Иван Иванович

Петрову.

- Господин Петров! Извольте приказать, чтобы ваши товарищи помогли мне снять вывеску. Мы ее посередке поставим.

Петров, не оборачиваясь, коротко ответил:

- Убирайся вон.

- Как же это так? - пожимает околоточный плечами, но на время затихает и сжимается, поглядывая как-то из-под низу, как побитая собака. А потом снова овладевал положением и постепенно повышал голос, сразу, впрочем, переходя на шепот, когда встречался взглядами с Петровым. Необходимо было показать, что он хоть и без пальто, но лучше других, чище и благороднее.

- А вы бы, сударыня, лучше не за свое дело не брались,- сказал он женщине в платке, которая привезла на салазках вязанку дров и сбросила в баррикаду.Лучше бы вашему мужу щи готовили, а не политикой занимались.

Он сказал тихо, спокойно, а женщина вдруг закричала, так что отовсюду посыпал народ.

- Что?! Это ты мне говоришь? Мне? Мужа моего слопал, а теперь мне говоришь!

И со всего размаха ударила его по щеке. Он схватил ее за платок и сорвал, но тут сразу десяток рук вцепились в него и приковали его к месту. И опять от ужаса онемели ноги.

- Я не виноват! Она... Я не виноват, честное, благородное слово! Я ей сказал...

Женщина плакала, сидя на салазках, и дружинники смотрели угрюмо. Петров глядел долго и внимательно и не выдержал,- плюнул.

- Гуманность! - сказал он презрительно.

- Господин Петров! Господин Петров! - звал его околоточный.- Я ей сказал...

- Молчать!

И опять жизнь Ивана Ивановича, как ему казалось, повисла на волоске. Но женщина повязала платок, улыбнулась сквозь слезы и сказала:

- Ну его к Богу.

Пришел молодой, сияющий. Он куда-то уходил и только сейчас вернулся, радостный и возбужденный.

- Надо его на нашу квартиру. Я был там, говорят,- всех доставляйте сюда. Хорошо!

- Что хорошо? - спросил Петров.

- Так. Все хорошо. Погода хорошая.

Когда Василий и двое других дружинников повели Ивана Ивановича, он вдруг остановился и громко закричал:

- А пальто? Я не могу без пальто. Мне холодно. Я простудиться могу.

Вернулись и взяли пальто. Оно так и лежало комочком, как положил его Иван Иванович. Шли молча и торопливо, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь; на Ивана Ивановича и его новое пальто не обращали никакого внимания. Теперь, когда было столько случаев расстрелять его и его не расстреляли, он проникся уверенностью, что и впереди ему ничего серьезного не грозит, и смотрел на своих спутников с презрением.

- Послушайте, вы,- сказал он молодому,- как вы шашку нацепили? Разве так носят?

- А что? - спросил тот.

- А то. По ногам бьет, вот что. Подтянуть надо.

- Сойдет и так,- засмеялся молодой.- Сие не есть важно.

"Сие,- подумал Иван Иванович.- Вот еще дурак: сие",- и с отвращением сплюнул.

- Куда вы меня ведете-то? - грубо спросил он. Один из дружинников сердито взглянул на него и оборвал:

- Молчать!

И опять словно тяжелая крышка захлопнулась над головой околоточного. Стало душно и нехорошо, и хотелось