Далекие годы (Книга о жизни)

На кривое крылечко вышел пожилой тучный еврей - хозяин корчмы Лейзер. Он был в сапогах. Его широкие, как у цыгана, штаны были подпоясаны красным кушаком.

Лейзер сладко улыбнулся и закрыл глаза.

- Какой гость! - воскликнул он и покачал головой.- Легче найти в лесу бриллиант, чем заманить до себя такого приятного гостя. Сделайте любезность, заходите прямо в чистое помещение.

Несмотря на сладкую улыбку, Лейзер осторожно поглядывал на нас из-под набрякших красных век.

- Я знаю, Лейзер,- сказал ему Севрюк,- что у вас в корчме живут майстры. Не беспокойтесь. Нам до этого нет никакого дела. Мало ли кто ночует в корчме!

- Что я могу! -тяжело вздохнул Лейзер.- Кругом лес, болото. Разве я выбираю себе постояльцев? Я сам их иногда опасаюсь, пане Севрюк.

Мы вошли в чистую половину. Скрипели выскобленные полы. Комната перекосилась, и все в ней стояло криво. На кровати сидела распухшая седая женщина, обложенная розовыми подушками.

- Моя мамаша,- объяснил Лейзер.- У нее водянка. Двойра! - крикнул он.- Становь самовар!

Из-за занавески выглянула и поздоровалась с нами маленькая женщина с тоскливым лицом - жена Лейзера.

Окна из-за грозы были закрыты. О стекла бились мухи. Засиженный мухами портрет генерала Куропаткина висел на стене.

Лейзер принес сена и постелил нам на полу. Сено он накрыл толстым рядном.

Мы сели к столу и начали пить чай. Тотчас ударил такой гром, что на столе подпрыгнула голубая тарелка. С тяжелым ровным шумом налетел на корчму ливень. Серая тьма лилась потоками за окном. Ее непрерывно разрывали мутные молнии.

Ливень заглушал писк самовара. Мы пили чай с баранками. Давно уже чай не казался мне таким вкусным. Мне нравилась эта корчма, вся эта глушь, шум дождя, грохот грома в лесах. Из-за стены едва слышно доносились голоса нищих.

Я устал от тряски в телеге и длинного жаркого дня и тотчас после чая уснул на полу, на сене. Проснулся я ночью весь в испарине. Керосиновая духота висела слоями. Мигал ночник. Стонала старуха. Севрюк сидел на сене рядом со мной.

- Ляжем лучше в телеге,- сказал он.- У меня будет разрыв сердца от этой духоты.

Мы осторожно вышли. Телега стояла под навесом. Мы разворошили сено, легли на него и укрылись рядном.

Гроза прошла. Над лесом светились влажные звезды.

С крыши еще текли, постукивая, капли дождя. Запах мокрого бурьяна проникал под навес.

Скрипнула дверь. Из корчмы кто-то вышел. Севрюк сказал мне шепотом:

- Не шумите. Это, должно быть, майстры. Кто-то сел на колоду около навеса и начал высекать кремнем огонь. Запахло махоркой.

- Как заполыхает, мы разом и помандруем,-сказал скрипучий голос.- А то еще засунут нас в торбу.

- Просто,- ответил хриплый голос.- Зажились у Лейзера. Архангелы рыщут.

- Доси ничего не видно,- тревожно произнес третий голос, совсем еще молодой.- Может, от дождя все намокло.

- Для гоновцев нет ни мокроты, ни беды,- ответил скрипучий.

- Сбудется,- сказал хриплый.- Они нашу обиду заметят. Увидим божью кару. Пока очи еще не померкли. Нищие замолчали.

- Петро,- спросил скрипучий,- а все люди готовые?

- Все,- ответил молодой.

- Так пусть выйдут с корчмы. И чтобы Лейзер не торкался. Его дело стороннее. Гроши свои он взял. Проезжие сплять?

- Сплять. Чего им делается?

Голоса снова затихли. Я зашевелился. Севрюк тронул меня за руку. Из корчмы вышло еще несколько человек.

- Я на Чернобыль да на Овруч буду с Кузьмой подаваться - сказал знакомый голос.- Может, знайду под Чернобылем поводыря. Там народ голодует.

Это говорил тот слепец, что пел в Погонном над могилой поводыря. Снова стало тихо. У меня колотилось сердце.

Мне казалось, что прошло очень много времени, прежде чем я услышал тихий возглас:

- Занялось!

Нищие зашевелились.

- Ну, братья,- сказал хриплый,- помолимся господу, да и в дорогу.

- "Отче наш, иже еси на небесах,- вполголоса запели нищие.- Да святится имя твое, да приидет царствие твое..."

Нищие поднялись и пошли.

- О чем они говорили? - спросил я Севрюка.

- Не знаю,- ответил он.- Пойду покурю подальше от сена.

Он встал и вышел из-под навеса.

- Что такое! - сказал он удивленно из темноты.- Идите-ка сюда.

Я вскочил. За черной Брагинкой, за зарослями верболоза, дымилось и розовело небо. Высокие снопы искр вылетали как будто из-за соседних кустов. Зарево тускло отражалось в реке.

- Что же это горит? - спросил Севрюк.

- Любомирский горит,- ответил из темноты Лейзер. Мы не заметили, как он к нам подошел.

- Пане Севрюк,- сказал он умоляющим голосом,- пожалейте себя и бедного корчмаря. Я вам запрягу коней, и поезжайте себе с богом. Неудобно вам тут оставаться.

~ А что?

- Могут наскочить из местечка драгуны. Или стражники. С корчмаря им нечего взять. Корчмарь ничего не бачил и ничего не чул.

- Мы тоже ничего не видели,- сказал Севрюк.

- Пане! - воскликнул Лейзер.- Заклинаю вас богом вашим православным! Уезжайте. Не надо мне ваших денег. Мне спокой дороже. Видите, что делается кругом!

- Ну ладно, ладно,- согласился Севрюк.- Слабонервный вы человек, Лейзер. Запрягайте коней. Лейзер быстро запряг лошадей. Мы уехали.

Дорога шла вдоль берега Брагинки. Севрюк не правил. Он отпустил вожжи, и лошади шли сами. Зарево разгоралось. По лицу хлестали мокрые ветки.

- Теперь понятно,- вполголоса сказал Севрюк.- Подожгли Любомирского.

- Кто?

- Не знаю. Должно быть, за поводыря. Но мы с вами в корчме не ночевали и ничего не видели. Ладно?

- Ладно,- согласился я.

За Брагинкой раздался тихий, но внятный свист. Севрюк придержал лошадей. Свист повторился. Телега стояла среди густых кустов. Нас ниоткуда не было видно.

- Эй, корчмарь! - негромко крикнул с того берега человек.- Давай перевоз!

Никто не ответил. Мы прислушивались.

Раздался плеск. Человек, очевидно, бросился в воду и поплыл. Вскоре мы увидели его из-за кустов. Он плыл посередине реки, слабо освещенной заревом. Его сильно сносило.

Невдалеке от нас человек вылез на берег. Было слышно, как с него с журчанием стекает вода.

- Ну, погоди, Лейзер! - сказал человек и пошел в лес.- Ты за этот перевоз мне заплатишь.

Когда шаги человека затихли, мы медленно поехали дальше.