О моем отце

Борис Андреевич действительно поехал тогда в Америку и Японию, написал "О'кей, американский роман" и книгу о Японии "Камни и корни". За получением разрешения он обратился к Сталину. Возможно, это он подсказал Замятину идею написать Сталину письмо.

Во всем этом есть как бы противоречие: с одной стороны - травля, с другой - писатель интенсивно печатается, выходят его собрания сочинений, книги; он ездит за границу. Дело в том, что тогда еще не сложился более поздний стиль, при котором инако- или самостоятельно мыслящим просто затыкали рты. Еще держалась, слабея, установка Ленина - Луначарского - Горького, поддержанная Фрунзе, под руководством которого готовилась резолюция ЦК ВКП(б) по литературе 1925 года. Эта установка была за разнообразие литературы, за плюрализм. Отвечая доктринерам, А. В. Луначарский писал: "Быть может, вам не нравятся романы Пильняка, он, может быть, несимпатичен вам, но если вы до такой степени ослепли, что не видите, какой огромный он дает материал реальных наблюдений и в каком рельефном сочетании, как он позволяет за самый нерв ухватить целый ряд событий, целую серию явлений, если вы совершенно не чувствуете яркости положений, курьезности точек зрения, на которые он становится, то вы безнадежны, и это ужас для вас не только как для критика, но даже как для человека. Это значит, что вы анализировать не умеете, что вы отсекли себе возможность наслаждаться и больше знать, потому что в искусстве наслаждение идет вместе с познанием". ("История западноевропейской литературы". Госиздат. Ч. 1. С. 29.)

Возвращаясь к "Красному дереву", отметим историю зарождения замысла. Появление молодого Платонова не сопровождалось таким резонансом, как вход в литературу Иванова, Леонова, Олеши. Лишь критик Н. Замошкин отметил, что Платонов идет по линии "наибольшего художественного сопротивления". Однако Пильняк обратил внимание на Платонова. В конце 1928 года он писал: "Системы у нас в блестящем порядке уже лет пять - а писатели, пришедшие за последний год: Ю. Олеша, П. Павленко, Андрей Платонов в системах не состояли. Даже Либединский и Фадеев, великие систематизаторы, и те возникли до систематизации. И Олеша, и Иванов, и Платонов - приняты потому, что они индивидуальны, сиречь систему нарушают". Пильняк любил работать с молодыми. Известны вещи, написанные совместно с Павленко, Зарудиным, Беляевым, Алексеевым. В 1928 году Пильняк и Платонов по командировке "Нового мира" отправляются в Воронеж, где пишут очерки "Че-Че-О". Под очерками стоит адрес Пильняка - Ямское поле. По-видимому, Платонов некоторое время жил у Бориса Андреевича. Они написали также вместе пьесу "Дураки на периферии".

"Че-Че-О" посвящен социальному неравенству и бюрократии в провинции. Столичный товарищ курит "Герцеговину флор", а провинция курит траву; не имеет элементарных удобств; живет на гроши, плохо питается; развитию мешает бюрократия - социальная болезнь; бюрократ опасен даже в частной жизни, мрачен даже в семье; рабочий грустен и молчалив, потому что честный труд ни к чему не приводит. Масса - это не люди: в массу "бросают" культуру. "Если над машинистом поставить контролера, то паровоз истории сгорит, волочась на зажатом тормозе".

"Красное дерево" написано сразу после очерков и пьесы, в марте 1929 года. "Че-Че-О" предсказывает многие ситуации и общее настроение "Красного дерева", переросшего затем в остросовременный роман "Волга впадает в Каспийское море". Великий противоборец всего прогрессивного В. Ермилов гневно писал об очерках; "Огромная напряженная и труднейшая работа по районированию, являющаяся не чем иным, как работой по социалистическому строительству, представлена авторами очерка тоже как бюрократическая вакханалия организационного безумия, душащего личность".

Уже через месяц после окончания "Красного дерева" Борис Андреевич приступил к переработке его в роман. В этом романе, который выходит вновь 59 лет спустя, рассказывается о строительстве канала Москва - Волга, вообще о социалистическом строительстве; о том, что ему мешает; о новом быте и о том новом, что начинает зреть в совегском человеке - хозяине земли (тогда еще хозяине); о новом поколении рабочего класса. И о том, что мешает новой жизни (сюда и вплетено "Красное дерево"). Здесь вредители, реставраторы - не только мебели, но и прежней жизни,- всякие представители старого быта, цепляющиеся за это старое, в тщетной попытке сохранить его; это и прямые враги Советской власти и истинные революционеры. Роман остросюжетный. Один и тот же эпизод поворачивается к читателю разными своими гранями, как куб. В этом многоцветье вся тогдашняя жизнь. В центре повествования древняя Коломна, к старым башням которой подступает новое русло реки Москвы. С рыданиями падают на землю сбрасываемые с колоколен многопудовые былые вестники праздников и несчастий. Равноправие, женский вопрос. Словом, старая и новая Русь, уездное и социализм. Правдивое и честное полотно. Читатель, должно быть, обратит внимание на то, как остро уже тогда стояли вопросы морали, отношения людей.

Борис Андреевич был арестован 28 октября 1937 года в день рождения сына, которому исполнилось три года, на даче в Переделкино.

С утра он был весел. Поздравили сына, надарили ему подарков, вспоминали 1934 год, когда он родился. Они ездили тогда с Кирой Георгиевной в Скандинавию и Польшу Перебирали финских, шведских друзей, Андерсена Нексе, Нурдаля Грига, жившего у них летом 1934-го, Кнута Гамсуна. С тех пор, казалось, прошла вечность А ведь это было совсем недавно И правда, сколько событий. Трагических, непонятных. Какой тяжелый год. Аресты, процессы, гибель и исчезновение друзей. В течение дня никто не зашел. Только почтальон принес несколько телеграмм из Тбилиси; от сестры и брата Киры Георгиевны и от Тициана и Нины Табидзе (Тициан был шафером на свадьбе Бориса Андреевича и Киры Георгиевны), от других друзей Борис Леонидович Пастернак, Николай Федорович Погодин с дочкой Таней приходили поздравить. Погодин посидел и вскоре ушел. У Пастернака были какие то люди. День тихо склонился к закату. Сели пить чай.. Только когда стемнело, кое-кто заглянул на огонек

В десять часов приехал новый гость. Он был весь в белом, не смотря на осень и вечерний час Борис Андреевич встречался с ним в Японии, где "человек в белом" работал в посольстве. Он был сама любезность. "Николай Иванович,сказал он,- срочно просит вас к себе. У него к вам какой-то вопрос. Через час вы уже будете дома". Заметив недоверие и ужас на лице Киры Георгиевны при упоминании имени Ежова, он добавил: "Возьмите свою машину, на ней и вернетесь". Он повторил "Николай Иванович хочет что-то у вас уточнить".

Борис Андреевич кивнул: "Поехали". Кира Георгиевна, сдерживая слезы, вынесла узелок. "Зачем?" - отверг Борис Андреевич. "Кира Георгиевна, Борис Андреевич через час вернется!" - с упреком сказал человек в белом. Мама настойчиво протягивала узелок, срывая игру, предложенную любезным человеком, но Борис Андреевич узелка не взял. "Он хотел уйти из дому свободным человеком, а не арестантом",- поняла мама.

Борис Андреевич, конечно, не вернулся. Через месяц была арестована прямо на студии и Кира Георгиевна. Она кончала ВГИК в режиссерской мастерской С. М Эйзенштейна, успела сняться в нескольких фильмах, в том числе в главных ролях в "Элисо" Н. М. Шенгелая и "Земля жаждет" Ю. Я. Райзмана. Кира Георгиевна была в женском лагере под Акмолинском, вместе с сестрой М. Тухачевского.

Анна Ахматова напишет в 1938 году:*

Борису Пильняку

Всё это разгадаешь ты один..

Когда бессонный мрак вокруг клокочет,

Тот солнечный, тот ландышевый клин

Врывается во тьму декабрьской ночи.

И по тропинке я к тебе иду

И ты смеешься беззаботным смехом

Но хвойный лес и камыши в пруду

Ответствуют каким-то странным эхом...

О, если этим мертвого бужу,

Прости меня, я не могу иначе:

Я о тебе, как о своём, тужу

И каждому завидую, кто плачет,

Кто может плакать в этот страшный час