Так говорил Заратустра

Беляев вышел из комнаты и подошел к своей скульптуре. Нагнулся, поднял то, что упало и ахнул. Это был его самый натуральный, с живой кожицей, нежной, как лепесток розы, символ.

- Как же мне теперь жить?

- Тебе жить незачем! - сказал Пожаров, поднимая и бросая Беляева на горку раков. И пока Беляев летел, успел заметить себя со стороны, каким он вдруг стал красным, усатым и хвостатым. Он был самым большим раком, самым красным, самым сочным, с самыми большими и с самыми острыми клешнями.

- Я в Елисеевский заходил, но раков не видел, - сказал Беляев.

- В рыбном отделе, - сказал Пожаров, поднимая Беляева и переламывая его пополам.

На белую скатерть брызнула кровь.

- Что это?! - вскричал Беляев.

- Это вино, - сказал Пожаров.

- Это же моя кровь!

- Твоя кровь белого цвета! - воскликнул Пожаров и расхохотался.

- Почему "белого"? - испуганно спросил Беляев.

- Потому что ты Снеговик!

Господи, подумал Беляев, почему же он вдруг превратился в Снеговика? Так холодно крутом, так снежно, так метельно, так вьюжно... И так одиноко!

Он пошевелил рукой, Лизы рядом не было. Елка светилась и за окнами был рассвет. Одеяло сползло на пол, он лежал раскрытым и дрожал от холода, хотя в комнате было довольно-таки тепло. Это всегда так во сне бывает холодно, если раскрываешься, подумал он. Во сне организм охлаждается. Состояние было не из приятных. Он был на грани сна и яви. Вспомнился Лизин крик. Реальный крик. И пожаровский басовитый хохот. Нереальный хохот. Но и то, и другое Беляев слышал!

Прежде чем натягивать трусы, Беляев с каким-то страхом осмотрел себя: не стал ли он золотым и осталось ли на месте т о, что со звоном упало на пол?

Затем он оделся и тут же полез под письменный стол за коробкой, в которой, действительно, все лежало не так. Подумав, он достал со дна три пачки, сунул поспешно, оглянувшись, их в карман домашних брюк, и стал думать, что делать с коробкой, в которой этих пачек под химикатами год от году становилось все больше. Наконец, ничего не придумав, он сунул коробку опять под стол.

В шкафу он нашел розовую ленточку, перевязал ею пачки из кармана, вновь сунул их, перевязанные, с красивым бантом, в карман и пошел искать Лизу. Она спала на диване, укрытая пледом, в комнате Миши. Беляев тронул Лизу за плечо. Она медленно открыла глаза и уставилась на Беляева с некоторым остатком вчерашней враждебности.

- Это тебе к Новому году, - сказал Беляев, протягивая ей тридцатитысячный подарок.

Лиза смотрела на связанные пачки и никак не могла спросонья понять, что это.

- Это тебе, - повторил Беляев. Лиза села на диване и поспешно прикрыла оголившиеся ноги.

- Что это? - никак не могла сообразить она.

- Подарок... От меня... Деньги...

Лиза осторожно, не веря себе, взяла пачки и прижала их к груди. Глаза ее стали чистыми и веселыми.

- Мне?! - воскликнула она.

- Тебе.

Она торопливо развязала бантик и поочередно осмотрела каждую пачку, шевеля губами и шепотом прочитывая: "Десять тысяч...", "Десять тысяч...", "Десять тысяч..."

- И это все - мне?

- Ну, а кому же? Конечно, тебе.

- Дай я тебя поцелую, - сказала она и протянула к нему обнаженную руку.

Он склонился к ней, и она с каким-то крепко-благодарным жаром расцеловала его.

- Пойдем, пойдем, а то Мишку разбудим! - прошептала она.

Они вышли на кухню. Беляев взял электрическую мельницу, собираясь смолоть кофе, но тут же вспомнил про коробку.

- Лиза, - сказал он. - Раз уж у нас вышло такое...

- Какое?

- Сама знаешь... То я доверяю тебе быть хранительницей всех средств. Убери куда-нибудь коробку, чтобы дети о ней и слыхом не слыхивали.

Он поставил кофемолку и пошел с Лизой к себе в комнату, где стояла елка.

Но здесь произошло маленькое событие, которое отвлекло на некоторое время ее и Беляева от проблемы коробки. Дело в том, что Лиза, нагнувшись под стол, ударилась коленом об угол стула, который был выдвинут из-под стола, но не отодвинут дальше, чтобы можно было свободно залезать под стол. Ударившись, Лиза вскрикнула, привстала и положила руки на плечи Беляеву.

- Поцелуй мое колено! - простонала Лиза и вместе с обнимающим ее Беляевым пошла к кровати.

Она легла, а Беляев прикоснулся губами к полноватому колену, а затем спросил:

- Здесь больно?

- Больно.

- А здесь?

- Немножко.

Он поцеловал ее чуть выше колена.

- Нет, там уже не больно, - прошептала она.

- А здесь?

- Здесь щекотно...

- А здесь?

- Целуй.

- А здесь?

- Целуй крепче!

Колено уже было забыто, было забыто все, потому что их захлестнула страсть.

Светлая комната стала светлее, и ангелы зашелестели белыми крылами своими, создавая эффект метели.

- Вот чем иногда кончается ушиб колена, - рассмеялась она.

- Мне приснился жуткий сон! - вдруг сказал он.

- Какой?

- Смешно сказать...

- А ты скажи.

- Мне приснилось, что я стал статуей, как Аполлон, и что у меня один варвар (он не назвал - кто), ты представляешь, отбил молотком то, что тебе так нравится.

- Ха-ха-ха! - залилась смехом Лиза. - Как бы я жила без этой радости?! Ты бы меня обрек на вечное монашество.

У Беляева мелькнул образ Валентины...

Коробку Лиза унесла к себе.

Потом, когда они пили кофе на кухне, туда прибежал босиком, в одной рубашонке Миша, весело подняв руки, закричал:

- Дей Моез!

- Где Дед Мороз? - удивленно, вскинув брови, спросила Лиза.

- Там! - выкрикнул Миша, указывая на окно, которое, как и из комнаты, выходила на улицу.

Беляев выглянул в окно, но никого не увидел, зато услышал звонок в дверь. Он пошел открывать, а Лиза быстро умыла и одела Мишу. Со звонком в коридор высыпали Коля и Саша. А Беляев впустил в квартиру настоящего Деда Мороза.

Беляев совсем забыл, что с месяц назад записался в профкоме на "Деда Мороза". Это был Зайцев с кафедры математики, широкоплечий, пузатый ассистент, с голосом дьякона. Следом за Дедом Морозом вошла Снегурочка, Шиманская, лаборантка с сопромата.

Дети радостно-испуганно застыли у стены. За спиной Деда Мороза был огромный мешок, на руках - красные рукавицы, в одной руке был толстый, суковатый посох, обмотанный серебристой лентой фольги.

- Я из лесу вышел, был сильный мороз! - прогудел Дед Мороз, не найдя более лучшего приветствия, чем это.

- Гляжу, поднимается медленно в гору! - издевательски-весело отозвался Беляев, поднимая Мишу на руки.

- Здравствуйте, детки! - сказал, подмигивая Беляеву, Дед Мороз, проходя в большую, Белявскую, комнату, где сияла своею красою наряженная елка.

Дед Мороз вновь подмигнул Беляеву и тот догадался поставить Мишу перед елкой, а сам незаметно пробраться к розетке у кровати. Коля и Миша, раскрыв рты, смотрели на Деда Мороза и Снегурочку.

- Снегурочка! - обратился к ней Дед Мороз.

- Да, дедушка.

- Начнем праздник для детей?

- Начнем, дедушка! - весело пропищала Снегурочка, потому что у лаборантки Шиманской был известный на весь институт своей писклявостью голос.

- Раз, два, - начал басом Дед Мороз, и Снегурочка поддержала: - Три! Елочка - гори!

- ... гори! - хором поддержали дети, и Беляев

ткнул штепсель в розетку.

Елочная гирлянда вспыхнула и замигала.

- Ура-а! - крикнул Саша.

В это время Снегурочка шепталась с Лизой, как приготовить праздничный пирог. После этого Дед Мороз со Снегурочкой вручили подарки детям. Дед Мороз на ощупь брал в мешке подарок и, прежде чем его вытащить, спрашивал:

- Кому? - спрашивал, как какой-нибудь рыбак при дележке улова.

- Мне! - все вместе кричали дети. Когда дети ушли к себе потрошить подарки, Беляев достал бутылку коньяка.

- Я только рюмочку! - взмолился Дед Мороз. - А то, пока всех обойду, повалюсь с катушек! Итак уже мы со Снегурочкой врезали грамм по триста!