Киносценарии и повести

- Конечно, Юсуф. С удовольствием.

Спустя минуту Мадонна стояла за спиною Печального:

- Вот, письмо принесли. Заказное. А что это вы делаете? - заинтересовалась.

- Так! - засмущался Печальный. - Все равно ничего путного не получится. Вот мой папа! - и вскрыл конверт, пробежал взглядом машинописный текст. - К сожалению, не подошел, - пробормотал почти про себя. - Всего вам доброго.

- Неприятности, да? - сочувственно спросила Мадонна.

- Как вам сказать! - замялся Печальный. - Я уж привык! Я рассказы сочиняю, фантастические! Научно-фантастические.

- Ну и?..

- Не понимают, - печально улыбнулся Печальный. - Отсылают назад. А в конце непременно приписывают: "Всего вам доброго".

- Может, прочтете? - попросила Мадонна.

- Вам интересно? - чуть покраснел Печальный.

- Конечно. Я б не просила иначе.

- Только если скучно будет, сразу скажите.

- Скажу-скажу, - улыбнулась Мадонна.

- Вот, - сказал Печальный и извлек из конверта другой листок, исписанный от руки.

- Это весь рассказ?

- Весь, - смутился Печальный. - Чехов ведь говорил, что талант - брат кратости. Так я читю? - и бросил на Мадонну трагический взгляд.

- Читайте, конечно читайте!..

- Вы только сядьте, пожалуйста.

- Я, наверное, и устать не успею.

- Сядьте, очень прошу.

Мадонна села.

- Вот, значит, - сказал Печальный и откашлялся. - Рассказ. Называется "Обманули". На всепланетном конкурсе на лучшую собаку мы с Джимом взяли первое место. То есть первое место взял, конечно, Джим, а я просто его хозяин. Так уж получилось. Джим лучше всех бегал, быстрее всех находил спрятанные вещи, демонстрировал чудеса дрессировки. И только когда председатель жюри награждал его золотой медалью и правом на первый полет в автоматической ракете к Альфе Центавра, я понял, что все равно придется признаваться. Джим просто не выдержал бы такого полета: десять световых лет, перегрузки. А он все-таки был живою собакою. Мы всех обманули. Вот, значит, - повторил Печальный и потупился. - Все. Не смешно, да? Непонятно?

- А по-моему, очень понятно, - встала Мадонна и подошла к Печальному, погладила его ладонь. - Все собаки были роботы, а Джим - нет. Правильно?

- Точно! - обрадовался Печальный.

- А что не смешно, так чего ж тут смешного? Когда все собаки - роботы.

- И впрямь, - согласился Печальный. - Чего ж тут смешного? Но они, понимаете, все равно не печатают!

- Я постараюсь, Семен Михайлович. Вы простите меня, пожалуйста, что я такого тогда наговорил! - Энергичный, понурив голову, стоял перед директором театра.

Нависла пауза, доставляющая директору массу удовольствия.

- Я осознал, - нарушил ее Энергичный.

- Осознали, говорите? - произнес директор с видимым наслаждением, но тут, не дав раскатиться торжествующему монологу, зазвенел телефон. Слушаю! Да, театр. Кого-кого? Оболенский уже два месяца как уволен!

Энергичный глянул на директора с горечью и презрением и, повернувшись, пошел к дверям.

- Постойте! - крикнул директор не то в микрофон, не то вдогонку бывшему подчиненному. - Но случайно! - установил вертикаль указательного, случайно он как раз здесь. Назад просится! - и пододвинул аппарат Энергичному. - Вас!

- Знаешь, Петрович, - по случаю обеденного перерыва Печальный сидел в заставленной канцелярскими столами комнате один-одинешенек, - а я бы на ней, вот честное слово, женился. Она, понимаешь! она не чужая! Вот мне про нее ничего не известно: не рассказывает, целыми днями пропадает где-то! А чувствую: не чужая. Честное слово, женился бы! Только пойдет ли? Не представляю, как и подступиться!

- Ты где? в конторе? - крикнул едва не вскипевший от новой флюктуации энергии Энергичный. - Не двигайся с места, через десять минут буду! - и бросил трубку.

- Осознали, говорите! - едва дотерпел директор до возможности продолжить монолог. - Ну, тогда!

- Да идите вы со своим говеным театром куда подальше! - бросил Энергичный в лицо опешившему благодетелю, пулей вылетая из кабинета.

Друзья шли по рынку мимо цветочного ряда.

- Нет, - придирчиво экспертировал Энергичный. - Это нам не подойдет. И это не подойдет. И это!

- А вон, по-моему, очень приличные розы, - несколько оторопевший от его строгости, робко дернул Печальный приятеля за рукав.

- Э-э! - укоризненно покачал головою Энергичный. - Что б ты понимал в сватовстве?! Дилетант! Сватовство - это! - помахал в воздухе пальцами. Сватовство - это профессия. Я вт что думаю: нам бы при нашем "Душевном покое" организовать цветочный отдел. А? Гениально? Компьютер, понимаешь, компьютером, а когда фотография жениха поступает к невесте в футляре из белых роз!

- А вон взгляни! - высмотрел Печальный где-то вдалеке подходящие на его взгляд цветы.

чашелистики. - Эти еще куда ни шло. Почем отдашь, отец? - обратился к продавцу в чалме и чапоне.

- Рупь, - ответил старик.

- За штуку?! - наиграл бешеное изумление на грани яростного ужаса Энергичный.

- За сотню, - огрызнулся сосед старика, продающий гладиолусы.

- Послушай, Петрович, - обратился Печальный, покрасневший от реплики гладиолусного торговца. - Тебе, конечно, спасибо, что ты все мне устраиваешь, но можно хоть сегодня не мелочиться? Плач-то я!

- Да я и сам заплатил бы. Только, вишь, денег! - развел Энергичный руками. - Вот откроем "Душевный покой"!

- Хорошо-хорошо, - прервал Печальный. - Сколько нужно?

- Сколько? - прикинул Энергичный. - Если по первому разряду - штук пятьдесят, не меньше!

- Пять-де-сят?!

- А?! Кусается все-таки! Дед, пятьдесят за сорок отдашь?

С огромным букетом белых роз стояли они у дверей квартиры и звонили.

- Вот так, - сказал печально Печальный. - Мы с тобой разлетелись, уши, как дураки, вымыли, а ее и дома-то нету. Целыми днями где-то гуляет.

- А чего не спросишь где? - спросил Энергичный.

- Ничего ты, Петрович, все-таки в этой жизни не понимаешь!

- Много т понимаешь! - обиделся Энергичный. - Такой умный - почему не богатый?

Они посидели на кухне, выпили чаю, поболтали о том о сем.

- Извини, старик, - встал, наконец, Энергичный. - У тебя, конечно, ничего без меня не получится. Но у меня тоже! - сделал чрезвычайно выразительную паузу и даже подкрепил ее не менее выразительным жестом! - У меня тоже - жизнь. Ты вт что. Ты цветы поставь ей в комнату, - делал, подобно полководцу, которому обстоятельства не позволяют самому принять в ней участие, последние распоряжения перед решающей битвой, - но ничего не предпринимай. А завтра я освобожусь и!