Пропажа осла

- Клянусь пророком, - тотчас же ответил Кербалай-Джафар, - у меня таких денег нет. Если б были, я бы для тебя не пожалел.

- Если у тебя нет, найди у другого. Словом, ничего знать не желаю, где хочешь, достань.

- Ты правильно говоришь, - сказал Кербалай-Джафар, немного подумав, - но время сейчас не такое. Где теперь найдешь доброго человека, чтобы помог, поддержал ближнего. К кому бы ты ни пошел и ни сказал, что нужно семь рублей, тотчас же ответит: принеси-ка мне залог в семнадцать рублей...

- Это ничего, - прервал его Худаяр-бек, - ты только найди мне человека, который даст мне семь рублей, я ему оставлю залог. Что еще можешь сказать?

- А что ты имеешь при себе, чтобы отдать в залог? - спросил Кербалай-Джафар, немного подумав.

- Это тебя не касается. Ты мне найди деньги, тогда увидишь, какой залог я оставлю.

- Как же можно, чтобы я не знал, какую вещь ты хочешь оставить в залог. А если взаимодавец не примет твоего залога?

Худаяр-бек в раздумье начал снова набивать трубку.

- Дядя Кербалай-Джафар! - сказал он немного погодя. - У кого хочешь займи для меня семь рублей, а осел пусть будет залогом. Когда я принесу деньги, тогда и осла возьму.

- Ха-ха-ха! - громко рассмеялся Кербалай-Джафар.- Ха-ха-ха! Да ты же шутник, Худаяр-бек! Ха-ха-ха! Ну и рассмешил ты меня.

- Чего же ты смеешься, братец? Какой дьявол тут шутит с тобой?

- Ха-ха-ха! Да ведь осел-то не твой, как же ты можешь оставить его в залог? Ты-то, конечно, можешь оставить, но завтра же утром придет хозяин и уведет своего осла. Ха-ха-ха!..

- Да ты погоди, чего разошелся? Лучше выслушай. Клянусь аллахом, я не шучу. Ну, скажи, на каком основании хозяин может требовать у тебя осла? При ком этот хозяин поручил тебе его? Допустим, что он придет и скажет: дескать, осел мой здесь, отдай моего осла. А ты спросишь: при ком ты приводил осла в мой караван-сарай? Или, положим, спросит тебя: куда девался осел? Ты ему скажешь: кто приводил осла, тот и увел его. А уж там я как-нибудь сам отвечу хозяину осла. При чем тут ты?

Сказав все это, Худаяр-бек протянул трубку Кербалай-Джафару. Тот взял ее и начал курить.

Долго они судили, рядили и наконец пришли к соглашению, что Кербалай-Джафар даст Худаяр-беку семь рублей, а тот оставит ему осла в полное его распоряжение. Захочет - продаст или спрячет где-нибудь, словом, сделает с ослом все, что ему угодно. Худаяр-бек вернется в селение и скажет, что осла украли из караван-сарая. Если дядя Мамед-Гасан начнет спорить и скандалить, Худаяр-бек поклянется ему, что подал жалобу мировому судье и требует осла у содержателя караван-сарая. Если же дядя Мамед-Гасан придет в город и начнет расспрашивать Кербалай-Джафара, тот побожится, что действительно осел похищен, и, что Худаяр-бек в этом не виновен.

Когда порешили на этом, Кербалай-Джафар вышел из комнаты и, вернувшись через некоторое время, сел на свое место, достал из бокового кармана одну пятерку и две рублевки и положил их перед Худаяр-беком. Тот взял деньги, спрятал их в карман и, немного приподнявшись, протянул Кербалай-Джафару руку.

- Дай руку!

Кербалай-Джафар подал ему руку.

- Дядя Кербалай-Джафар! Да сохранит аллах твоего сына, да продлит аллах твою жизнь! Дай бог тебе выгоду в этой сделке.

Сытый и довольный, с семью рублями в кармане, Худаяр-бек спокойно заснул. Его сон никогда еще, наверное, не был так сладок.

На свете иногда, пожалуй, даже довольно часто, бывают удивительные случаи. Например, сейчас, когда Худаяр-бек, растянувшись здесь, спит крепким сном, в селении Данабаш в трех домах царит траур. И всему виной Худаяр-бек.

Нет, в самом деле презабавное происшествие, замечательное происшествие! Оно замечательно тем, что вызывает смех, и на душе становится легко. И то, к чему рассказы, наводящие грусть и тоску?

Итак, сейчас, даже сию минуту, в селении Данабаш в трех домах безысходное горе. Один из этих домов принадлежит, как не трудно догадаться, дяде Мамед-Гасану, другой - дом самого Худаяр-бека, а третий - дом Зейнаб, вдовы, на которой Худаяр-бек задумал жениться.

Пока Худаяр-бек спит в городе, мы перенесемся в селение Данабаш, начнем с траура в доме Зейнаб и дойдем до дома Мамед-Гасана.

Зейнаб - смуглая, полная женщина лет сорока-сорока двух. Муж ее Кербалай-Гейдар умер два года назад, оставив сына Велигулу, семнадцати лет, и двух дочерей - Физзу, семи лет, и Зибу - четырех.

Ах, Зейнаб, Зейнаб! Где прежняя Зейнаб? Кто видел ее два года назад, теперь ее не узнает. Зейнаб надо было видеть при жизни мужа, при Кербалай-Гейдаре. По красоте она была первой во всем селении Данабаш.

В раннем детстве Зейнаб осталась круглой сиротой. Тетка взяла ее на воспитание, с тем чтобы впоследствии женить, на ней своего сына. Но вскоре сын ее умер, а о красоте Зейнаб пошли разговоры по всему селу. От свах не было отбоя. Знающие люди рассказывают, подкрепляя свой рассказ клятвой, что в течение одного года Зейнаб сватали четырнадцать женихов, и все из хороших семейств. Наконец, по воле судьбы, ее выдали замуж за Гейдара. И неплохо сделали, выдав ее именно за Гейдара, так как отец Гейдара, Кербалай-Исмаил, считался одним из почетных людей на селе и Гейдар не уступал другим домогателям ни своим богатством, ни уважением, которым он пользовался.

Спустя три года после того, как Зейнаб вышла за Гейдара, его отец Кербалай-Исмаил умер, оставив наследство - девять ослов, несколько голов крупного рогатого скота, двадцать три овцы, семь коз и землю на два халвара. Половина этого наследства досталось Гейдару, а половина - его брату Рзе.

Через год умер и Рза, доля которого перешла также к Гейдару. Дела Гейдара шли прекрасно, доходов он получал много, но и расходов было немало. Он устроил богатые поминки по отцу и брату, потом отправил их останки в Кербалу. Это ему обошлось недешево.

После этого он сам отправился в Кербалу и стал Кербалай-Гейдаром. Расходы сильно пошатнули его состояние. Ничего удивительного. Он сам считал, что посылка останков отца и брата на погребение в Кербалу и его собственное паломничество обошлись ему ровно в двести рублей. Однако аллах милостив. Эти деньги были затрачены Кербалай-Гейдаром на благое дело, поэтому творец своей всемогущей рукой вновь поправил его дела. Настолько поправил, что когда Кербалай-Гейдар умер, на его похороны и поминки по нем была затрачена круглая сумма в семьдесят рублей и, кроме того, вдове Зейнаб досталось двести пятьдесят рублей, сыну - сто сорок и каждой из дочерей - по сто рублей. Земли свои он завещал жене и дочерям, а дом оставил сыну Велигулу.

Смерть Кербалай-Гейдара была огромным горем для Зейнаб. Она горько оплакивала его. Даже теперь каждый четверг она отправляется на могилу мужа и плачет, убивается.

Да, мало можно найти таких верных жен!

Вместе с тем Зейнаб никогда не ропщет на аллаха. Терзаемая горем, заливаясь слезами, она никогда не забывает благодарить аллаха за то, что тот даровал ей кусок хлеба и сделал независимой от кого бы то ни было. Кроме того, у нее сын-жених да две дочери. Слава аллаху, она ни в чем не испытывает недостатка.

Зейнаб очень довольна сыном. И сын очень ее уважает, быть может, даже больше, чем отца. Велигулу обходителен не только в обращении с матерью, но и со всеми окружающими. Кажется, скажи ему мать - умри, он умрет, не издав ни звука. Со дня смерти отца не было ни одного случая, чтобы Велигулу, бросив свои дела, связался с товарищами и пошел гулять или веселиться. Надо отдать справедливость, Велигулу очень смирный, тихий юноша. До этого дня Зейнаб ни на волосок не была недовольна им, но за последнее время отношения у них сильно испортились, и случилось это вот как.

Надо рассказать все с самого начала.

Покойный Кербалай-Гейдар и Худаяр-бек были большими друзьями. С самых малых лет до смерти Кербалай-Гейдара они дружили, души не чаяли друг в друге. В их взаимном обращении была какая-то особая нежность. Дни и ночи они вместе гуляли, вместе ели, вместе пили, вместе садились и вместе вставали. Дружба их дошла до того, что люди начали подозрительно коситься на них. Каждый старался объяснить их дружбу по-своему. Одни говорили, что друзья занимаются контрабандой, перевозят с того берега товары и сообща сбывают их. Но это было не так. Про Худаяр-бека ничего не могу сказать, но что касается Кербалай-Гейдара, то он и на лошадь не мог сесть. Нет, дело было вовсе не в том.