Столик с видом на трамвай (рассказы)

Жалко мне стало бедолагу. Разбудил я его и говорю:

- Пойдем ко мне, переночуешь. У меня такая большая квартира, что я ночью даже блужу, пока туалет найду.

Посмотрел на меня человек и говорит:

- А если ты меня ограбишь? У меня шапка пыжиковая, двести рублей денег и бутылка коньяка.

- Коньяк мы выпить можем,- говорю я.- А насчет всего остального, так оно у меня тоже есть: и шапка пыжиковая, и деньги.

- Ну ладно,- говорит человек.- Пойдем. Только бы нам третий нужен. Как-то неловко пить без третьего.

- Давайте возьмем вон того с селедкой,- предлагаю я.

А напротив действительно дядька в сельской необработанной дубленке спит, накрывшись серым картузом, а из сетки, которую он к груди прижал, хвосты селедки торчат.

Разбудили мы дядьку в необработанной дубленке, объяснили ситуацию, и тот, немного подумав, согласился пойти с нами, тем более что его поезд на следующий день уходил, аж в четыре часа дня.

Купили мы еще хлеба батон и пошли ко мне домой. Зажег я свет во всех комнатах, радио включил. Тепло, светло, настоящий праздник.

- Только вот мебелью не успел обзавестись,- говорю, поесть не на чем, да и спать на газетах придется.

- Ничего, мы люди привычные,- отвечают Коньяк и Селедка.- Закусим на подоконнике, а насчет поспать, так газеты - это просто роскошь.

Здорово мы так посидели, вернее, постояли возле подоконника. Хорошими они людьми оказались.

Коньяк в пыжиковой шапке на симпозиум по адаптации инфузории туфельки приехал из Владивостока и уже третью ночь спит на вокзале, поскольку Управление гостиницами не признало этот симпозиум законным.

- Вы этот свой симпозиум должны в городе Гавре проводить,- сказали они командированным инфузористам.

А почему именно в Гавре - неизвестно. Так что симпозиум вроде проходит успешно, а делегаты спят все на вокзалах.

Селедка в кепке приехал из города Лучинска. У них там в городской бане железная труба упала. Третий месяц народ не мытый сидит, поскольку при падении труба перегнулась пополам, и горисполком командировал Селедку за новой трубой в Москву. Пришлось походить по инстанциям недели две, но вчера, наконец, трубу отгрузили, и можно ехать домой.

Я надул матрац, жена мне надувной матрац с собой дала, накрылся одеялом и заснул, а они долго еще газетами шуршали и каждый про свое толковали: Коньяк о проблемах адаптации и урбанизации, а Селедка все больше о неликвидных фондах, сметах...

На следующий день Селедка уехал, а Коньяк еще две ночи у меня ночевал. Правда, мы опять ходили на вокзал и выбрали себе третьего: директора Разобовского завода тары. Его на проработку в Москву вызвали, да начальник главка забыл и уехал в командировку в Ховрино, а без начальника все дело остановилось: ни гостиницы, ни проработки, и уехать нельзя - командировку не отмечают, говорят, без проработки уезжать не положено.

С директором все кончилось благополучно: влепили выговор, даже не строгача, и он уехал очень довольный, а у меня потом еще двое поселились. Один, правда, спекулянтом потом оказался: скупал в Москве дефицитный товар и отправлял его знакомым для продажи в разные города. Но этому типу я прямо сказал:

- Мотай отсюда удочки.

- А тебе какое дело, чем я занимаюсь? - нахально так он это спрашивает.- Ты что, милиционер?

- У меня,- отвечаю,- в характеристике записано: "Честен и принципиален. Нетерпим к недостаткам". Понял? А я против собственной характеристики не пойду.

Ну он, правда, не стал спорить, съехал с квартиры по-хорошему.

Однажды на Павелецком я Нечипуренко встретил. Еле узнал. Небритый, помятый весь, спит на скамейке в грязных ботинках, под голову сетку с апельсинами подложил. Разбудил я его. Нечипуренко так обрадовался, что дар речи потерял: мычит что-то, головой мотает.

- Друг... Откуда ты взялся? Пять суток по вокзалам... Милиция гоняется... Уборщицы швабрами по ногам... Портфель с отчетом украли...

Увел я своего бывшего начальника к себе, напоил, накормил, дал отоспаться. Отоспался он и говорит:

- Да, счастливый ты человек, Фомин. Каждый день в столице ночуешь... Если бы я каждый день в столице ночевать мог... я бы сельское хозяйство нашей области на такую высоту поднял... На такую...

Говорит, а у самого слезы на глазах. Искренне верит человек: у него оттого урожай плохой, что сам редко в Москве бывает.

- Теперь, Фомин,- говорит,- я у тебя каждый раз останавливаться буду, хочешь ты или не хочешь. Я тебя в столицу выдвинул, а потому имею право.

- Ради бога,- говорю.- Сделайте одолжение. Привет вашей семье. И моей заодно тоже.

Между тем народ на вокзалах прослышал про мою квартиру, валом и повалил. Пришлось одних газет на пол почти на рубль стелить. Разные, конечно, люди попадались, но в основном народ хороший: кто барахлишко приехал купить, кто отпуск провести, по театрам походить, однако, все же больше командированный люд - толкачи. Самые несчастные люди. В смысле гостиниц. Гонят их отовсюду, отлов устраивают. И отсыл назад, домой. Я бы для них министерство какое-либо создал и фонды этому министерству на гостиницы выделил. Но это так, между прочим.

Тут случай вскоре небольшой произошел, который я никак не мог предвидеть. Послали меня в длительную командировку. Возвращаюсь, а в квартире моей народу видимо-невидимо. Устроились уже по-настоящему: кровати стоят, тумбочки, столы, графины, стаканы граненые, на стенах картины Айвазовского "Девятый вал" висят. А главное, в коридоре симпатичная строгая такая блондиночка сидит и ноготки полирует, а перед ней две таблички на ножках стоят. Фундаментально так сделаны, золотом по черному. На одной написано: "Администратор", а на другой - "Мест нет".

Я еще порадовался немного в душе: видно, на этот раз народ с юмором попался.

- Для хозяина-то местечко найдется? - спрашиваю и хочу пройти в комнату, а она удивленно так на меня ресницы, как черные зонтики, поднимает:

- Вы к кому, товарищ? Ваш квиток?

- Какой такой квиток? - удивляюсь.

- Квиток на раскладушку.

- Да я же хозяин этой квартиры.

Тут она потеряла ко мне интерес и говорит:

- Идите проспитесь. Не мешайте работать,- и дальше ноготки полирует.