Хоботок и Ленора

- Это который хиленький был! - требовательно объявил Хоботок.

- Правильно! - сказала Ленора. - Он! Баба-яга со злости взвилась, помчалась, на шоссе выскочила да под самосвал и попала. Тут ей вместе с ее ступой и капут, и сказке конец!.. А теперь - спим!

"Что за сказки дикие у них!" - думал капитан Петр Петрович, все стараясь разобраться, хорошо это или очень даже вредно - все, что там происходит.

Утром, застегивая шинель, все-таки спросил:

- Что это еще за сказка?

С фальшивой, ледяной вежливостью Ленора подняла брови. С неискренней готовностью понять и разобраться слегка наклонила голову.

- Я не поняла. Сказка? Какая?

- Где мерзлые черти на балалайке играть учатся.

- А-а!.. Это просто так, детская сказка. Я маленьким рассказываю. Мамина сказка, когда я маленькая была, она для меня выдумывала.

- Ясно, - сказал капитан. - А ничего, вы одни останетесь в доме? Мне в рейс идти.

Ленора удивленно пожала плечами.

- Мы?.. Смешно. В первый раз?.. Конечно, я справлюсь. Если понадобится, к Бычковой жене забегу. Только ничего не понадобится.

- Алферов вернется скоро, - сказал Петр Петрович.

- Конечно, и Алферов. Да не понадобится ничего!

Капитан Петр Петрович ушел в свой рейс, на дворе потеплело, улицы становились все мягче от нового снега, который шел не сверху, а медленно плыл откуда-то со стороны моря, и мохнатые снежинки далеко пролетали над крышами, между деревьев и столбов, прежде чем тихонько присесть к кому-нибудь на шапку или на мягкий слой прилетевших раньше снежинок.

...Хоботок видел, как к дому подъехал грузовик, из которого выскочил человек и пошел во двор, то вглядываясь на ходу в бумажку, то всматриваясь в дом; опять в бумажку и опять в дом, точно решая, похоже ли он нарисован на бумажке.

Хоботок бросил в сугробе санки, обогнал человека на крыльце и, прислонившись спиной к двери, стал дубасить в нее каблуком, чтоб поскорей подозвать Ленору.

Ленора открыла дверь, прочла бумажку недоверчиво два раза, пожала плечами и нехотя согласилась, что адрес правильный.

Оказывается, к ним привезли мебель. Петька опять пошел доставать молоток и отвертку, чтоб отбить шпингалеты кухонной двери, и три здоровенных мужика, отпихнув сапогом по дороге санки, пронесли по двору и бережно пропихнули в дверь какую-то неповоротливую мебелину, всю замотанную в толстую рубчатую бумагу, обвитую веревками.

В кухне они развернулись, натоптав кругом по полу снегу, и спросили, куда тащить дальше.

- Поставьте прямо здесь, - сказала Ленора.

Мужики удивились, но поставили. Ленора расписалась на бумажке, и, так как мужики все осматривались, нет ли кого взрослых, она им сказала, что сейчас отца нет дома и он будет не скоро.

- Ну что ж: заказ есть заказ, - сказал старший. - Тащи сюда зеркало, и поехали!

Когда они ушли, приставив к стене узкую доску, завернутую в бумагу, зеркало, Ленора сказала Петьке:

- Задвинь шпингалеты. - Это было во второй раз за время их жизни в доме, что отбивали обе входные двери.

Закутанная мебелина стояла посреди кухни, загромоздив ее, точно в комнату привезли и поставили корову.

Чтоб потом не было заметно, они осторожненько распутали узел шершавой веревки и с одного края немножко размотали и отвернули бумагу. Оголилось нежное, полированное, розоватое дерево. Дальше под бумагой прощупалась доска, тумбочки с шишечками на ящиках: это был туалет. С выступами, полками, колонками и длинным зеркалом.

Они замотали обратно развернутый лоскут бумаги и затянули узлом веревку.

Одна Ленора еще помнила, что в спальной, где теперь жил отец, еще оставались у окна карандашные отметки на иолу, неровные уголки: куда ставить ножки туалета, когда он будет. И другие: куда ставить тахту, когда она будет. И уже просто кружочки, которые мама рисовала, расшалившись, ползая с Ленорой на коленях, где будут когда-нибудь стоять пышные пальмы в круглых кадках!

Теперь Ленора принесла тазик с горячей водой, посыпала стирального порошка и яростно отскребла, отскоблила кухонным ножом полустертые следы чернильного карандаша с пола.

Мальчики спрашивали:

- Что это? Зачем?

Она отвечала:

- Так!

С того дня, как туалет со своими замотанными в бумагу рогатыми столбиками въехал в кухню и прочно занял себе место в доме, там точно поселился враг, с которым уже нечем было бороться.

На всех соседок еще пуще напал повальный "спичечный растеряй"; все они теряли спички и забегали на кухню - глаз оторвать не могли от туалета.

Хоботок до того озверел, что, оставаясь один, перестал двери открывать, а спички швырял через форточку и незаметно показывал язык.

Вернулся из рейса капитан Бычков и принес подарок - ананас. Играть в подкидного дурака ему было некогда: он еще не успел побывать дома.

Наткнувшись на туалет, он долго на него смотрел, стоя с ананасом под мышкой, потом пробормотал совершенную глупость, что-то вроде "Ну что ж, туалет... в расцвете лет!", и ушел вконец расстроенный. Уже на выходе, вдруг вспомнив, сказал, что капитан Петр Петрович тоже вернется скоро - он уже на обратном пути со своим кораблем. Заметно было, что Бычков вовсе не может решить, хорошо это или плохо, обрадуются дети или нет этому известию... Да так оно и было: они сами не знали.

После его ухода в дверь постучали: Ленора взяла три коробки спичек и открыла дверь. Соседке спичек было не нужно, это была жена механика, который плавал с Петром Петровичем, она пришла тоже сообщить, что корабль возвращается.

- Спасибо, - сказала Ленора и спрятала в карман спички.

- А ваша Зойка, Зоя Павловна, у вас по двору ходила. Не видали?

- Нет, как-то не повезло.

- Да, ходила. И по забору шагами мерила. Со своей мамулей приходила... Ленорочка, если тебе что ни что! Ну что ни на есть что... понимаешь?.. Беги к нам сразу.

- Будем, если что, бегать! - криво, печально и зло улыбаясь, медленно повторила Ленора.

Вернувшись из рейса, капитан Петр Петрович тоже привез детям ананас. Спросил, хватило ли денег. Ленора открыла ящик стола и показала: деньги еще оставались - нарочно, с трудом были сэкономлены, показать, что не дурачки какие-нибудь хозяйствуют.

Потом он очень долго сидел в сторонке и смотрел, как ребята играют в подкидного дурака: Хоботок с восторгом, Петька с азартом, а Ленора снисходительно ради них обоих.

Прежде чем уйти, как всегда, в свою комнату за перегородку, он раза два попытался даже легко пошутить, вмешавшись в детский карточный разговор, но оба раза на него с удивлением оглядывались и даже игра на минуту останавливалась.

Лежа за перегородкой, по ту сторону которой уже улеглись пошептавшиеся дети, он все думал об этой перегородке. И она представлялась ему сложенной из тяжких и шершавых каменных кубов, из каких складывают волноломы в океанских портах... А кто ее такую сложил между этими двумя комнатами? Черт его разберет.

Он тяжелым усилием поднял руку, азбукой Морзе легонько стукнул в перегородку суставом согнутого пальца и вздрогнул - так быстро, почти мгновенно стукнула в ответ почти в то же самое место перегородки Ленора: точка... тире... точка... точка! Первая буква ее имени: "Л". Когда-то давно, когда она болела и выздоравливала, если ей становилось одиноко, нехорошо или страшно, она так постукивала маме; это было еще на старой квартире, но главное, в мамины времена, в сказочные, прекрасные, ушедшие мамины времена их жизни.

Наверное, она опрометью соскочила с постели, через секунду скрипнула дверь, и она стояла уже в его комнате и спрашивала.

- Тебе нехорошо? Звал? - быстро вглядываясь, спросила она. Капитан лежал не раздеваясь на диване, головой к окну, откуда лился снежный, лунный свет, смешанный с общим заревом города, стоявшим над крышами.

- Неужели ты помнишь? - спросил он.

- И всегда буду.

- Ты. А другие оба? - спокойно сказал капитан. - Вы всё одни.

- Кто как. Петька погладистый. Его погладить, он и ушки прижмет Братец Кролик! Хоботку будет худо. Он примирится, конечно, да кто разберет, с чем он примирится. С чем?