Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

Правда, после того, как я ему честно призналась, что это надо не назад, а вовсе заново и вообще ради замужества - нельзя, потому что, нечестно, он на меня все виды потерял. Только и осталась нам, что дружить и вести богословские споры,

В которых он всегда побеждал - по причине своей всесторонней учености.

Раньше, когда Марик еще работал в Филадельфии в тюрьме, а в Нью-Йорке хоронил "парт-тайм", он всегда у меня останавливался. Приедет и сразу к телефону:

Извини, завтра похороны с утра - надо поговорить с родственниками усопшей - что-то узнать о ней.

Дальше начинался разговор на час примерно, а я сидела и слушала, каждый раз примерно одно и то же:

- Значит, она была человеком, имеющим талант сопереживания... Это и тянуло к ней людей... как вы сказали? С неиссякаемым чувством юмора?... Всегда готова помочь...

Мне все время казалось, что это я умерла, и он беседует с моей дочерью. Так я САМА СЕБЯ себе представляю - человеком, имеющим талант сопереживания, с неиссякаемым чувством юмора и всегда готовым помочь...

Чувство юмора особенно ярко проявилось впоследствии, когда я вернулась в Нью-Йорк из Парижа, по причине - не особенно смешной, и Марик взял надо мной шефство на некоторое время. Я часто оказывалась у него на работе и пока ждала его - названивала разным знакомым, сказать, что я снова в Нью-Йорке. Я говорила:

Привет. А я вот вернулась. У меня - рак. Правда! Сейчас-то я звоню из похоронного дома "Ладога".

Дальше раздавался дикий хохот.

-Уже? А к доктору сначала - не хочешь? Ну так, на всякий случай?

Тут уже - совместный хохот. А потом все говорили, что я удивительно мужественная. Конешно, прослывешь мужественной, если, что бы в твоей жизни не происходило - вокруг непрерывно декорация кинокомедии, и ты вставлена в нее и - играешь.

А что делать - контракт под названием "жизнь" подписан, и прерывать его, похоже, пока не собираются.

Страшное слово обернулось шестью месяцами разнообразных физических пыток с голливудским хэппи-эндом.

Правда, у меня теперь так же, как и у любимейшего Хвоста, неполный набор внутренностей, но зато я теперь герой, не хуже моих ровесников которых ранило на войне. Можно говорить:

-Ну да, иногда в жизни бывает ОЧЕНЬ СТРАШНО И ОЧЕНЬ БОЛЬНО. Очень больно иногда бывает ОЧЕНЬ ДОЛГО. Что ты делаешь при этом? Молчишь. Иногда орешь. Иногда плачешь. Терпишь, в общем. Война не страшней больницы - там весело, там азарт. А в больнице - ТИХО...

А мы все пели и пели. Потом и еврейские тоже - я сочинила слова на все знаменитые еврейские музыки и "Фрейлехс", который в просторечии называется "Семь сорок" и "Тум Балалайка" и "Офен припечек"...

Все эти еврейские мелодии - никуда не исчезли. Людей этих, говорящих на языке "идиш", которые бродили вдоль границ - поубивали, а музыка сохранилась.

Кто-то бросился и к этим сундукам. Не я, но нашлись люди.

Эту музыку - "клейзмир" - все любят. Ее невозможно не любить, ну вот как русскую литературу. И сейчас ее впервые начали играть - просто музыканты. За то, что они музыканты. Не за то, что евреи. Только сейчас. Клейзмир входит в мир, как когда-то фламенко, а потом джаз.

Он будет входить все больше и больше. Как и джаз, музыка, настоянная на крови. Там в Америке - сделали клейзмир-джаз и клейзмир-рок, а тут у нас Инна Желанная и Сергей Старостин соединили его с русской архаической деревенской музыкой. И опять НАШЕ-ВАШЕ-СВОЕ.

Но у меня все люди говорят по-русски. И все про любовь, да про измену.

... Тумбала, тумбала, тумбалала

Рано поутру из дома ушла

Злая старуха - сводня и шлюха...

Девушкой бедной когда-то была.

А если про войну - то про любовь и верность.

... Не жди письма, любезная Матрена,

Писать я письма, знаешь, не мастак

Идет война, осталось два патрона,

Ты извини, коль что-нибудь не так.

Когда мы кончили петь - никаких уже козлов я не увидела.

Все стали Серенькие Козлики и Библейские Козочки - выяснилось, что если истины, вбиваемые бутылкой в голову, люди почему-то воспринимают плохо, то вот так - пропетые простые слова - все наоборот сразу понимают и верят им.

Все сразу исправились, полюбили Русскую Идею и раскупили у меня все книжки. Это было очень важно, потому что, как раз за день до этого, уже пришло письмо от лендлорда, чтоб платили немедленно. В тот день со мной случилось настоящее чудо - я не успела оглянуться, как в кармане у меня оказалась тысяча баксов. На 800 у меня раскупили кассет и книжек, а еще 200 дал мне серб Витя. Он бы потрясен таким количеством людей в своем баре, и особенно количеством ими выпитого.

Кассеты у меня взялись вот откуда.

Я однажды заманила к себе в дом знаменитого украинского кинорежиссера Сашу Игнатушу, которому негде было жить, и уговорила сыграть мне на гитаре. Купила микрофон, и мы все эти песни записали. Половину с Игнатушей, а еще половину с Алешей Слепаком - тоже случайно пойманным и хитростью заманенным в дом, гитаристом. Игнатуша попал в Америку случайно, на какой-то фестиваль. И обнаружил, что его знаменитый фильм, его же братья- украинцы распечатали пиратским методом и крутят вовсю. Он поклялся не уезжать, пока не выведет их на чистую воду - три года он прожил среди нас. Без ни хуя документов, денег и английского. То копал какие-то огороды, то долбил асфальт. Иногда жил с какой-нибудь красавицей.

У меня он жил последние две недели. Ничего он толком не победил. А уж домой ехать боялся - через три года, начинает полностью казаться, что Старого света - не было и нет, а есть только Америка.

Он сидел в моем роскошном красном кресле (вещи, найденные на помойке в Квинсе или в Бруклине - они всегда роскошные - бархатные, позолоченные, потому что только роскошные люди, позволяют себе менять мебель и выкидывать ее на помойку), и говорил:

Боюсь ехать. Все уж забыли про меня. Про кино мое. Кто ж меня теперь впустит обратно в режиссеры? Ладно. Пойду в трактористы... Отец был пастухом - и ничего. А мать - почтальоном. А я - в трактористы пойду.

С ним было легче, чем с Лешей Слепаком, у которого родители московская интеллигенция, а дядя и вовсе знаменитый правозащитник.

А все равно - трудно. Их обоих заносило, то в рок, то в попсу. А я точно знала - КАК НЕ НАДО. Вообще - точно знать, КАК НЕ НАДО- это очень важно. Потому что - КАК НЕ НАДО - еще можно узнать. А уж КАК НАДО сдохнешь, не разберешься. Про то, как не надо, я точно знала, благодаря одному ужасному случаю:

Мы с Юзом Алешковским очень друг другу симпатизируем. И хорошо друг друга понимаем. Однажды он даже спас меня от мамы.

Она требовала, чтоб я устроилась на работу, перестала забивать детям голову всякой хуйней и под видом мифической Русской идеи протаскивать идею безделья и лени. Из-за детей она сильно переживала. Особенно когда Лизочка отказалась посещать компьютерные курсы, а вместо этого пошла изучать реставрацию, и на мамино замечание, что этим много не заработаешь, ответила,

( нет, не с еврейским акцентом из анекдота - так разговаривают почти все эмигрантские дети - это "английский" акцент!):

-Мама, ты не родила детей, которые интересуются зарабатывать деньги. Ты родила детей, которые интересуются совсем другими вещами.

Я понимаю, как ужасно услышать такое от собственного ребенка в Нью-Йорк-городе 1998-го года. Это настоящая ЕРЕСЬ. Ересь и сектантство. Причем, они меня вырастили в этой секте - питерской интеллигенции, они же меня приучили с трех лет не предавать и не отрекаться, а там, в Америке ужаснулись тому, что сделали, а было уже поздно. И с детьми - было уже поздно. Я панически "держала" в этой ереси свою дочь, а заодно и сестру. И сразу нашла всяких подходящих американцев - Селинджера, Бредбери, Леонарда Коэна и Тома Уэйтса, Кустурицу и Роберта Альтмана, а потом уж и сами дети подтянули живую "человечью фасоль" - таких же потерянных эмигрантских деток - всех цветов и народов. А все равно их компания считается "русская". Говорят по-английски - это единственный общий язык. Значит "русская" - за Русскую Идею.