Дворянские поросята

Унгерн, по-видимому, был в хорошем настроении. Он стоял, высокий, худощавый, в белой папахе, в коротком монгольском бушлате с генеральскими погонами на широких плечах и Георгиевским крестом на груди и улыбался сквозь редкие рыжие усы своими тонкими губами, показывая передние торчащие зубы, слушая перебирающего свои длинные четки старика-ламу.

Очевидно, барон был доволен тем, что этот автомобильный отряд произвел впечатление на монгольских князей, взволнованных предстоящей поездкой.

С ревом моторов, так как глушителей не было, эта кавалькада из пяти автомобилей быстро промчалась по улицам города, пугая на своем пути лошадей, верблюдов, ослов и зазевавшихся пешеходов.

В поле, по бокам дороги, протоптанной верблюжьими караванами, еще лежал снег. Здесь и там, у самой дороги, лежали одиночные, парами и группами, труппы китайцев, большинство раздетых и без обуви. Это были убитые из арьергарда, защищавшего отступление китайцев из Урги.

Автомобиль с текущим радиатором стал кипеть, перегрелся и остановился в 30-35 верстах от Урги. Два монгола со своими седлами пересели в мой автомобиль. Бюйк Унгерна был следующим, который сдал. Он не смог взять крутую гору; его шофер-немец, на больших оборотах мотора включал конус, автомобиль подавался рывком вперед на несколько футов, икал и глох...

Другой, Додж, попробовал подтолкнуть его и сорвал себе заднюю полуось.

Лицо барона хмурилось и передергивалось, но он угрюмо молчал, сдерживаясь в присутствии монгольских князей, а может быть шоферы своими честными попытками и тяжелой работой в преодолевании ненормальных условий дороги, убедили его в том, что виновных не было.

Немец взял мой Додж; осененный счастливой мыслью, он подвернул автомобиль и... задним ходом легко взобрался на вершину горы. Некоторые из монгол набились со своими седлами в два автомобиля и с бароном на переднем сидении, со своим шофером-немцем укатили. Только три молодых князя с их седлами остались на макушке горы в ожидании лошадей. Мы же, три шофера в Бюике барона, повернули назад в Ургу, таща на буксире Доджа с сорванной полуосью и с четвертым шофером за рулем.

В долине, в которой еще лежал снег, нам пришлось остановиться - у автомобиля на буксире спустила шина, и вдруг мы были ошеломлены и напуганы, когда кто-то выстрелил три-четыре раза в нас. Пули просвистели мимо, но мы спрятались за кузова автомобилей.

С дальнего косогора спускались в долину несколько всадников. Они остановились настороженно, а потом скрылись в соседнюю рощу, когда мы дали по ним залп из наших четырех винтовок. Мы не знали, кто были эти горцы - остатки ли китайских шаек (гамины) или заблудившийся патруль дивизии барона. Выяснять это было для нас опасно.

Я сомневаюсь в том, что автомобильная шина могла быть сменена БЫСТРЕЕ чем эта, которую меняли мы - четыре шофера, подстегиваемые жужжанием пуль поверх наших голов... А затем задние колеса нашего Бюика подняли целое облако снежной пыли - так мы рванули с этого места домой.

Позже, вечером, когда мы сидели за обеденным столом в нашем бараке, явился немец. Платиновые контакты прерывателя в магнето забились медными стружками от плохо пригнанной крышки. Барон, потомок прибалтийских немцев, даже не рассердился на своего шофера-немца, когда ему пришлось пересесть в последний, оставшийся на ходу Форд. Немец, только после часов подробного исследования причин остановки мотора, смог вернуться домой.

Мы даже рассмеялись, когда вскоре явился капитан Е-ф, его "Фордянка" не могла закончить путешествие- мост был снесен разлившейся рекой, и последние 12 верст до фронта барон и монгольские князья проскакали верхом,

Итак не только один, но и все пять автомобилей не дошли до конца пробега и... никто не был наказан.

Раза два по вызову и наряду Штаба Дивизии, я возил Чин-Ван -Джембулвана, который занимал большой пост в монгольском правительстве и в то же время был посредником между живым богом Богдо-Хутухта Геген и бароном. Я слышал, что в прошлом Джембулван (смесь бурята с монголом) был скотопромышленником около русской границы. Он бегло говорил по-русски.

Унгерн пригласил его к себе в дивизию, зная, что этот ловкий делец будет служить ему, как носитель и как проповедник среди религиозных монгол новой идеи и плана барона о возвращении на монгольский трон Богдохана, в то время находившегося под домашним арестом по распоряжению китайских властей, оккупировавших Монголию. За это монголы должны будут помочь Унгерну образовать военную базу, откуда начнется поход против большевиков.

Очевидно Джембулвану понравилось, как я его возил, потому что в приказе по автокоманде наряду с указанием об откомандировании автомобиля великому князю Чин-Ван Джембулвану, шофером был назначен я.

Юрта, в которой жил Джембулван, была поставлена на деревянном помосте с перилами. Она была покрыта белым войлоком и украшена разноцветными лентами. Внутри стены и пол были покрыты дорогими персидскими коврами. В средине юрты на полу, вместо обыденного очага, стояла круглая, кафельная печка; на низком резном столике помещалось изображение Будды и другие религиозные реликвии; на двухспальной кровати лежала горка расшитых золотом подушек; на этажерке, украшенной яркими медными шарами - граммофон.

Юрта, в которой я жил с сержантом его личной охраны, была установлена на земле. Мы оба спали на железных кроватях. В юрте, соседней с нашей, помещалась охрана, денщики и наш повар-монгол. Автомобиль Додж, выпуска 1918 года, как я потом узнал - реквизированный у корейского доктора, стоял между юртами, на ночь закрытый войлоком.

Приготовление к поездке сопровождалось энергичной работой очень заинтересованных моих подручных монгол, выбранных и обученных мною из чинов стражи. Двое следили за шинами, - норма - 150 раз качнуть каждую спустившую воздух шину ручным насосом. Один следил за уровнем бензина в баке и масла в моторе; следующий кипятил воду для радиатора и, наконец еще несколько энтузиастов полировали капот и кузов. Самому сильному приходилось крутить заводную ручку (самопуска не было). Этот силач крутил лихо, постоянно откидывая свою длинную косу, которая вот-вот намотается на заводную ручку...

Я заводил мотор; не привязанные монгольские кони дрожали, поджимали зады и жались к юртам, дети разбегались.

Выходил Джембулван, высокий, сутулый, сухощавый, с тонкими чертами красивого, оливкового цвета, лица, одетый в брусничного цвета, шелковый, с длинными рукавами, халат, поверх которого была застегнута голубого шелка безрукавка. Его бархатная круглая шапочка с темно-красным шариком наверху была украшена тремя павлиньими перьями, - это свидетельствовало о его титуле хана.

Джембулван, не открывая дверки, заносил свою ногу в красного сафьяна ичиге через борт открытого автомобиля, плюхался на сиденье, и его "Пошел, паря !" было сигналом к движению.

Главным визитом было посещение Богдохана в одном из его трех дворцов, двухэтажных, деревянных домов, выкрашенных в зеленый, красный и белый цвета, в которых по очереди жил Богдо, в зависимости от предсказаний лам.

Пока Джембулван совещался с Хутухтой, я допускался в нижний этаж дворца, где на полках были собраны нужные и ненужные предметы европейской культуры: граммофоны, пианино, химические аппараты, хирургические инструменты, коллекции часов, ружья, револьверы, пистолеты различных времен и конструкций.

Из граммофонных пластинок мне был приказ от Джембулвана - брать только марши и польки.

Чтобы убить время, я слонялся по двору, заходил в гараж, где находились три автомобиля с воздушным охлаждением марки "Франклин" и один Форд с китайским паланкином вместо кузова; и когда мне было больше не о чем говорить с разодетым в шелка, но в европейских ботинках с крагами, личным шофером Богдо-хана, я шел в зверинец.

Чтобы дойти до клеток диких зверей, до белого слона и до белых, необычайной величины, дромадеров, надо было идти по деревянному тротуару. С двух сторон на меня бросались громадные псы. Они, все прикованные, стояли на задних ногах, поддерживаемые натянутыми цепями, из открытых пастей изрыгая страшный лай и пену. Оступиться на тротуаре было очень опасно.