Теория игр

Итак, я подвожу итог.

"Партия Свирский - Ильин. Счет: 1 000 000 - 0".

(Хотя, положа руку на сердце, разрыв должен быть покруче.)

Теперь меня интересует лишь одно. Сумею ли я - разумеется, если захочу!

догнать Вольдемара и перегнать его?

"Вот, в чем вопрос!"

5.

Под утро я увидел сон. Тот самый. Он часто мне снится.

Я иду по аллее парка. Впереди двое - женщина и подросток.

Женщина рано постаревшая, плохо одетая. Вся какая-то неухоженная.

Подросток - подстать ей. Типичный "шипцовый" ребенок.

Синичка и кукушонок.

"Кукушонок" - мой сын. В этом городе мне довелось быть дважды. Тогда пятнадцать лет назад. И вот, теперь.

Женщина торопится. Мне почему-то известно, что она ведет мальчика в больницу. У него странноватый, затравленный взгляд, неуклюжие движения следствие родовой травмы.

Я иду вслед за ними, и мое сердце разрывается на части. Я знаю, что д о л ж е н окликнуть мальчика.

Я уже вижу, как он оглядывается...

- Сын!

И знаю, что никогда в жизни не сделаю этого.

Синичка и "кукушонок" скрываются из вида, а я остаюсь посреди аллеи один...

Утром я заезжаю в институт. Ненадолго, буквально на несколько минут. Забираю поправки к отчету и еду в УБОН.

Солнце сегодня необычно яркое.

Назарова сидит спиной к окну. Глядя на нее, мне приходится все время щуриться...

Доходит до того, что я начинаю использовать ладонь в качестве козырька.

Наконец я не выдерживаю, встаю и подхожу к окну...

Теперь я у нее за спиной.

Назарова читает поправки молча. Изредка мы перебрасываемся короткими репликами.

Теперь другая беда: солнце жарит мне затылок!

"Как только она выдерживает?"

Я склоняюсь над ее головой...

У Назаровой легкое дыхание. Я почти не слышу его...

Идеальная прическа! Идеальное дыхание! Идеальный воротничок!

Я наклоняюсь к ней все ниже и ниже...

Я уже различаю, какие у нее духи...

Какой знакомый запах!

"Запах, знакомый с детства!"

И тут со мной случается солнечный удар.

Мы лежим в постели. Уже темно. У меня такое впечатление, будто происходящее со мной в эту минуту я уже испытывал множество раз.

Сейчас я проведу рукой, и будет холмик...

"Верно - холмик!"

А сейчас - ложбинка...

"Правильно - ложбинка!"

Поневоле начнешь верить в реинкарнацию, параллельные миры и прочую загробную дребедень.

- Ты знаешь, у меня такое чувство, что мы с тобой уже встречались в прошлой жизни, - говорю я. - Наверняка, мы были мужем и женой.

- Я тоже думаю об этом, - отвечает она.

Я не вижу ее лица, но мне не трудно догадаться, что, говоря это, она улыбается. Не сильно, чуть-чуть.

А как могло случиться, что она старше меня?

Тут, как минимум, два варианта.

Вариант первый. Для нее эта жизнь - вторая (начиная с той, где мы были мужем и женой), а для меня - третья. Во второй жизни я был собакой! Я почему-то убежден, что именно собакой!

Вариант второй. Во второй жизни я умер ребенком.

Такая участь постигла моего дядю, брата матери. Когда ему было три года. Дядя перегнулся через край высокой бочки, доверху наполненной водой, и лопаткой хотел попугать головастиков...

- Я был хорошим мужем? - спрашиваю я.

- Хорошим, - говорит она.

Внезапно меня озаряет: я умер раньше ее!

Хотя, нет. Если я умер раньше, то в этой жизни я должен быть старше ее...

Что-то я вконец запутался!

- Мне пора, - говорит она. Встает и начинает одеваться...

Я не останавливаю ее. Я понимаю: у нее семья! Я был у нее в прошлой жизни. А в этой у нее - другая семья, другой муж.

"Думал ли я, - мысленно восклицаю я, - что у моей жены будет другой муж!"

6.

В среду мы всем отделом едем на картошку. На овощебазу. В отделе "на хозяйстве" остается одна Галина Ивановна.

Посреди гигантского бункера - гора картошки. Ее натаскали сюда до нас. Наша задача предельно проста. Гнилую картошку - в ведро слева, НЕгнилую - в ведро справа. Затем гниль высыпают в специальный контейнер, а той, что справа, затаривают капроновые сетки. Потом сетки грузят на тележку и отвозят

в ясли. Там картошка будет гнить до следующей сортировки.

Я сижу на деревянном ящике и перебираю картошку. Гнилую - туда, эту сюда.

Левое ведро уже полно. Я беру ведро и высыпаю его содержимое в контейнер...

И тут я замечаю Ингу вместе с подружкой. (Я часто вижу их вместе в институтском буфете.) Она копошится у подножия картофельной горы. Правда, с другой стороны.

Я беру свой ящик и подсаживаюсь к ним...

Из ворот овощебазы мы выходим уже втроем. Я предлагаю заехать ко мне домой. Посмотреть "видик". Инга, вроде, непрочь. А вот Юлия отказывается.

Итак, мы у меня в прихожей. Я помогаю Инге раздеться, вручаю ей тапки Виктории (Виктория, надеюсь, меня простит.) Затем я ставлю кассету с музыкальными клипами и отправляюсь на кухню - готовить бутерброды.

... Мы пьем сухое вино. Кислятина редкая. Я обнимаю Ингу, тянусь к ее губам...

И тут она отстраняется.

"Неужто облом?"

Нет, ложная паника. Заминка вызвана необходимостью вынуть изо рта жевательную резинку и прилепить ее к тарелке (надо полагать, в целях дальнейшего использования).

Я протягиваю пустой стакан, и мне его до краев наполняют родниковой водой.

Хотя, нет! Что я говорю? "Пепси-колой".

"Новое поколение выбирает "пепси".

... Инга принимает душ. Я лежу на спине и слушаю как барабанит вода по занавеске.

В электротехнике разъемные соединения называют "папой" и "мамой".

Я чувствую дискомфорт, причина которого мне не совсем ясна.

Шум воды стихает. Инга предстает предо мной в чем мать родила. Ни дать - ни взять: "девушка с веслом".

С очаровательной улыбкой Инга запрыгивает на диван. Мне не остается ничего другого как опорожнить второй стакан.

А затем, перед уходом, еще один.

Я провожаю Ингу до самого ее дома. Дорогой мы дурачимся и даже играем в снежки.

(Четвертый стакан я едва не выпиваю в сугробе, куда мы падаем в обнимку.)

... Мы останавливаемся у ее подъезда. Инга показывает свои окна и приглашает в гости - "погреться". Сославшись на тезисы доклада, я отказываюсь.

Перспектива общения с "тещей" меня сегодня не привлекает. Я не в смокинге. Да, и насчет "четвертого стакана" я, честно говоря, погорячился.

Домой я возвращаюсь пешком. Уже совсем темно, но город живет полнокровной жизнью. Снуют троллейбусы. Дети играют в снежки. Один из своих будущих романов я так и назову: "Игра в снежки". Эпиграф уже готов: "Игра в снежки - русская национальная забава" (И.Ильин).

Я люблю женщин!

Я люблю женщин в том смысле, что хорошо отношусь к ним.

Я их понимаю.

Женщины интересны мне как личности!

Мне нравится наблюдать за ними.

Как они чистят зубы, как умываются, как морщат лоб, когда считают деньги (особенно, когда их мало).

Я их жалею!

В принципе, я бы мог связать свою судьбу с каждой из них.

Даже с Галиной Ивановной!

Мне кажется, я был бы неплохим мужем.

Когда бы мы летали самолетами "Аэрофлота" и вылет нашего рейса задерживался, я бы позволял им, чтобы они спали, положив голову мне на колени...

Если бы они болели, я бы ходил в аптеку за лекарствами...

Я бы заботился о них!

А в пятницу вечером мы бы обязательно мыли малыша. (Мальчика или девочку - роли не играет.) И обязательно в тазу! Малыш бы закрывал лицо ладошками, а я бы лил ему на голову воду из кувшина...

Кувшин бы я не доверил никому. Вплоть до развода!

Потом бы мы укладывали малыша спать, а сами, облачившись в хрустящие пижамы, смотрели бы "Взгляд".

Взамен я бы потребовал совсем немного.

Во-первых, чтобы моя жена не меньше двух раз в день принимала душ. (Лучше, конечно, три, но я готов согласиться и на два.)