Заседание завкома

-- И другие пьют, -- добавила Симакова. -- На всех плюешь. На бригаду, на завод, на Родину. Смотри, Пискунов, -- она постучала пальцем по столу, -- проплюешься! -- Проплюешься!

-- Ишь, плохо ему! Работать надо, вот и будет хорошо! А лентяю и пьянице везде плохо.

-- А таким людям везде плохо. Такого в коммунизм впусти -ему и там не по душе придется. -- Да. Гнилой ты человек, Пискунов. -- Ты комсомолец?

-- Нет, -- Витька тоскливо смотрел на портрет. -- И вступать не думаешь? -- Да поздно. Двадцать пять... -- Таким в комсомоле делать нечего. -- Точно! Таким вообще не место среди рабочего класса.

-- Третий раз вызывают его на завком, и все как с гуся вода! Вырастили смену себе, нечего сказать! А все мягкотелость наша. Воспитываем все!

-- Действительно, Оксана Павловна. -- Звягинцева повернулась к Симаковой. -- Что же это такое?! Мы ж не шарашкина контора, а завком! Значит, опять послушает он нас, послушает, выйдет, сплюнет в уголок, а завтра снова в одиннадцать -- за бутылкой? Мы же завком! Заводской комитет профсоюза, товарищи! Профсоюзы -- это кузница коммунизма! Это ведь Ленин сказал! Так почему же мы так мягки с ними, с ними вот?!

-- И правда! Пора наконец перестать лояльничать с ними! -вставил Старухин! -- В конце концов у нас производство, советское производство! И мы несем ответственность за эффективность нашего завода перед Родиной! Сняли с него прогрессивку -- мало! Сняли тринадцатую зарплату -- мало! Увольнять нельзя, значит, надо искать какие-то новые меры! И не гуманничать! А то догуманничаемся!

-- Правильно, Оксана Павловна, с такими, как Пискунов, надо бороться. Бороться решительно! Что с ними цацкаться?!

-- Ему ведь наши нотации -- как мертвому припарки.

-- Ну а что мы можем, кроме снятия премий и прогрессивки? Выгнать-то нельзя...

-- Тогда вообще зачем заседать?! Это ж издевательство над профсоюзом. -- Форменное издевательство... -- И пример дурной подаем. Сегодня он пьет, а завтра, гляди, и вся бригада. -- Ну, а действительно, что мы можем?! Милиционер вздохнул, встал и одернул китель: -- Товарищи!

Все повернулись к нему. Он подождал мгновенье и заговорил:

-- Я, конечно, человек посторонний, так сказать. И к этому делу отношения никакого не имею. Но я как советский человек и как работник милиции хочу, так сказать, поделиться простым опытом. Я, товарищи, с такими, как этот парень, почти девятнадцать лет работаю. С двадцатилетнего возраста с ними сталкивался. Эти люди -- тунеядцы, алкоголики, хулиганы и более крупные, так сказать, матерые преступники надеются только на одно -- чтоб мы с ними мягко, так сказать, обходились. Как только мы с ними мягче и обходительней -- так они сразу хуже. Сразу чувствуют! И выводы делают, и становятся опаснее для общества. Я здесь сидел, слушал, ну и в общем мне все понятно. Я вас, товарищи, хорошо понимаю. И по-моему, не надо вам бояться новых мер. Вы ведь, в конце концов, не за себя отвечаете, а за предприятие. И думаете о нем. И болеете за него. А завод ваш не зря орденом награжден. Не зря! Надо помнить об этом. Он сел, сцепив руки.

-- Правильно! -- проговорил Урган. -- Вот товарищ хоть и не работает на нашем заводе, а целиком прав. Поощряя таких, как Пискунов, мы вредим своему заводу! Сами себе же вредим! Значит, что же, выходит, мы с вами сами виноваты?!

-- Конечно, виноваты! -- подхватила Звягинцева. -- Еще как виноваты! Из-за нашей близорукости и завод страдает!

Уборщица снова приподнялась со своего места: -- Да кабы моя воля, я б с этими вот, такими, как он, прямо не знаю, что б сделала! Ведь житья от них нет никакого! Ведь во дворе вот с утра день-деньской до вечера бренчат, пьют, дерутся!

-- Но опять же, что мы можем поделать? Мы же обыкновенный завком, полномочия у нас крайне ограниченные.

Милиционер вздохнул:

-- Товарищи, вы меня не поняли. Я же сказал, вам не надо бояться новых, более эффективных мер. Вы же не о себе думать должны, правильно?

-- Да, правильно, конечно,-- отозвалась Симакова, -- но факт остается фактом, у нас, товарищ милиционер, действительно нет полномочий...

-- Товарищи! -- милиционер шлепнул руками по коленям, -мне прямо горько слушать вас! Нет полномочий! Да кто же виноват в этом?! Вы сами и виноваты! Все от вас, от вашей инициативы зависит! Если б были у вас конкретные предложения, были б и полномочия. Законы, что, по-вашему, с неба валятся? Нет! Народ их создает! Все от вас зависит, от народа. А то сами перед собой барьер поставили и ждете, чтоб вам полномочия дали. Это просто несерьезно. Вы так ничего не дождетесь. А вот эти, -- он ткнул пальцем в Пискунова, -- действительно вам проходу не дадут! И тогда и полномочия не помогут. А сейчас, когда это еще не поздно, -- предлагайте! Пробуйте! Чего вы боитесь? Вы что, думаете, с такими, как этот парень, уговорами да беседами бороться? Напрасно. Их не уговаривать нужно. С ними совсем по-другому нужно. А как -- это уж ваше дело. И инициатива должна от вас идти. Есть инициатива, есть предложения -значит, будут и полномочия. А если нет инициативы, нет деловых, так сказать, предложений, -- значит, и полномочий не будет. Он сел, достал платок и вытер вспотевший лоб. Минуту все молчали. Потом Клоков вздохнул, вобрал голову в плечи:

-- Вообще-то у меня, то есть у нас... ну, в общем, есть одно предложение. Насчет Пискунова. Правда... я не знаю, как оно... ну... как... В общем, поймут ли меня, то есть нас, правильно...

--А вы не бойтесь, -- ободрил его милиционер, пряча платок, -- если оно деловое, конкретное, так сказать, значит, поймут. И одобрят.

Клоков посмотрел на Звягинцеву. Она ответила понимающим взглядом.

-- Ну, в общем, мы предлагаем... -- Клоков рассматривал свои руки, -- в общем, мы...

Все выжидающе смотрели на него. Он облизал губы, поднял голову и выдохнул:

-- Ну, в общем, есть предложение расстрелять Пискунова.

В зале повисла тишина. Милиционер усердно почесал висок и усмехнулся:

-- Ну-у-у... товарищи... что вы глупости говорите. Причем тут расстрелять...

Собравшиеся неуверенно переглянулись. Милиционер засмеялся громче, встал, поднял футляр и, посмеиваясь, пошел к выходу.

Все провожали его внимательными взглядами. Возле самой двери он остановился, повернулся и, сдвинув фуражку на затылок, быстро заговорил: