Золотая цепь

ть румпель и стойко держаться на ногах сам, так как волнение метало "Эспаньолу", как качель, поэтому за время вахты своей я думал больше удержать курс, чем что другое. Но я по-прежнему торопился доплыть, чтобы наконец узнать, с кем имею дело и для чего. Если бы я мог, я потащил бы "Эспаньолу" бегом, держа веревку в зубах. Недолго побыв в каюте, Дюрок вышел, огонь его папиросы направился ко мне, и скоро я различил лицо, склонившееся над компасом. - Ну что, - сказал он, хлопая меня по плечу, - вот мы подплываем. Смотри! Слева, в тьме, стояла золотая сеть далеких огней. - Так это и есть тот дом? - спросил я. - Да. Ты никогда не бывал здесь? - Нет. - Ну, тебе есть что посмотреть. Около получаса мы провели, обходя камни "Троячки". За береговым выступом набралось едва ветра, чтобы идти к небольшой бухте, и, когда это было наконец сделано, я увидел, что мы находимся у склона садов или рощ, расступившихся вокруг черной, огромной массы, неправильно помеченной огнями в различных частях. Был небольшой мол, по одну сторону его покачивались, как я рассмотрел, яхты. Дюрок выстрелил, и немного спустя явился человек, ловко поймав причал, брошенный мной. Вдруг разлетелся свет, вспыхнул на конце мола яркий фонарь, и я увидел широкие ступени, опускающиеся к воде, яснее различил рощи. Тем временем "Эспаньола" ошвартовалась, и я опустил паруса. Я очень устал, но меня не клонило в сон; напротив, резко, болезненно-весело и необъятно чувствовал я себя в этом неизвестном углу. - Что, Ганувер? - спросил, прыгая на мол, Дюрок у человека, нас встретившего. - Вы нас узнали? Надеюсь. Идемте, Эстамп. Иди с нами и ты, Санди, ничего не случится с твоим суденышком. Возьми деньги, а вы, Том, проводите молодого человека обогреться и устройте его всесторонне, затем вам предстоит путешествие. - И он объяснил, куда отвести судно. Пока прощай, Санди! Вы готовы, Эстамп? Ну, тронемся, и дай бог, чтобы все было благополучно. Сказав так, он соединился с Эстампом, и они, сойдя на землю, исчезли влево, а я поднял глаза на Тома и увидел косматое лицо с огромной звериной пастью, смотревшее на меня с двойной высоты моего роста, склонив огромную голову. Он подбоченился. Его плечи закрыли горизонт. Казалось, он рухнет и раздавит меня.

III

Из его рта, ворочавшего, как жернов соломинку, пылающую искрами трубку, изошел мягкий, приятный голосок, подобный струйке воды. - Ты капитан, что ли? - сказал Том, поворачивая меня к огню, чтобы рассмотреть. - У, какой синий! Замерз? - Черт побери! - сказал я. - И замерз, и голова идет кругом. Если вас зовут Том, не можете ли вы объяснить всю эту историю? - Это какую же такую историю? Том говорил медленно, как тихий, рассудительный младенец, и потому было чрезвычайно противно ждать, когда он договорит до конца. - Какую же это такую историю? Пойдем-ка, поужинаем. Вот это будет, думаю я, самая хорошая история для тебя. С этим его рот захлопнулся - словно упал трап. Он повернул и пошел на берег, сделав мне рукой знак следовать за ним. От берега по ступеням,