Былина о Микуле Буяновиче

Вавила понял что-то и поспешно сказал сыну:

— Беги, беги скорее!.. Да, лошадей-то распрягчи бы надо, покормить? Дорога-то к нам больно убродистая…

— Да, никакой к тебе дороги нету! — укорил его Матвей. — С версту еле ноги протащили по лесу. Што же это у те дороги не пророблены?

— Помилуйте, ваша честь, пророблена дорога, только снегом занесло, — угодливо сказал Вавила. — Сами уже с неделю никуда не ездим. Так што занесло.

Корнил, поспешно надев шапку и шубу, подпоясался на ходу и вышел.

Вавила уже бодрей сказал ему вдогонку:

— Пусть лошадей-то выпрягут да во двор поставят. К сену.

— Ну, нет, брат, ты не распоряжайся! — крикнул на него Матвей. — Нам здесь гостить не доводится.

— Тогда, может, туда сенца отнести? — спросил Вавила. — Скотина, ведь, не скажет, а дорога, говорю, тяжелая…

— Ступай, ступай! — прервал его Матвей, выталкивая из избы Корнила. — Ямщиков смени и вся тут. Главное, коней покарауль, пока ямщики погреются, а мы тут дело сделаем… Лошади не издохнут.

Робко оглядываясь, Корнил вышел.

А Вавила еще мягче, еще гостеприимнее спросил у лже-начальника:

— А какое дело-то, позвольте, ваша честь, спросить?

Матвей не ответил ему, а повернулся к просвирне.

— Што, тетка, заегозила? — злобно ухмыльнулся он, — Погоди, дойдет черед и до тебя. Всех здешних я повыловлю… И до попа твоего доберусь… Не доведется ему под престолом в церковном алтаре деньги фальшивые прятать…

— Господи, помилуй! — перекрестилась Августа Петровна.

Лимпея перевела тревожный взгляд на свекра.

— Эй, молодуха, не подмигивай свекру своему… Все равно и на тебя надену кандалы, ежели не скажешь мне всю правду… Давно я до тебя, красавица, добираюсь!

Лимпея посмотрела на просвирню.

— Какую же правду? Я не знаю никакой правды, — надменно сказала она низким голосом и косо, прищурено взглянула на Анисью.

— А ты, ваша честь, вот тетку эту поспрашай, — вмешался Вавила, — Она чего-то, про каких-то людей плела тут. Я даже просто, как во сне… Глазам своим не уверяюсь и слухаю, как хворый.

Он посверлил глазами Лимпею и вздрогнул. Так натурально громко и внезапно крикнул ему Васька Слесарь.

— А кто меня подбивал тебе монеты чеканить, а?.. Из-за тебя я вот опять в острог должен пойтить?.. Опять цепями мозоли набивать!

Васька потряс ручными кандалами угрожающе и жутко.

Тут Анисья села на лавку и устало застонала:

— Да, будет, будет!.. Да што же это за такая напасть сегодня? — она, озлобленно посмотрела на Матвея, — Убил бы ты меня скорее што ли!.. Не могу я больше всю эту камедь переносить.

Матвей поежился, смолчал, потом рассердился и продолжил допрос Вавилы:

— А ну-ка, дядя, коли у те нет фальшивых денег — покажи твою казну…

— Казну?.. — спросил Вавила с детской усмешкой. — К-к-ка-кую, стало быть, казну?..

— Ну, деньги золотые и, ежели, которые серебряные тоже…

Вавила почему-то грозно посмотрел на сноху и заговорил развязнее:

— Да какие же у меня серебряные и золотые? — потом повернулся к просвирне. — Это она штоль насказала? Да где ты их видела у меня?.. Я и тебя-то сроду в первый раз в нашем месте увидел…

И заметила Анисья, что плохо повел свою роль Матвей Бочкарь. Не привык разбойничать. Да и не шло ему это занятие. Смел, но неумел.

— А ты с бабами-то, дядя, не перемигивайся! — крикнул он Вавилу, — Я ведь тут вас всех насквозь вижу… — потом совсем, как грабитель, погрозил револьвером, — Ну, показывай што ли, где у те зарыты деньги?

Вавила притворился бестолковым.

— Деньги, Вашество! Это, может, тебе Яшка насказал? Есть у меня тут такой полоумный. — и веселее зачастил, — Дозвольте, ваша милость, знать, какие вам, значит, деньги? За подать деньги и прочие поборы мы в волости отдали все сполна еще в Филипповку… А ежели што Яша-дурачок сказал, то это все не взболь. По глупости он…

— Да што ж ты дураком прикинулся? — рассердился и, теряя почву под ногами, продолжал Матвей. — Я спрашиваю тебя: деньги подавай — поглядеть надо, фальшивых нет ли? Вот же деньгоделов ты зачем-то содержал тут три месяца?..

— Их-то? — удивился хозяин. — Дак мы жалеючи… Ведь вот вам Истинный — пришли оборванные и голодные, Христом Богом просят спрятать. Дескать, пачпорт отобрали и за веру будто бы гонения они терпят… Вот ведь дело-то как было.

— Ничего, родимушка, я не пойму!.. — выговорила просвирня, — Ничегошеньки!.. Головушка кружится у меня.

Матвей соскочил с лавки.

— Все равно обыскивать начну. Лучше добровольно подавай мне деньги!

— Дак отдать я тебе, вашество, отдам. Только надо же толком знать, сколько тебе дозволить? — уже совсем насмешливо продолжил Вавила. — Мы ничего, хорошему начальнику во всякое время… Без гостинца и его благородие господин становой от нас никогда не уезжает. И всегда довольны оставались…

Матвей рассвирепел.

— Да я же тебе сказал: все деньги, золото мне подавай! Иначе все у те перетряхну, все потроха!.. Заимку подожгу, ежели ты добровольно не покажешь всех твоих денег, — и схватил Вавилу за ворот, — Аль ты надо мною смеешься, старый кобель!

— Постой, постой! — уже рассердился и Вавила. — Бороду-то мою не рви… Борода тебе не причина. — и, оскорбившись, закричал на фальшивого начальника, — А ежели не веришь насчет денег — обыщи!.. Лимпея, подавай ключи!.. Давай, открывай все сундуки. Пускай смотрит, и пускай ищут в обеих избах и в подполье, и в амбарах, где хотят. А только што никакого золота и серебра у меня нету!..

Матвей в отчаянье даже понизил голос:

— Да ты што же, шутки шутишь, што ль?.. Ведь я тебя заарестую! — закричал он чуть не плача, — В острог ведь упеку!.. На сосне повешу!..

— А это, власть, воля твоя, ваша честь!.. — упрямо заявил Вавила. — А только што денег у меня нету. — он метнул глазами на Лимпею и подставил Матвею голову. — Вот тебе, ваша честь, и голова моя… Хотишь — секи, хотишь в заклад бери, а только денег у меня, даже двух сотенных, во всем доме не наскребется…

— А из каких же ты в гостинец собирался дать?.. — спросил Матвей, не видя, как презрительно сощурилась, глядя на него, красавица Лимпея.

Вавила, между тем, все смелее продолжал:

— Дак в гостинец, то другое дело, ваша честь… Примерно, его благородие — пристав, медку ему хмельного бочонок, ну и четвертную серебром, ну, от силы, — три красных. А ежели полусоток, дак они даже по руке распрощаются, а не то, што скандалы какие… И никаких никогда даже взысков. Человек они у нас, просто даже можно сказать, не взыскательный. Хороший. За семнадцать лет тут ни одного раза мы с ним не шумели, не грешили.

— Да што ты зубы-то мне заговариваешь? — явно уступая мужику, кричал Матвей. — Говори, што ль, сколько сейчас можешь выдать?..

— Ну, вам за беспокойство и будто што зима и ночь — на всех уж так и быть — Екатеринку дам…

— Сто целковых?! — взявшись за голову, простонал Матвей. Да ты ошалел?

А Васька Слесарь простодушно выкрикнул:

— Вот это заробили!.. Нашумели, нагремели… Весь народ сбулгачили…

— Ой, Господи, Господи! — изнемогая и валясь на лавку, простонала Анисья. — Да што же это такое? Не то это со мной горячка… Не то сон, какой тяжелый вижу!

Вавила протянул ухо к Анисье:

— Што изволишь, умница?.. Притомилась, знать-то? — ласково залепетал он. — Лимпея! Ты бы бабочку-то уложила на спокой… Ишь, видать, и не привышна она к энтим делам…

— Да ты тут нас не улещай! — неистово крикнул Матвей и набросился на Анисью. — Неча тут комедь ломать! Сиди, коль арестантка! — и вдруг сознался, крикнув на просвирню: — Это ты, стало быть, упредила обо всем!

А в это время в горницу вошли трое ямщиков, закутанные в вывороченные шубы и похожие на медведей. Перекрестившись на иконы, они поклонились хозяину и поздоровались.

— Здорово ты живешь, Вавила Селиверстыч!.. Здравствуй, молодуха. Всем крещенным, доброго здоровья!..

С мужиками этими вошел в избу какой-то мир, уют, степенность.