Жена полковника

- Живой, - сказала Шура полушепотом, как будто про себя. - Все-таки это случилось... как во сне.

- Что случилось? - невольно тоже переходя на полушепот, спросил полковник.

- Чудо... Подумай, какое чудо с нами случилось!

- Разве это чудо? Это каждый день случается последнее время. Мы каждый день привыкли видеть такие чудеса. Когда мы идем вперед, на каждом десятке километров, чуть не в каждой деревне нас дожидаются такие чудеса.

- Правда? Теперь много встречается таких счастливых?

- Много, я же говорю - теперь чуть не каждый день.

- Каждый день, - невольно повторила Шура. - Ужасно хорошо, что много.

Она немножко приподнялась на носках, потянулась и робко притронулась кончиками шершавых вздрагивающих пальцев к его лицу. Закинув голову, с коротким, чуть слышным вздохом, похожим на всхлипыванье, опять не то что обняла, а только крепко схватилась за него, прижалась и медленно, с наслаждением потерлась щекой о шершавую шинель и невнятно прошептала:

- Как во сне...

На рассвете полковник остановил на шоссе полупорожнюю трехтонку и пошел будить женщин.

Поеживаясь от холода, они торопливо выходили из кузни, оживленно расспрашивая друг друга о машине. Всего их было пятеро.

- А эта... больная ваша? Каштанцева? Где она? - спросил полковник.

Женщины переглянулись, и Елизавета как будто нехотя сказала:

- Да, ее надо нам с собой взять.

- Что ж тут думать? Не бросать же человека, - не понимая, удивился полковник.

- Конечно, не бросать. Мы ее сейчас принесем. Вы только попросите, чтобы шофер без нас не уехал.

- Нести я вам помогу. А шофер подождет. Я условился.

- Она легонькая, мы сами, - сказала Шура, и они с Улей вошли обратно в дверь.

- Ну, вот еще, - сказал полковник, - больную женщину вы будете таскать сами! Только растревожите.

Шура остановилась и удивленно обернула к нему свое усталое, как будто сонное, с тяжелыми, припухшими веками лицо.

- Сережа, ведь она мертвая. Она же умерла ночью. Мы ее только похоронить хотим в городе. Ей так хотелось дойти до города, и она так немножко не дошла... Нет, ты не ходи сюда, - качнула она головой, видя, что муж все-таки хочет войти, чтобы им помочь, - мы сами. Ничего. Мы привыкли.

Каштанцеву положили в машине на пол, а когда они двинулись и стало трясти и подбрасывать, Елизавета Макаровна подбила ей под голову сена и присела рядом, осторожно придерживая ей голову рукой и время от времени бережно поправляя рваную косыночку, которой было прикрыто мертвое лицо...

Разбрызгивая лужи вчерашнего дождя, машина неслась по дороге. Предрассветный туман уходил в низины, расползаясь клочьями. Кругом светлело.

Вдруг Уля, которая все время, привставая, заглядывала вперед, крикнула:

- Ох, девушки! Глядите, наш город!

Все зашевелились и, хватаясь друг за друга, чтобы не упасть, сгрудились в кучу, заглядывая вперед.

Стоя вместе с другими, Шура, чтобы показать, что она не забыла про него, протянула назад, не оборачиваясь, руку. Полковник осторожно и крепко сжал ее немного повыше кисти и тут почувствовал под пальцами затверделую неровность на коже и стал осторожно ощупывать. Шура, чуть вздрогнув, быстро обернулась и втянула руку поглубже в рукав. Встретившись с его напряженным, испуганным взглядом, улыбнулась ободряющей, кажется даже снисходительной, улыбкой.

- Это от нарывов. Ничего. У нас у всех. - И, видя, что его это не успокоило, и думая, что он, может быть, в шуме не расслышал, встряхнула отрицательно головой. - Не болит, честное слово... Уже не болит...

Одна из женщин коротко вскрикнула: "Вот!" или: "Он!" - и все повернули головы вправо, туда, где из-за поворота вставали первые высокие дома города.

Больше никто ничего не говорил, женщины только стояли и жадно смотрели вперед, пошатываясь от толчков машины и держась друг за друга. Вдруг полковник, удивленно подняв голову, услышал, как в воздухе пронесся какой-то слабый, вибрирующий звук, потом раздвоился и стал усиливаться.

Женщины запели тихими голосами. Только Елизавета Макаровна, которой ничего не было видно с того места, где она сидела, запрокинув назад голову, молча смотрела на лица поющих подруг. Но через минуту полковник услышал, как ее слабый, надтреснутый голос присоединился к остальным. Она пела вместе с другими, сидя на полу и бережно поддерживая покачивающуюся голову Каштанцевой...

...Вечером на полутемной, обгоревшей по краям платформе, около готового к отходу поезда, стояли у вагона взволнованные Уля и Елизавета Макаровна и, подняв головы, улыбаясь, смотрели на Шуру, которая, тоже улыбаясь и волнуясь, смотрела на них с верхней ступеньки вагонной площадки.

Полковник стоял внизу, рядом с девушками, и Шура боялась, что он не успеет сесть, если неожиданно тронется поезд.

- Сейчас же напишу, - крикнула сверху Шура, - вот как только приедем на место. И я вам все опишу, как ехали, где остановились, все, все...

- И как здоровье! - крикнула Уля.

- И здоровье. Только вы сразу отвечайте, - слышите? - а то я ничего про вас не буду знать.

Долго молчавший паровоз вдруг ожил и усиленно запыхтел. Шура испуганно крикнула мужу, чтобы он скорей садился, и крепче схватилась за поручень, но вдруг с отчаянной решимостью сбежала по ступенькам и торопливо обняла бросившуюся ей навстречу Улю.

- Ой, девки, какие глупые!.. Ой, дуры-девки... - смеясь, нараспев приговаривала Елизавета. - В честь чего реветь-то? Вот реветь после всего взялись, а?

Смеясь и всхлипывая, Шура обернулась.

- А со мной-то что же? - укоризненно сказала Елизавета, обнимая и похлопывая по плечу Шуру.

Когда состав уже дернулся, весь вздрогнув из конца в конец, и на мгновение замер перед тем, как двинуться вперед, кругом стало шумно от разом закричавших провожающих и от лязга буферов. Елизавета Макаровна, крепко пожимая обеими руками руку полковника, крикнула ему что-то на ухо.

- Что вы? - не расслышав, переспросил он, готовясь уже вскочить на подножку.

- ...доктору... к доктору ее сейчас же отведите...

Поезд за ночь вышел из прифронтовой зоны и теперь, мерно постукивая, уходил все дальше на северо-восток.

Сам еще не понимая, что его разбудило, полковник приподнялся, опираясь на локоть, и тревожно прислушался.

Рассвет чуть брезжил за стеклом вагонного окна, обрызганного каплями дождя.

Сквозь однообразное перестукивание колес слышно было сонное дыхание многих людей, застывших в различных позах на полках жесткого вагона, и совсем близко торопливый, невнятный шепот:

- Встала... встала, встала... иду.

Шура с бледным, мучительно напряженным лицом, сидя на своей полке, торопливо, испуганно бормотала, покачиваясь и, видимо, стараясь встать и сбросить шинель, которой были накрыты ноги.

Полковник осторожно положил ей руки на плечи и полушепотом стал уговаривать:

- Не нужно тебе вставать. Спи, детка, спи... Все это уже кончилось, все прошло. Теперь мы опять с тобой. Мы с тобой, - повторял он на разные лады, и Шура мало-помалу перестала бормотать и покачиваться и наконец замерла в полусне, прислушиваясь.

Потом с усталым вздохом открыла глаза и виновато прошептала:

- Мне показалось, что надо вставать. Я тебя разбудила?

- Ложись спокойно и спи. Не надо вставать. Никто тебя не станет будить.

- Мне приснилось, - сонно проговорила Шура, обводя взглядом полки со спящими людьми и подрагивающими на ходу сундучками, чемоданами и мешками, что все это мне приснилось. Хорошо, что я проснулась. Правда, все спят. Теперь я еще посплю. Господи, как тепло!

Она откинулась на подложенный под голову соседский одолженный узелок и натянула на себя шинель.

Немного погодя полковник осторожно заглянул ей в лицо, и она улыбнулась ему обрадованной улыбкой.

- Раз ты тоже не спишь, давай вместе посмотрим в окно. Хорошо? шепотом предложила Шура.

Он сел рядом с ней, помог ей приподняться и отдернуть оконную занавеску.