней тапочки Наташа пошевелила прошлогодний осиновый лист. Буравлев исподлобья рассматривал дочь. Изменилась она. "Может, не под силу ей работа? Разве девичье дело целый день махать топором?"

- Папа, - вдруг позвала Наташа.

Буравлев выпрямился и, воткнув лопату в землю, проговорил:

- Ну, вот и все. Земля как пух. Можно сажать.

- Завтрак готов, - сказала Наташа.

Буравлев проводил ее внимательным взглядом. "Я виноват, - упрекнул он себя. - В чем-то я сам виноват. Наташа изменилась..."

Опираясь на лопату, он пошел к дому.

- Картошку я перебрала, - встретила его на крыльце Наташа. - Половина гнилых оказалось. На семена, боюсь, не хватит.

- Ну и леший с ними, - живо отозвался Буравлев. - Если что подкупим.

Он тщательно вытер сапоги у порога. В сенцах обмыл лицо холодной водой.

- Папа, остынет завтрак...

- Вот что, Сорока-Белобока, думаю, тяжеловато тебе в бригаде. Разве других дел в лесничестве мало?

- Откуда ты взял?

На улице заржала лошадь. Буравлев отодвинул занавеску. В легкой на рессорах тележке к дому подкатил Дымарев.

- Полон двор лошадей, трактор без дела стоит, а лесничий на себе пашет. Где это видано? Анекдот... - прогудел он, широко распахивая дверь.

- Лошади государственные, трактор тоже, а огород частный, - уточнил Буравлев.

- Как ни говори, а лопатой при такой технике - позор!.. Люди в космос летают, а мы...

- Зато мускулы развиваются. - Буравлев подставил к столу стул и предложил: - Подсаживайся...

- Поехали ко мне, там подзаправимся, - категорически запротестовал Дымарев. И, взглянув на Наташу, шутливо добавил: - Хозяйка, думаю, не обидится.

- Что-то не хочется...

- Как же так получается? - гудел Дымарев, расхаживая по комнате. Живем рядом, а видимся по обещанию - раз в год.

- Работой заняты, где уж до гостей, - оправдывался Буравлев.

- Работа - не медведь, в лес не убежит, а отдых всем нужен.

- Ладно, поедем, - неожиданно для себя согласился Буравлев.

2

Буравлев правил лошадью, а Дымарев пристроился в задке. Дорога была ухабистой, и Дымарев пошутил:

- По такому проселку только мертвецов возить.

- Почему? - не понял Буравлев.

- Им все равно.

Ехали лесом. Деревья бросали на землю бледные тени. На луговинах в солнечном мареве мельтешили бабочки. У обочины над ивовыми кустами жужжали шмели. Весенний перезвон наполнял прозрачный голубой воздух.

Буравлева в эту поездку тянуло, в то же время он чего-то страшился... Перед глазами была Катя: босая, в ночной рубашке, на распущенные светлые косы и на оголенный овал плеча падал зеленоватый блик месяца.

- Что ты молчишь? - спросил Дымарев. - Жалеешь, что согласился поехать?

- Просто думаю о своем, - уклончиво отозвался Буравлев. - Дел много, а времени в обрез.

- Время? А у кого оно есть? - вздохнул Дымарев. - Живешь от кампании к кампании. Только успеешь сев закончить, смотришь, сорняки полезли. Прополку еле одолеешь, ан, сенокос подоспел. Потом уборка... Ах, черт... Так и крутишься без остановки. Анекдот!..

Лес кончился, и впереди размахнулись угольно-черные поля. Где-то в поднебесье заливался жаворонок. Буравлев запрокинул голову, долго искал его в синеве. Наконец увидел. Птичка будто висела на нитке и, трепеща крылышками, испускала на землю нежно льющиеся звуки. Буравлев никак не мог оторвать взгляда от маленького серенького комочка.

- Посмотри, Серега, что делается-то, а? - вскинул рукой Дымарев. Красота!.. Ручьев сказал: "Удастся, Андрей Николаевич, твой опыт - весь район преобразим". Житуха будет, Серега, а?

- А чего же? - поддержал его Буравлев. - Органические удобрения никакая химия не заменит.

- Я вот не особо доверяю химии. Может, зря... А впрочем, при неправильном ее применении, читал где-то, иногда птиц и зверей морим. Да и попадает минералка с едой, проникает в кровь и делает свое дело. Даже, бывает, уроды родятся.

- Глупости несешь, - возразил Буравлев. Он был рад отвлеченному разговору. Просто молчать было, неудобно, а касаться дымаревской семьи, Кати ему не хотелось. - Химия, по-моему, величайшая наука. Перед людьми такие горизонты раздвинула... И в поле она незаменима, товарищ председатель. Думать надо, Андрей. Теперь я понимаю, почему у тебя урожаи низкие...

- Отчитал! - засмеялся Дымарев. - Исправлюсь. Да пока не вычищу твои озера, не успокоюсь.

- На этот раз берись за Касьянов брод. Вычистишь - хлеба обродные снимать будешь. Люди тебя потом никогда не забудут, - Буравлев ясно представил себе и склоненную к земле крупными, тугими колосьями рожь, и огромное, с перекатывающимися синими волнами озеро в лесу.

- Хорошо бы, если так, - озабоченно качнул головой Дымарев. - Только хватит ли сил?.. Народу у меня маловато. Поутекли в город, а теперь их оттуда никакими благами не выковырнешь. - Он немного помолчал и весело, толкнув в бок Буравлева, проговорил: - А уж из этого болота такое озеро получится, что целое море! Туда и рыбы можно напустить. Да и дичи поприбавится. А это, как ни говори, дело выгодное.