Это моя собака (Пять повестей для детей)

Вдруг я вспомнил, что два часа назад я оставил Козетту на верхней палубе перед гаснущим закатом. Неужели она все еще там?..

Она была там...

Когда я поднялся на палубу, то с неудовольствием увидел там кроме томной Козетты еще и циничного Тролля. Он мне вообще-то безразличен. Как говорится обнюхались и разошлись, но дело все в том, что я уже стал признаваться самому себе, что Козетта мне очень нравится.

И, как всякий влюбленный, я видел опасность там, где ее не было и в помине, поэтому, увы... ревновал к Троллю.

Хотя, если посмотреть на вещи трезво, то зачем женоненавистнику Троллю моя возлюбленная? Не нужна...

Может быть, поэтому, увидев меня, он, лениво зевнув, пошел спать.

- Козетта, что с вами? - спросил я, подходя. - Весь теплоход веселится.

Она не ответила, только махнула хвостом.

- Глядите, какая луна, - сказала она, показывая на луну и лунную дорожку, которая была обращена прямо к ней. Луна светила удивительно ярко и освещала флажок, который я до этого никогда не видел. На нем были изображены какие-то полосы.

Я снова лизнул Козетту в щеку. Потом мы молча постояли, и я предложил ей спуститься в бар. Она согласилась. В баре мы увидели Витю и дядю Сережу.

- А что это за флаг? - спросил я Витю, вспомнив полосы.

Витя не знал и спросил об этом дядю Сережу.

- А где ты такой видел? - в свою очередь поинтересовался дядя Сережа, который знал всегда все и обо всем.

- Висит на мачте, - сказал я.

Дядя Сережа подошел к помощнику капитана Александру Васильевичу, тому, который только что пел романсы, и о чем-то его спросил. Тот кивнул. И принялся что-то объяснять.

Дядя Сережа взял микрофон и сказал на весь зал:

- На теплоходе только что успешно проведена сложная операция. Больная девочка теперь чувствует себя лучше. Она в медпункте на верхней палубе. Позвольте мне для нее сыграть на рояле "Лунную сонату" Бетховена.

Вот оно как бывает: оказывается, в этом плавучем мире бывают для кого-то и грустные моменты.

И мы вдвоем побежали навестить больную девочку. За нами пошли Козеттина хозяйка Карола и мой хозяин Витя. В сувенирном киоске они купили для нее живых цветов.

В тревоге принимали участие...

Ночью мне не спалось. Я ворочался и так и сяк, пока не обнаружил, что наш теплоход стоит, только слегка покачиваясь.

Машины его не работали. В коридоре кто-то топал ногами.

Я осторожно приоткрыл дверь каюты и бесшумно выскользнул наружу.

Выскользнул и тотчас же был сбит с ног десятком ног бегущих матросов в тельняшках.

"Что случилось? - удивился я. - Может быть, на корабле бунт? Тогда я знаю, что делать".

Или, бунт на борту обнаружив,

Из-за пояса рвет пистолет,

Так, что сыпется золото с кружев,

С розоватых брабантских манжет.

Но никто мне ответа не давал, а все куда-то продолжали бежать.

"Тревога, тревога, - вдруг включился репродуктор, - срубить съемные леера. Закрепить гак плот-балки в скобе плота. Отдать глаголь-гак и гидростата... "

Почему-то я не испугался. Я спокойно зашел в нашу каюту и стал доставать из-под кроватей, на которых спали дядя Сережа и Витя, спасательные пояса.

До их пробуждения примерил и один, и второй. Оба мне не подошли. А как же тогда я спасусь, а Козетта, а Тролль? Она дама, он философ, а я писатель, но ведь мы - собаки, а собак, как известно, не спасают.

Я попытался все-таки надеть на себя пояс. Потом оседлал его верхом. И уже собрался звонить Козетте, чтобы предупредить ее об опасности, как вдруг снова включился репродуктор:

"Отбой учебной тревоги".

А дальше репродуктор поведал странную вещь: он передал длинный список участников и организаторов этого, как выяснилось, обязательного судового мероприятия.

В тревоге принимал участие даже сам капитан. Но, в сущности, я и не сомневался в том, что в случае чего все матросы спасутся. Вопрос стоял спасутся ли пассажиры?

Все угомонились, но спать уже не хотелось вовсе.

Я прикинул, что до утреннего "кукареку" еще часа два, и решил выйти на верхнюю палубу - подышать морским воздухом.

Мраморное море

Какой, доложу я вам, видоткрывается с верхней палубы! С трех сторон плескалось море ярко-красного цвета, а впереди виднелась полоска синей земли.

На ярко-красных волнах мерцали голубые мраморные прожилки. Не потому ли море это называется Мраморным? Вчера дядя Сережа что-то рассказывал про него. Дай Бог памяти... Ага!

Омывает это море берега Турции, выплыть из него в Европу можно только через пролив Босфор.

Это море меньше, чем Черное, площадь его двенадцать тысяч квадратных километров, а самая большая глубина - тысяча триста метров. В нем находятся Мраморные и Принцевы острова. Это очень важное море. Я уже говорил - оно соединяет Европуи Азию.

Словно понимая всю важность этого моря, над нашим теплоходом появились чайки. Я проследил за полетом одной из них. И мой взор остановился на быстро приближавшейся к нам точке. Точка эта выросла и превратилась в крошечный пароходик, который быстро-быстро причалил к нашему гиганту.

Пароходик был греческий с обилием буквE и Y в названии, с него соскочил человек в черной бороде и немедленно поднялся на капитанский мостик.

"Лоцман на борту", - прозвучало в репродукторе, и я понял: для того, чтобы нашему теплоходу пройти через пролив Дарданеллы, ему необходим проводник.

Наш теплоход двинулся, заработали его машины.

Я еще побыл немного на палубе, посмотрел, как мы красиво идем по проливу, и, сладко зевнув, побежал к своим.

В Греции есть все

После третьего "кукареку" мы все наконец проснулись.

Теплоход наш стоял возле пристани в Пирее. Так называется этот огромный Афинский порт.

Едва после завтрака мы сошли с трапа, чтобы побродить по этой земле древних Богов, как дядя Сережа снова затеял свою очередную лекцию. Это было, надо отдать ему справедливость, интересно.

- Афины, - говорил он, - столица Греции, и находится она на полуострове Аттика...

В этом городе живет около миллиона жителей, и ходить по нему оттого уже страшно, что он слишкомдревний для восприятия. Он видел все, и даже такихсобачек, как я.

Если я вам скажу, что в этом городе сосредоточены все виды промышленности, лучшие университеты мира, музеи и театры, - это будет тривиально и банально.