Шесть рассказов

Удар получился слабенький, но Тузик-обманщик заныл и застонал, пал на траву, заплакал поддельными собачьими слезами.

-- Будешь или нет?!

Тузик жалобно поднял вверх лапы и скорчил точно такую горестную рожу, какая бывает у клоуна в цирке, когда его нарочно хлопнут по носу. Но под мохнатыми бровями светился веселый и нахальный глаз, готовый каждую секунду подмигнуть.

-- Понял или нет?! -- сердито говорил Аким Ильич, тыча курицу ему в нос.

Тузик отворачивался от курицы, а потом отбежал два шага и закопал голову в опилки, горкой насыпанные под верстаком.

-- Что делать-то с нею? -- спросил я.

Аким Ильич подвесил курицу под крышу сарая и сказал:

-- Подождем, пока придет хозяин.

Тузик скоро понял, что гроза прошла. Фыркая опилками, он кинулся к Акиму Ильичу целоваться, а потом вихрем помчался по участку и несколько раз падал от восторга на землю и катался на спине.

Аким Ильич приладил на верстак доску и стал обстругивать ее фуганком. Он работал легко и красиво -- фуганок скользил по доске, как длинный корабль с кривою трубой.

Солнце пригревало крепко, и курица под крышей задыхалась. Аким Ильич глядел тревожно на солнце, клонящееся к обеду, и говорил многозначительно:

-- Курица тухнет!

Громила Тузик прилег под верстаком, лениво вывалив язык.

Сочные стружки падали на него, повисали на ушах и на бороде.

-- Курица тухнет!

-- Так что ж делать?

-- Надо курицу ощипать,-- сказал Аким Ильич и подмигнул мне.

И Тузик дружелюбно подмигнул из-под верстака.

-- Заводи-ка, брат, костер. Вот тебе и стружка на растопку

Пока я возился с костром, Аким Ильич ощипал курицу и скоро забурлил в котелке суп. Я помешивал его длинной ложкой и старался разбудить свою совесть, но она дремала в глубине души.

-- Пошамаем, как люди,-- сказал Аким Ильич, присаживаясь к котелку.

Чудно было сидеть у костра на нашем отгороженном участке. Вокруг цвели сады, поскрипывали гамаки, а у нас -- лесной костер, свободная трава.

Отобедав, Аким Ильич подвесил над костром чайник и запел:

Что стоишь, качаясь,

Тонкая рябина...

Тузик лежал у его ног и задумчиво слушал, шуршал ушами, будто боялси пропустить хоть слово. А когда Аким Ильич добрался до слов "но нельзя рябине к дубу перебраться", на глаза Тузика набежала слеза.

-- Эй, товарищи! -- послышалось вдруг.

У калитки стоял какой-то человек в соломенной шляпе.

-- Эй, товарищи! -- кричал он.-- Кто тут хозяин?

Разомлевший было Тузик спохватился и с проклятьями кинулся к забору.

-- В чем дело, земляк? -- крикнул Аким Ильич.

-- В том, что эта скотина, -- тут гражданин ткнул в Тузика пальцем,-- утащила у меня курицу.

-- Заходи, земляк,-- сказал Аким Ильич, цыкнув на Тузика, -- чего через забор попусту кричать.

-- Нечего мне у вас делать, -- раздраженно сказал хозяин

курицы, но в калитку вошел, опасливо поглядывая на Тузика.

-- Сядем потолкуем, -- говорил Аким Ильич. -- Сколько же

вы кур держите? Неверное, десять?

-- "Десять"...-- презрительно хмыкнул владелец,-- двадцать две было, а теперь вот двадцать одна. -- Очко! -- восхищенно сказал Аким Ильич.-- Куриный завод! Может быть, и нам кур завести? А?.. Нет,-- продолжал Аким Ильич, подумав.-- Мы лучше сад насадим. Как думаешь, земляк, можно на таком участке сад насадить?

-- Не знаю, -- недовольно ответил земляк, ни на секунду не отвлекаясь от курицы.

-- Но почвы здесь глинистые. На таких почвах и картошка бывает мелкая, как горох. -- Я с этой картошкой совсем измучился,-- сказал хозяин курицы.-- Такая мелкая, что сам не кушаю. Курям варю. А сам все макарены, макароны...

-- Картошки у него нету, а? -- сказал Аким Ильич и хитро посмотрел на меня.-- Так ведь у нас целый мешок. Бери.

-- На кой мне ваша картошка! Курицу гоните. Или сумму денег.

-- Картошка хорошая! -- лукаво кричал Аким Ильич.-Яблоки, а не картошка. Антоновка! Да вот у нас есть отварная, попробуй-ка.

Тут Аким Ильич вынул из котелка отваренную картофелину и мигом содрал с нее мундир, сказавши: "Пирожноеэ.

-- Нешто попробовать? -- засомневался владелец курицы.-- А то все макароны, макароны...

Он принял картофелину из рук Акима Ильича, посолил ее хозяйственно и надкусил.

-- Картошка вкусная, -- рассудительно сказал он. -- Как же вы ее выращиваете?

-- Мы ее никак не выращиваем,-- засмеялся Аким Ильич,-иотому что мы работники картофельных складов. Она нам полагается как паек. Насыпай сколько надо.

-- Пусть ведро насыплет, и хватит, -- вставил я.

Аким Ильич укоризненно поглядел на меня.

-- У человека несчастье: наша собака съела его курицу Пусть сыплет сколько хочет, чтоб душа не болела.

На другой же день я купил в керосиновой лавке толковую цепь и приковал картофельного пса к елке.

Кончились его лебединые деньки.

Тузик обиженно стонал, плакал поддельными слезами и так дергал цепь, что с елки падали шишки. Только лишь вечером я отмыкал цепь, выводил Тузика погулять.

Подошел месяц август. Дачников стало больше. Солнечными вечерами дачники в соломенных шляпах вежливо гуляли по шоссе. Я тоже завел себе шляпу и прогуливался с Тузиком, напустив на свое лицо вечернюю дачную улыбку.

Тузик-обманщик на прогулках прикидывался воспитанным и любезным псом, важно поглядывал по сторонам, горделиво топорщил брови, как генерал-майор.

Встречались нам дачники с собаками -- с ирландскими сеттерами или борзыми, изогнутыми, как скрипичный ключ. Издали аавидев нас, они переходили на другую сторону шоссе, не желая приближаться к опасной картофельной собаке.

Тузику на шоссе было неинтересно, и я отводил его подальше в лес, отстегивал поводок.

Тузик не помнил себя от счастья. Он припадал к земле и глядел на меня так, будто не мог налюбоваться, фыркал, кидался с поцелуями, как футболист, который забил гол. Некоторое время 9н стремихельно носился вокруг и, совершив эти круги восторга, мчался куда-то изо всех сил, сшибая пеньки. Мигом скрывался он за кустами, а я бежал нарочно в другую сторону и прятался в папоротниках.

Скоро Тузик начинал волноваться: почему не слышно моего голоса? Он призывно лаял и носилсы по лесу, разыскивая меня.

Когда же он подбегал поближе, я вдруг с ревом выскакивал из засады и валил его на землю.