Асунта (СИ)
Асунта (СИ) читать книгу онлайн
Во второй половине девяностых годов Франсуа Крозье унаследовал от родителей большую механическую мастерскую, которую вскоре ему удалось еще увеличить и расширить.
Когда грянула война 1914-1918 г.г. Крозье мобилизировали и отправили на фронт. Но так как он был не первой молодости и располагал связями, то его вернули в тыл, поручив приспособить мастерскую к военным нуждам. Шрапнельные дистанционные трубки - которыми он занялся - потребовали от него много внимания и сил, но, зато, мастерская превратилась в фабрику, фабрикой же она осталась и после Версальского договора, с той разницей что трубки были заменены железнодорожной сигнальной аппаратурой. Вскоре стали обозначаться контуры нового экономического кризиса и Франсуа Крозье решил принять охранительные меры...
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
- Тебе отвели ту самую комнату, в которой умер Варли, - сказал он.
И ушел, чтобы поставить Виамафта в курс происшедшего. Горничная мне помогла с устройством колыбели для Аннетты и я поспешила лечь, доверившись, для того, чтобы кормить девочку, будильнику. Я засылала, просыпалась, снова засыпала. В середине ноября солнце встает около семи и для меня, ослабленной, час этот был ранним. Но как только утром я увидала сквозь щели ставень свет, то испытала нечто вроде толчка. Вот она заря ! Вот она та самая заря, когда Ларисса встала, чтобы итти смотреть на белый Гравборонский свет. И я сама, лежавшая в комнате "отца" мальчика-проводника Марка Варли, была уже не Асунтой, а Лариссой. Я кое-как оделась, посмотрела на спавшую Аннетту и тихонько открыла дверь. В коридоре не было никого и я, без помех, вышла на улицу. Лежал снег, все было бело. - ''Другой тут снег, - подумала я, - чем снег, на который я смотрела из окна гостиницы. Он точно белый свет. Я нашла белый свет. Но у околицы, которой я достигла через несколько минут, никто меня не ждал: ни мальчик в коротеньких штанишках, ни Чайка, его белая собачка. Я долго смотрела на дорогу описанную Варли: поднимающуюся, проходящую между холмами, потом заворачивающую. Я была очень слаба и сомневалась, надо ли продолжать. Что-то шевельнулось метрах в ста передо мной, и я подумала, не Чайка ли это? Собрав силы я пошла дальше, глядя на холмы, в надежде, что увижу восход солнца. Но тучи были низки и темны. Солнце не выглянуло и если все кругом белело, то не из-за света, а из-за снега. Когда я приблизилась к месту, где что-то двигалось, - то с грустью увидала, что это не Чайка, а кусок бумаги, зацепившийся за придорожную колючку, и который слегка шевелил ветер. "Еще разочарование, сказала я себе. - Неужели же прав Савелий, который предпочел царству видений простой деревенский дом?". Оставалась {146} последняя проверка: вяжущие под окнами своих домов старушки, не отвечающие на вопросы. Ни одной старушки ни под одним окном не было. Да и как могли бы они, по такому холоду, сидеть под окнами и вязать? Головокружение, меня ни на минуту не покидавшее, стало усиливаться и у входа в гостиницу я слегка пошатывалась. По счастью никто мне не встретился. Сознаюсь теперь: я обращалась с вопросами к действительности не прямо, а косвенно, почти не честно. Она же, когда наступил срок, о себе заявила без малейших уловок. И еще сознаюсь: я не знаю, испытала я от этого ущерб, или не испытала.
Савелий появился незадолго до полудня, в сопровождении Розины.
- Я починил грузовик, - сказал он, - Идем.
Розина обратила преимущественное внимание на Аннетту.
- О ! Какая прелесть, - повторила она несколько раз подряд, - и какая смирная, не капризничает. Не плачет. Ну прелесть, ну восхищение. Но посмотри, посмотри, Савелий, она как маленькая китаянка. Твои глаза, и щечки такие же как у тебя, со скулами. И волосики льняные. Ничего у нее нет от матери.
Не могла она знать какой лила мне в душу бальзам, думая, что унижает.
И она продолжала в таком же духе, заверяя, что будет нянчить Аннетту, будет ее любить, сделает ее счастливой...
Дома я узнала, что Розина перебралась от Биамафта в самый день моего отъезда.
- Так было условленно, - счел нужным пояснить Савелий. - Я тебе об этом уже говорил, кажется. Все принимает свою форму.
Он и не ждал никакого ответа.
С первого же вечера я снова попала под власть неподвижного времени. Дни? Да не было никаких дней. Недели? Не было и недель, так же как не было часов или минут. Точно бы мою душу залила мутная жидкость, в ней затвердевшая и сделавшая невозможным всякое проявление внутренней жизни. Температура не падала. Молоко мое пропало почти сразу и соску девочке согревала и давала Розина. Она же меняла пеленки и их стирала. У меня на устах были прежде всего отрицание, несогласие, отказ. Так, по крайней мере, мне, припоминается этот отрезок времени. Я, в сущности, не знала, что делала, так все было машинально, так все было далеко от мыслей и чувств. Вероятно, я приближалась к состояние животному, если не растительному.
Если ожидание ребенка было испытанием, то то, что последовало за его рождением, походило на присланный из ада задаток. Иной раз говорят о некоей оборотной стороне жизни, видеть которую дано лишь избранным. Мне кажется, что я кое-что об этом знаю, если не по своему опыту, то по чужому, по опыту Марка Варли и Савелия до его "перемены". Не жили ли они в обществе призраков, бабочек в котловине, Хана Рунка, молельщиков и молельщиц, Терма, Зевса, мальчика-проводника?.. Не проникла ли Ларисса в пещеру-часовню? Нет, нет, нельзя отрицать существования оборотной стороны жизни и уверять, {147} что она только результат расстроенного воображения.
Если лишь расстроенному воображению это все доступно, то это еще не доказательство, что этого нет. Просто не расстроенное воображение слепо. Громоздкие и в себе уверенные в узкие двери пройти не могут. Все совсем, до конца, ясное, совсем очевидное так же страшно, как невидимое и недоказуемое. Я уверена, что "второе зрение" существует. Но чтобы оно проявилось, ему нужны ему видимые предметы. В моем мире неподвижного времени их не было. Я ничего больше не ждала. Все сроки миновали, все опровержения были сделаны. Мне оставалось подчиниться. Савелий, его дом, мои дочери и Розина одолели царство видений. Я не хотела быть Асунтой. Я больше ничем не хотела быть.
D. - На мокрой от дождя дороге.
В тот день на. холм спустились тучи, на которые я смотрела из окна. Потом пошел дождь. Ветви деревьев покачивались и немного шумели.
- Плохая погода, - произнесла Розина равнодушно. И в то же почти мгновение я увидала как длинный черный автомобиль остановился на дороге, как раз у тропинки, которая вела к нашим воротам. Дверца распахнулась. Филипп Крозье вышел и, опираясь на палку, хромая, направился к дому. Я испытала внутренний толчок, сильный но краткий, и единственный. Все потом стало ясно и просто. Я была готова подчиниться всем решениям, которых могли потребовать обстоятельства. Я надела непромокаемый плащ и пошла навстречу Филиппу.
- Ты долго себя заставил ждать, - сказала я, когда мы друг к другу приблизились.
- Я не мог поступить иначе, - ответил он.
- Мы уезжаем?
-Да.
Он хотел повернуться, но задержался на минутку, чтобы посмотреть на дом.
- Он ваш? - спросил он.
- Он Савелия... мое...
- Твое?
- У меня нет дома. У меня царство.
- Это правда. У тебя царство. И так трудно было в него проникнуть !
- Оно не всем открыто. Но тебе - всегда.
Савелий и Розина, с Аннеттой на руках, вышли на порог.
- Кто эта женщина? - спросил Филипп.
- Это любовница Савелия. Ее зовут Розина.
- А ребенок?
- Это моя дочь. Ее зовут Аннеттой. Я ее отдала Розине.
- А где Христина?
{148} - Ее я тоже отдала Розине. Она будет монахиней. Я не люблю моих дочерей. Их любит за меня Розина. Все очень просто. Все очень естественно. Мы можем уезжать.
Но, еще чего-то ожидая, мы не двигались.
- А твоя жена? - спросила я.
- Она умерла.
Слова эти были как, не имеющий ничего общего с земными измерениями, знак. А, может быть, даже распоряжение. Или требование. Я, в самом деле, не знала, чему или кому подчинилась, спросив:
- Когда она умерла?
- Третьего ноября.
Значит, оно все-таки случилось, чудо, которого я так долго, так упорно, так верно ждала! Я откинула голову чтобы дождь мог лучше обмыть мне лицо. Но может быть не только лицо, но и душу? - "От всего сердца я вас прошу, не сделайте его несчастным" - звучало в ушах моих, и я видела, как, встав со стула, ко мне повернулась грустная и смиренная женщина. Мне хотелось варить, что так долго остававшиеся непонятными слова эти донеслись до меня из-за туч, за которыми наверно ведь сверкало яркое солнце, и я была благодарна дождевым капелькам, смешивавшимся с моими слезами.
- Недурно, - произнес Савелий.