Прорыв

-- Нет, почему же, -- отозвался один из незнакомцев. -- Можно сказать. Министерство обороны СССР. -- У-у! Богатый дядя!

Тут все сразу повеселели; незнакомец, костлявый, седой до желтизны, открывший, откуда он, подошел к Науму, представился, протягивая руку: -Академик ... -- Он назвал известное имя. -- На организацию института и опытного завода при нем отпущено 180 миллионов, -- добавил он. -- Институт будете возглавлять вы. -- Я? -- испуганно воскликнул Наум. -- У меня пятый пункт! -- А у меня какой? -- ответил академик с усмешкой. -- А вы полезный еврей! -- вырвалось у Наума. -- Поздравляю! В кабинете сразу затихло. Даже воздух, казалось, стал иным. Более плотным. Тишина сгущалась.

"Ловушка, -- мелькнуло у Наума. -- директора-евреи в России повырезаны уже лет тридцать с гаком. Замов по науке -- по пальцам пересчитаешь... Блатари!"

Директор завода, видно, по лицу Наума понял его мысли. Помедлив, спросил с утвердительной интонацией: -- Значит, по-прежнему безумны? "Э, запахло психушкой", -- мелькнуло у Наума. -- Объединение семей -- не безумие! -- выпалил он. -- Все Гуры, отец-мать... -- Он перечислил также всех братьев и других родственников, -- все т а м!

Директор поднял набрякшие старческие веки, произнес тяжело: -- Наум, вы понимаете, что никуда не уедете. -- И даже рукой провел над столом, повторяя со значением. -- Никуда и никогда! ..-И обычным тоном, устало: -- Если мы вас уволим, вас не возьмут даже электромонтером. -- Пойдете грузчиком -- на Курскую товарную. Или уедете. Ясное дело, не в Израиль... -- Это вместо спасибо, дорогие Ленинские лауреаты? -- Мы не отдадим вас, с вашим научным потенциалом, противнику, -- сказал молчавший доселе человек в черном свадебном костюме, который стоял позади академика с пятым пунктом. -- Это в интересах России, которую вы предаете.

Наум круто повернулся и вышел из кабинета. Домой не поехал. В голове гудело. Себя погубил, ладно! Нонка-то, бедняжка... А Динке-картинке института не видать, как своих ушей.

Домой вернулся поздно, обрадовался тому, что Нонка уснула. Оставил записку, чтоб его не будили, так как в лабораторию ему идти не надо...

Его разбудил телефонный звонок. Наум прошлепал босыми ногами к аппарату.

-- Говорят из Комитета государственной безопасности! -- отчеканила трубка. -- Вам заказан пропуск. Ждем вас сегодня в 13 ноль-ноль!

Наум ответил с хрипотцой, со сна, что ему не о чем говорить с Комитетом государственной безопасности.

-- Почему? -- И голос такой, словно и в самом деле человек удивился. Актеры!.. Науму вдруг ясно представилось вчерашнее, и в нем поднялось бешенство. Он прорычал:

-- С потомками Малюты Скуратова мне разговаривать не о чем! Трубка помолчала, затем удивилась, на этот раз искренне: -- Зачем же вы так, Наум Иосифович? -- А вот так! -- И Наум положил трубку.

Надо действовать немедля. Иначе конец... Наум метнулся к кровати, сунул ноги в тапочки, отыскал в своем растрепанном блокноте номер справочной ЦК партии.

-- Говорит доктор технических наук Гур. С кем мне говорить? Меня преследует ГБ!"

-- Одну минуточку, -- отозвался женский голос, и тут же включился мужской голос, переспросил, кто говорит и в чем дело... В конце концов Науму назвали номер телефона и объяснили, что он может говорить с начальником Административного отдела ЦК КПСС товарищем Галкиным.

Наум принялся рассказывать товарищу Галкину суть дела, скрестив на руке средний и указательный пальцы.

-- ...Вся семья у меня в Израиле. Здесь мне жизни нет. Секретности тоже. Ни первой, ни второй... Никакой! Четыре года дергают. То увольняют, то принимают. То с кнутом, то с пряником. Зачем мучают? Не отпускают к семье?.. А теперь еще КГБ приглашает меня на беседу. Я хорошо знаю ГБ, и у меня нет никакого желания с ними встречаться. Ответил голос спокойный, даже добродушный: -- Ну, что такое! Вас же приглашают. Пойдите поговорите. Ничего в этом такого нет. -- Простите, это не просто приглашение... -- Ну, почему... Это приглашение. Ну, как чай пить. -- Когда приглашают пить чай, я вправе не пойти. Это не одно и то же.

-- Ну, что такое. Можете пойти! Наум почувствовал, что звереет. -Знаете что, товарищ Галкин, -- жестко произнес он. -- Я хочу знать, кто сейчас командует в стране: вы или КГБ? Если КГБ, то сегодня я, а завтра -вы! Вы должны это знать! -- Трубка ответила медленно, похоже, через силу: -Вы можете не идти... -- и вдруг язвительно, с нескрываемой усмешкой:

-- Но, скажите, кому вы будете звонить там, в своем Израиле?.. Голос Окуловой прозвучал в трубке на другой день в 9 утра. Какой-то необычный для нее голос, вялый. Он сообщил, что Гур Наум Иосифович может придти в ОВИР МВД СССР за визами. Разрешение получено. В 12 ноль-ноль все будет готово.

Наум схватил такси и через десять минут был в Колпачном переулке.

-- На выезд даем семь дней, -- столь же вяло объявила Окулова, глядя, как всегда, вбок, мимо собеседника. -- Вы должны принести паспорта, орденские документы, водительские права... -- она долго перечисляла, какие документы он обязан принести и сдать. Затем Окулова мельком взглянула на разгоряченного, от лысинки аж пар шел, Наума и заключила тем же бесцветным тоном, в котором угадывалось торжество: -- ... и 26 тысяч рублей...

У Наума подогнулись ноги. Он присел изнеможенно на край стула, наконец, взглянул на Окулову. Она снова смотрела куда-то вбок, в глазах ее была скука. Только на щеках выступил румянец.

"Убивают гады, -- спокойно, как будто не о себе, подумал Наум. -- Ишь, разрумянилась... Эльза Кох".

Наум тут же отправился на улицу Горького, на Центральный телеграф, вызвал Иерусалим, чтобы сказать отцу, что, видно, не вырваться ему никогда. Поиздеваются и загребут... А спустя сутки по звонку из Израиля Нонка, подкрасив свое узкое, гордое лицо "под грузинку", как она считала, вылетела в Сухуми. Деньги из аэропорта она несла в ободранном чемоданчике, с которым в Москве ходят разве что в баню. В такси не села, затиснулась в городской автобус. Дома, в коридорчике, подле сохраненной на всякий случай поленницы березовых дров, сунула Науму чемоданчик и только тут, позеленев, грохнулась в обморок.

В сберкассе неподалеку от ОВИРа Наум выгрузил из боковых карманов пачки сотенных бумажек. Старуха-кассирша взглянула на груду денег, и серое, измученное нищетой и невзгодами лицо ее погрустнело. Она сказала, вздохнув:

-- Чего вам, евреям, бояться! Тут вы жили богато и там будете жить богато.

-- Мы не за богатством уезжаем, мать, -- ответил Наум, вытягивая провалившуюся под рваную подкладку пиджака связку сотенных. -- Уезжаем за равноправием. -- Эх, мил человек, неужто мы не понимаем!.. Визы в ОВИРе были готовы. Наум сунул их, мельком оглядев, в боковой карман и тут же кинулся к выходу. -- А что это у вас подмышкой? -- остановила его Окулова. -- Боже, чуть не забыл! -- воскликнул Наум. -- Дарю вам плакат, который висел в моем доме пять лет. Советский плакат! Вот номер Главлита... -- Наум развернул его, выскреб из кармана кнопки и прикрепил на дверь старшего лейтенанта МВД Израилевой, оформлявшей его визы.

"Отечество славлю, которое есть, но трижды -- которое будет. В. Маяковский".

Подполковник КГБ Окулова рванулась к плакату, но Наум остановил ее жестом.

-- Руку на Маяковского подымать?! Владимир Владимыча?.. О котором сам Сталин сказал, что это лучший, талантливейший!.. Да это же статья 70, пункты АБЛГДЖ... Ответом ему был треск рвущейся бумаги.

Когда на руках клочки бумажек, которые называются визами, оказывается, можно купить билеты в Вену, в Париж, Лондон... И так же просто, как билет в кино. Чудеса!

Хорошие вещи Наум отнес ребе Менахему и соседкам сверху -многодетным вдовам, а рухлядь вынес во двор и запалил.

Мальчишкам-то радость! Сбежались со всего переулка, визжали, прыгали через огонь. Весело глядели то на приятеля дяди Наума, низкорослого, борода лопатой, от которого разило вином, то на длинного, лысоватого дядю Наума -трезвого, горланившего хриплым голосом: