Том 16. Книга 2. Мелочи жизни

Дама вынимает платок и начинает сморкаться. На глазах у нее показываются крошечные-крошечные слезинки.

— Вероятно, у вас есть с собою записка? — нетерпеливо спрашивает Перебоев.

— Никакой записки у меня нет. Муж даже сказывать о деле не велел — это уж я сама.

— Ну, так вот что: когда окончится следствие, тогда и приходите. Может быть, по следствию окажется, что ваш муж прав; тогда и дело само собою кончится. А теперь я ничего не могу.

— Нет, господин адвокат, уж вы помогите!

Дама делает движение, как будто опять хочет встать на колени.

— Говорю вам, сударыня, что до конца следствия мои услуги бесполезны, — раздражительно говорит Перебоев, бросаясь, чтобы остановить ее.

— Так вы скажите, по крайней мере, как нам быть. Муж от всего отпереться хочет: знать не знаю, ведать не ведаю… Только как бы за это нам хуже не было? Аггей Семеныч следователя-то, поди, уж задарил.

— Какие вы глупости говорите! Повторяю вам: теперь я ничего не могу, а вот когда вашего мужа к суду позовут, тогда пусть он придет ко мне.

Дама вновь начинает жеманиться и никак не хочет уйти. Перебоев в отчаянии отворяет дверь в клиентскую и кричит:

— Господа, кто прежде пришел, пожалуйте!

— Помогите, господин адвокат! — стонет дама.

— Всенепременно-с. Но теперь прошу вас оставить меня, потому что мне время дорого.

Перебоев не отходит от открытой настежь двери, в которую уже вошел новый клиент, и наконец делает вид, что позовет дворника, ежели дама не уйдет. Дама, ухватив за руку сына, с негодованием удаляется.

Продолжается дефилирование клиентов. Их набралось в клиентской уже пять человек. Первый начинает с того, что говорит:

— Знаю я, что моя просьба не дельная, однако…

— Позвольте вас попросить оставить меня, — решительно произносит Перебоев, не давая даже докончить клиенту.

Клиент удивленно смотрит на него; но видя, что господин адвокат не шутит, поспешно обращается вспять, нагнув голову и как бы уклоняясь от удара.

Следующий клиент принес купчую на дом в Чекушах и просит совершить ввод во владение. В перспективе — полтораста рублей.

— Я этими делами… — начинает Перебоев, но сейчас же спохватывается и говорит: — Извольте, с удовольствием, только условие на такую ничтожную сумму, как полтораста рублей, писать, я полагаю, бесполезно…

На этот раз клиент оказывается чивый; он выкладывает на стол условленную сумму и говорит:

— Только знаете, чтобы верно. А после ввода — милости просим закусить. Давненько мы с женой подумывали…

Перебоев не слушает его, берет документ и деньги и пишет расписку.

Зато третий клиент сразу приводит Перебоева в восхищение.

— В городе Бостоне, — говорит он, — Федор Сергеич Ковригин умер и оставил после себя полтора миллиона долларов. Теперь по газетам разыскивают наследников.

— Ну-с?

— Мы — тоже Ковригины…

Воображение Перебоева, быстро нарисовавшее ему картину путешествия в Америку, совещания с местными адвокатами и, наконец, целую кучу блестящих долларов, из которых, наверное, добрая треть перейдет к нему (ведь в подобных случаях и половины не жалеют), начинает столь же быстро потухать.

— Однофамильцы Ковригина или родственники? — терпеливо спрашивает он.

— То-то, что… Мы уж и в посольстве побывали, и поколенную роспись видели… и у него Анна Ивановна, и у нас Анна Ивановна…

— Я не понимаю. Объяснитесь, пожалуйста.

— И ему Анна Ивановна внучатной сестрой приходится, и нам Анна Ивановна тоже приходится внучатной сестрой.

— Одна и та же Анна Ивановна?

— То-то, что… Не потрудитесь ли посмотреть?

— Да вы слыхали когда-нибудь об умершем Ковригине?

— То-то что…

— Жива эта Анна Ивановна?

— Наша-то давно померла, а евоная — Христос ее знает.

— Вы у кого-нибудь из адвокатов были, кроме меня?

— Как же, у пятерых уж были.

— Что же они вам сказали?

— Да что! Смеются — только и всего.

— Так зачем же вы ко мне пришли? — уже раздраженно кричит Перебоев, — вы думаете, что у меня праздного времени много?

— То-то, что мы думали: и у него Анна Ивановна, и у нас Анна Ивановна… Может быть, господин адвокат разберет… Денег-то уж очень много, господин адвокат!

— Позвольте вас попросить оставить меня!

— С удовольствием. Мы, признаться сказать, и то думали: незачем, мол, ходить, да так, между делом… Делов ноне мало, публика больше в долг норовит взять… Вот и думаем: не нашли, мол, это Ковригин?

— Да говорите же толком: какой еще вашКовригин? — опять начинает волновать Перебоева надежда.

— Да Иван Афанасьич. Он доподлинно нам сродственником приходился, и тоже лет сорок назад без вести пропал.

— Ну-с?

— Только этот, умерший-то, Федором Сергеичем прозывается…

— Позвольте мне просить вас оставить меня.

Клиент удаляется. Перебоев опять высовывается в дверь и провозглашает:

— Господа! кто на очереди? пожалуйте!

Но клиентская пуста. Сейчас в ней ожидало еще два человека, и вдруг — нет никого.

— Прохор! — в исступлении кричит Перебоев, — где клиенты?

— Ушли-с. Сказали: долго уж очень ждать приходится — и ушли.

— И ты не мог удержать? — хорош гусь! не мог сказать, что я сейчас…

— Да что же, коли они ушли.

— Ушли! Свинья ты — вот что! Вели завтракать подавать.

Перебоев задумывается. Целых два часа он употребил на пустяки, а между тем два клиента словно сквозь землю провалились. Может быть, в них-то и есть вся суть; может быть, на них-то и удалось бы заработать… Всегда с ним так… Третьего дня тоже какая-то дурища задержала, а серьезный клиент ждал, ждал и ушел. Полтораста рубликов — хорош заработок! Вчера — ничего, третьего дня — ничего, сегодня — полторы сотни.

— Прохор! — кричит он, — на будущее время, ежели барыни шляться будут, говори, что дома нет. Ах, юродивые!

Он наскоро завтракает и отправляется в суд. Спор о подлинности векселя он мгновенно проигрывает, зато процесс о краже со взломом выигрывает блестящим образом.

— Всегда так со мной! Как только по назначению суда защищаю — непременно выиграю, — ропщет он вполголоса, почти с ненавистью взирая на подошедшего к нему оправданного клиента.

— Скажите по совести: украли? — спрашивает он.

— Украл-с, — шепотом отвечает оправданный.

— Ну, идите и воруйте. Только мне на зубок не попадайтесь. Я… вас…

В половине седьмого Перебоев возвращается домой — изнуренный. Жена встречает его словами:

— А мы платье купили Наташе — модель из Парижа; мне Изомбар через неделю сшить обещала. Только будет стоить около трехсот рублей.

— На какие же ты деньги рассчитываешь?

— Обыкновенно… Принесут счет, ты и заплатишь!

— Дожидайся!

Он выскакивает из-за стола и, не докончив обеда, убегает в кабинет. Там он выкуривает папироску за папироской и высчитывает в уме, сколько остается работать, чтобы составился капитал в четыреста тысяч.

Оказывается, что не хватает около ста девяносто четырех тысяч. Правда, что у него имеется в виду процесс, который сразу может дать ему сто тысяч, но это еще вопрос, достанется ли он ему. Около этого процесса целая стая адвокатов похаживает: «Позвольте хоть документики просмотреть…» К счастью, он уж успел заручиться, видел документы и убедился, что действительно четыре миллиона у казны украдены. Но он так ловко успел выяснить ответчику суть дела, что сам вор убедился, что он ничего не украл и даже, пожалуй, кой-что своего приложил.

— Итак, вы сами видите, как легко оклеветать человека! — сказал он, с чувством пожимая Перебоеву руки.

— Еще бы! тут и возразить нечего! — ответил Перебоев горячо, — на основании такой-то статьи такого-то тома…

— Совершенно с вами согласен; но только вот что: как бы защитник противной стороны…

— И он ничего возразить не может. Дело ясное, правое… святое!

— Именно… святое!

На вопрос о гонораре Перебоев объявил прямо цифру — сто тысяч рублей, на что клиент-вор несколько сомнительно ответил: