Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

Солдатик из крестьян. Полностью уже измученный, к третьему году войны и полностью достатый. Попираемый всеми. С терпением - бесконечным. Коренное население. Русский человек. До евреев. Мимо татар (не дошли). Мимо туретчины (не дошли). Мимо неметчины (не снизошли). Без ни хуя темперамента. С одним только терпением. Загадошная славянская душа. Города Питера - ленинградской области. Он увидел, что "наших девочек бьют", настоящих - НАШИХ, настоящих СЕСТЕР, и мера терпения, отпущенного ему - кончилась...

Дальше всем все известно. Мне кажется, что это началось именно так. Соблазнением. Роковой любовью из настиной книжки. Черными усами матроса и студента. Огневыми очами...

Бедная девушка! Ведь говорит же тебе русская песня - жестокий романс:

НЕ ВЛЮБЛЯЙСЯ В ЧЕРНЫЙ ГЛАЗ!

ЧЕРНЫЙ ГЛАЗ - ОПАСНЫЙ...

Послушались бы... Что было бы? Чего жалко? Кому чего. Мне больше всего жалко церквей. В Питере. В каждой деревне. Цветаевскую Москву. Сорок-сороков и колокольный звон.

Теперь опять звонят. У Захар Михалыча - на Колокольной. На Конюшенной и на Казанском так сильно звонят - зовут к Вечерне в субботу и к Заутрене - в воскресенье.

А я - не иду. Стыдно. Идти в церковь - это как просить прощение у бабушки. Этот детский ужас: "Сейчас ты пойдешь и попросишь у бабушки прощения!", потом уже так легко становится - она всегда прощает - бабушка, тогда можно плакать и уткнуться в ее колени. Но поначалу - нет никаких сил пойти. Ясно, что ты - плохой. Что тебя простят. Ты почувствуешь себя хорошим. Но в середине - заставить себя идти в бабушкину комнату - так трудно.

Просто слушаю звон. Молюсь тем, что слушаю звон. Только и надежды, что Святой Никола - внучку русского моряка - никогда...

Кончилось башлачевское ВРЕМЯ КОЛОКОЛЬЧИКОВ. Звонари больше не валяются пьяные. Все при деле. Они наверняка не только в небо звонят - Богу, и не только вниз в город - "идите молиться!", но и между собой переговариваются этим звоном. У них - свой цех. Никогда не видела ни одного звонаря.

Вот такая чудесная фамилия досталась Володе. Звонарев. И черные усы!

Раздевайся!

Что?

Я лежу как обычно в темной комнате. Входит Володя и говорит - такое.

Я потрясена. Впервые в этой книге кто-то вот так смело, решительно можно сказать напрямую... от неожиданности я даже забываю об отсутствии...

И даже приподнимаюсь на постели. Ух ты! Неужели? Только КАК ЖЕ?

Чего раздеваться?

Я тебя сфотографирую. Мне надо написать еще пару обнаженок. Я уже две Ариши тут продал. Мне надо сделать еще парочку.

Позировать? Ты с ума сошел? Не смогу....

На секунду! Я тебя щелкну. Напишу с фотографии.

Я стаскиваю рубаху. Две фотки. Одна - на диване. Лежа. другая - Стоя. Я смотрю в зеркало. На самом деле - красиво. Это уже где-то посредине между Гойей и фильмом "Обыкновенный фашизм". Волосы торчат вверх - как раз вихрами. Губы белые.

- Давай я хоть губы накрашу. Красной помадой.

Лицо - бледно-зеленое. Вокруг глаз - черные круги. Все это, как раз модный в ту пору - "героиновый вид". В девятнадцатом веке этот модный вид назывался - "чахотошная".

Володя нарисовал две картины. Обе они украшают теперь обложку моего Си.Ди. "Бедная девушка", которое он же и выпустил. На Конюшенной и на Колокольной - это Си.Ди. не купишь, а вот на Караванной, в подворотне, стоит, себе на полочке.

Картины - ушли, а фотографии у меня остались. Там видно, что мне плохо и больно.

А на картинах - Роскошная Блядь с Бантом! Испания и вообще - Роковая любовь.

Была еще и третья картина - общая.

Я решила, что начну поправляться, если попробую делать что-то интересное и необычное. На подрамнике стояла огромная неудавшаяся картина с очередной Бедной Девушкой, и я выпросила у Володи разрешение, подъехать к ней в кресле на колесиках и немножко ее порисовать. Я переделала девушке лицо и пририсовала к ней Единорога. Потом Володя прошелся кистью мастера и переделал фон из серого, в такой, как мне нравится в бледно - терракотовый.

Поправиться мне по-прежнему не удавалось, но картина вышла - вот такая картина, о которой я мечтала всю жизнь. И по-настоящему про меня! Володя написал сверху по письменному "Девственница прощается с Единорогом".

...Это я с Алешей - безнадежно любимым навек прощаюсь - сейчас он ускочит от меня в лес, откуда пришел...

Я повесила эту картину прямо напротив кровати и каждое утро смотрела на нее минут пять. Это была такая Утренняя Радость.

Эту картину многие торговали, а я ни за что не хотела ее продать. А потом деньги кончились совсем в очередной раз, а тут мой любимый друг раввин Марик - просто влюбился в нее.

Тем более - он друг. Тем более - он дал цену.

Тем более - деньги кончились.

Вообщем согласилась. По крайней мере, думаю, буду часто приходить к нему в гости и смотреть на нее.

Купить он ее купил - а увезти не смог - она не влезла в его багажник. Я обещала проверить багажник Саши Когана, который жил со мной в лофте в ту пору, и если влезет - привезти. К Когану она тоже не влезла, и мы ее, пока суть да дело, водрузили обратно на стенку.

Я просыпалась теперь каждое утро, смотрела на нее и расстраивалась, что вот Марик не сегодня завтра договориться с каким-нибудь Вэном и ее увезет. И так мне стало грустно, что я решила нарисовать себе еще одну - точно такую же. Самое сложное заключалось в том, что картина была огромная и квадратная. Но я побродила по нашему зданию - по всем подвалам и помойкам вокруг, подрамника такого большого не нашла, но нашла - набитую на рейки фанеру. Сантиметров на двадцать покороче.

Села и нарисовала! А что не нарисовать то? Я уж тогда совсем здоровая была. Точно такую, только поярче немного.

А дальше - вот что было. До Марика к этой картине Мишка Кроль приценивался. А тут он опять позвонил, узнать, не передумала ли я.

Да продала я ее. За МНОГО денег. И вообще... близкому человеку. Он цену дал. А себе копию сделала.

Понятно. А копию ты продать не хочешь?

Так это уже не Звонарев будет. Это я. Написано "Джей.Би."

Понятно. Ну и продай мне за НЕМНОГО денег. Мне просто она очень нравится.

Вот именно. Мне тоже.

Ты себе еще нарисуешь.

Ладно.

Только привезите мне ее. Адрес записывай. Брайтон...

Тоже Брайтон?

Что "тоже"?

На Брайтоне живет Марик - как положено пастырю, живет в гуще паствы.

И вот поэт Саша Коган - некрупное двуногое, везет меня лису....

Сашка скажи честно - я сегодня жутко плохо выгляжу? Как друг, скажи!

Честно говорю, как друг - ОЧЕНЬ плохо ты никогда не выглядишь. Даже в самые неудачные дни, лисьего в тебе все же больше, чем женского, а это уже красота...

... За дремучие боры, за высокие горы, по Оушен Парк- Вей в город Бруклин.

Постепенно я понимаю, что мы едем туда же, на ту же улицу. Потом становится ясно, что в тот же дом - роскошный кооператив с видом но океан.

Одна улица, один дом, и конешно они знакомы. Какая хуйня... Неэтично. И самое ужасное, что когда мы с тобой понесем эту дуру к дому через улицу нам встретиться Марик. И он обрадуется, решив, что это мы ему ее приволокли! Кошмар! Что я скажу?

Коган смеется.

Да это было бы забавно. Слава Богу, так бывает только в комедиях.

Вот имено.

Мы паркуемся, тащим эту картину по улице к дому, и через минуту к нам бросается Марик.

Он как раз в это момент шел с работы по улице.

На дворе вторник.

Три часа дня

Марик - раввин на похоронах и свадьбах, человек глубоко ненормированного рабочего дня....

...Коган останавливается на проезжей части и смотрит на меня нехорошим взглядом....

Ребята! Вы ее привезли! Класс какой! Значит в сашкину, она все-таки влезла!

Это не она...

В каком смысле?

Дальше очень грустно описывать. У меня делается истерика Имени Нечистой Совести. Я честно рассказываю всю историю, плюс небольшая искусствоведческая лекция и краткий курс "вступления в основы этики" - это я уж явно говорю самой себе: