Письма к Андрею Арьеву

Ждем вас всех, а тебя особенно. Будь здоров. Всем привет.

Твой Сергей.

9 дек. (1989)

Н.Й.

Дорогой Андрей! Посылаю тебе «Стамбул». [56] Еще не ясно, кто его тебе доставит — Уфлянд или Азадовский. [57] Во всех случаях дай знать, что получил, а если нет, то можно продублировать.

Твой доклад был немедленно отправлен Леше и Дедюлину. [58] Газету и фотографии — Берберовой переслал. [59] Также отправил неясное письмо по указанному на конверте адресу.

За мной — книги от Вероники, [60] которые, прости, все еще лежат у нее в конторе, и двухтомник о Сталине, [61] который лежит у меня в столе. […] Все это будет тебе переправлено, но на американскую почту я все еще не очень полагаюсь, а всучить затоваренному советскому гостю 2-килограммовый пакет, как ты догадываешься, нелегко. Жду человека, которому я окажу столь значительную услугу, что и его смогу попросить об одолжении.

Сообщаю тебе, что ты, будучи жопой, забыл у нас в стенном шкафу свои брюки. С первой же ничтожной посылкой, которую мы для вас сварганим, ты их получишь. Обещаю их не надевать.

Костя А. (Азадовский. — А.А.) передал Лене от Ани дивные украшения. С одной стороны, огромное спасибо, все очень, очень Нравится, и Лена все это задумчиво перебирает, но с другой стороны — кончайте, друзья, с этими делами. Все это дорого, и потому серьезно нас травмирует.

У Кости — крошечный пакетик для вас. Что-то будет сунуто и Уфлянду, может быть, вместе со «Стамбулом» и этим письмецом.

Посылаю Андрюше вырезку из «Н. Й. Таймс», из коей следует, что «Наши» попали в список лучших книг года.

Андрюшу часто вспоминают на станции, говорят, что он самый нормальный гость из Союза, и особенно все поражены тем, что он купил за доллары бутылку виски. Это, действительно, единственный случай.

Ну, пока все. Обнимаю вас. Лена что-то предпринимает по просьбе Глазамицкого. [62] Во всяком случае, я слышу телефонные переговоры на эту тему.

Ваш С. Довлатов

27 дек. (1989)

Дорогой Андрюша!

Гриша [63] передал мне твою записку и Анины подарки. Мне кажется, это зашло слишком далеко, Аня покупает дорогие вещи, и создается довольно большая неловкость. Уже и мама говорит: «Ах, как неудобно». Как бы мы ни радовались всем этим чудным украшениям, неловкость пересиливает. Попроси Аню остановиться. Сердечно благодарим, и на этом — конец. Объясни Ане, что у тебя были, есть и будут всяческие возможности оказать мне неоценимые услуги, А значит, и Лене.

Ваша дочка Маша оказалась милой и привлекательной. Вы как-то осторожно о ней говорили, и я уже подумал — вдруг неудачный ребенок. Прелестная девушка. Похожа, в основном, на Аню,

Спасибо за «Васильевский остров», [64] но вообще-то, на всякий случай, знай, что «куда-нибудь» и «как можно скорее» пристраивать рассказы не следует, предложений довольно много, в том числе и от Коротича. [65]

Для «Звезды» — все самое лучшее и в первую очередь. Юнна (Мориц. А.А.) об этом знает. А в остальном, на твое усмотрение — либо люди хорошие, либо размах и тираж. […]

Болгары ко мне еще не обращались, [66] зато обратились с точно таким же предложением поляки. К тому же я вышел по-японски.

Писал ли я тебе, что «Наши» по-английски угодили в список лучших книг года? Копию прилагаю.

Уфлянд и Азадовский вскоре (раньше, чем дойдет это письмо) передадут Вам крошечные пакетики. Уфлянд также, вроде бы, согласился взять Флоренского [67] как наиболее срочную для тебя книгу. Он же передаст тебе «Стамбул».

Если бы ты знал, как трудно всучить что-либо затоваренным советским гостям. Даже если оказываешь человеку услуги, возишь его туда-сюда, а потом просишь передать кому-то авторучку, физиономия сразу вытягивается.

Штаны и двухтомник о Сталине вышлю при первой же возможности. Кстати, мне звонил находящийся здесь В […] Х […] (?), уверял меня, что мы знакомы. Не хочется тратить на него время, но если придется, то взамен я попрошу его передать тебе штаны и «Сталина».

Ты говоришь — передать все это через Дедюлина. А он, между прочим, как выяснилось, широко слывет здесь очень занятым, рассеянным и вполне неаккуратным человеком.

Все поручения твои я сразу выполнил (Берберова, Лосев, Дедюлин, какое-то неясное письмо). Денег Дедюлин еще не прислал, но я уверен, что пришлет. Так что не беспокойся.

[…] Тебя до сих пор вспоминают на радио как рекордсмена, купившего на валюту большую бутылку виски. Ни один человек твоего подвига не повторил, многие при этом норовят курить Юрины [68] сигареты, чем дико его раздражают. Про Генриха Штейнберга [69] Юра сказал: «Не может он быть доктором наук, раз у него нет сигарет!»

[…] Всем твои приветы передал, и все передавали приветы тебе.

Лена собирается послать Ане какие-то бумажки через Азадовского.

Ну, кажется, все.

Обнимаю вас.

С. Довлатов

P.S. У мамы бережно хранятся для тебя, Валерия и Бори — 600 поцелуев. [70] Алеша Сергиенко [71] не проявлялся.

С.

12 апреля (1990)

Андрюша, дорогой мой! Я уж не знаю, что написала Лена — Ане, кажется, что-то нервное (судя по Аниному ответному письму), но, умоляю тебя, попытайся вообразить наши обстоятельства. Ежедневно раздается от трех до десяти телефонных звонков, едут уже не друзья друзей, и даже не приятели приятелей, а малознакомые малознакомых, и Арьевы среди них попадаются не слишком часто, а у нас — вечно прихварывающая мамуля, ребенок, собака, а главное — работа в совершенно незнакомом вам режиме, поверь мне. Как только я завязываю с пьянством, начинается тягостный труд, и это, конечно, не делает нам чести, но иначе мы протянем ноги. Соснора [72] жил у нас когда-то недели две, которые мне, естественно, показались вечностью, ибо это была невыносимая смесь трогательности, хитрости, обаяния, глухоты и энтузиазма. Ты мягко пишешь: «ему можно что-то черкнуть на бумаге». Это так, когда видишься раз в месяц в рюмочной, а я исписал с ним 7 стостраничных блокнотов.

Я бы ничего этого не стал писать, если бы не был уверен, что никакие мои жалобы ты никогда и ни при каких обстоятельствах не примешь на свой счет. К друзьям это все не имеет никакого отношения, и дни, проведенные здесь тобой, мы вспоминаем очень часто, и надеемся снова вас с Аней увидеть, и это будет только радость. Но друзей у меня не так много, раздражительность увеличивается с каждым запоем, а главное, я все же на четырех работах: литература, радио, семья и алкоголизм. Не говоря о том, о чем ты сейчас подумал. […] Пете и Саше я твои наставления передал.

Если получил или получишь какие-то деньги из «Васильевского острова», то […] пойдите с Аней, Борей и Валерием в кооперативный ресторан «На Фонтанке». Я понимаю, что это с моей стороны звучит несколько по-барски, но, с другой стороны, этого-то я и добиваюсь.

О смерти Бакинского [73] я узнал сразу (позвонил Вадим [74]) и уже говорил о нем по радио. Он, действительно, хорошо ко мне относился, и я успел сердечным образом поблагодарить его за это. Вадика на похороны не пустили не дела, я думаю, а бедность. Я просто не представляю себе, на что он живет.