Орлица Кавказа (Книга 2)

Глава тридцать первая

Гачаг Наби не знал грамоты, никогда не держал в руках азбуки, но огромная ответственность, которую он чувствовал за тех, кого повел в бой против насилия, развила в нем самостоятельность ума; постоянная опасность выработала изобретательность, быстроту мысли и редкую осторожность, вернее сказать мудрость. Как ни торопили его близкие и наиболее горячие друзья с открытым выступлением против царских войск, как ни укоряли его иногда за дружеским застольем за нерешительность, он стоял на своем: восставшим нужно все время маневрировать, передвигаться, нанося удары то с одной стороны, то с другой. К началу осени Гачаг стал готовиться к переходу через южную границу. Скажем, что впоследствии это постоянное перемещение стало основой его тактики. Переждав зиму на юге, весной он возвращался в родные края, нагоняя ужас на местную знать, приводя в трепет войска и жандармерию, вселяя надежду в народ.

Об этом он говорил как раз с друзьями, когда со стороны Гёруса прискакал на взмыленном коне всадник, сподвижник Наби. Он отстранил часового, который пытался загородить ему вход, вошел в дом и, увидев людей, нерешительно остановился, переминаясь с ноги на ногу.

- Говори!- приказал Наби.- Здесь все свои.

Не вымолвив ни слова, прибывший снял папаху, разодрал, помогая себе белыми крепкими зубами, ее подкладку и, вынув оттуда вчетверо сложенный лист почтовой бумаги, подал ее вождю.

- Что это?-спросил Гачаг.

- План гёрусской тюрьмы!

- Спасибо,- воскликнул Наби, стремительно поднялся, подошел к связному и крепко обнял его.- Спасибо, друг!- повторил он. - Иди, отдыхай.

- Еще одно слово...

- Говори!

- Мне велено передать, что живущие в Гёрусе русские - Андрей и Людмила, которых в народе зовут "новыми мусульманами" - не враги, а наши друзья. Они хотят перейти на твою сторону, Наби, и ждут связи с тобой.

- Откуда эти сведения?- нахмурился Наби.

- Их раздобыл Карапет!

- Я не всегда ему верю!

- Не знаю, только Аллахверди просил передать, что эти сведения точные, и все в них правда!

- Ну, хорошо, хорошо,- озадаченно произнес предводитель.- Иди, отдыхай, вечером поговорим!

- Итак, друзья, дело, я думаю, решенное,- сказал он, когда связной вышел. - К концу месяца мы пройдем по южному склону, спустимся вниз и, обходя русских, уйдем к границе. Прикажите по всему отряду! Привести в порядок все оружие, починить одежду, подлечить, подковать коней. Мирмамед, ты хорошо разбираешься в картах. Начерти, как мы должны идти. Все на сегодня!

"Новые мусульмане",- думал он, оставшись один.- Кто они такие? Откуда? Что им за дело до нас? Ведь мы против их царя и бога. Не ловушка ли тут? Подумаем! Как они будут действовать, если это ловушка! Проникнут сюда, а дальше? Убьют меня! Но меня не так-то легко убить. У меня верный кинжал, верные друзья, верный Бозат! Поживут с нами, узнают, где находится отряд и затем, сбежав, передадут все русским. Но пока войска сюда дойдут, вместо нас останутся только пепел костров и бараньи кости".

Гачаг Наби выглянул наружу.

- Чего ты стоишь под дождем?- сказал он часовому.- Заболеешь, а мне больные не нужны. Встань хоть под навес... А сейчас разыщи Алова и скажи, что я его жду!

Алов пришел, как всегда; жизнерадостный, с хитрым блеском в глазах. Он говорил по тысяче слов в минуту, и нельзя было понять, шутит он, говорит правду или размышляет вслух.

Гачаг Наби рассказал ему последние новости, показал план тюрьмы.

- Толковый план!- сказал Алов.- Его составляли не наши люди! Какой-то, видимо, ученый человек. И почерк, смотри, какой - кругленький, чистенький, барский!

- Меня это и смущает!

- Я в этом не сомневаюсь,- рассмеялся Алов.- Ты не доверяешь и собственной тени...

- Не доверяю, потому что я всегда одного роста, а тень днем короче, вечером длиннее... Ты знаешь, как говорит народ.-"Не охаешь- не поверишь!" Мать мне как-то сказала, что, если ты подозреваешь в краже мать, то обыщи и ее.

- Это уж слишком, Наби,- покачал головой Алов.

- Говоришь, слишком? А знаешь, почему мы до сих пор держимся, почему нас всех не превратили в шашлык и не развеяли наш пепел по ветру? Потому что я не доверяю собственной тени. И как я могу доверять каким-то "новым мусульманам", если они приехали откуда-то, приехали из России, которая прислала сюда казаков, драгунов, артиллеристов, жандармов, сыщиков, чтобы поубивать нас, порасстрелять, посадить в тюрьмы. Всех до одного, всех, кто хочет свободы!

Алов почесал в затылке.

- Я их видел, этих "новых мусульман". С виду вроде приличные люди. Этот Андрей говорит по-азербайджански так, будто вырос здесь. Я думаю, надо рискнуть и поверить им, принять в отряд. Ты представляешь, что это для всех нас значит? Об этом узнают крестьяне, которые пока трусят, держатся за свой клочок земли, за свою нищету, не идут за нами. Они узнают и поймут, что раз русские стали переходить на нашу сторону, значит мы сильны, неуловимы и непобедимы. Узнают об этом и русские солдаты, и это попортит крови их начальникам.

- И что же ты предлагаешь?

- Я предлагаю наладить с ними связь, привести их сюда. Если они друзья будут друзьями, если враги - встретим их как врагов!

- И все же осторожность никогда еще не мешала, это родная сестра мудрости,- встряхнул черными волосами Наби.- Вот что! Зови-ка сюда братьев Тундж.

Братья-близнецы Тундж Мехти и Вели вполне оправдывали свои прозвища. "Тундж" означает бронзовый. Эти парни были так крепко и красиво сложены, отличались таким цветом лица, будто и впрямь были отлиты из бронзы. Их не трогали ни жара, ни холод, пули их обходили стороной; они были спокойны, сдержанны, молчаливы, держались с кем бы то ни было с редким-достоинством, а за обиды мстили хладнокровно и жестоко.

- План у меня вот какой. Вы - Алов, Мехти и Вели - идете в Гёрус,- сказал Гачаг Наби.- Алов, ты вновь прикидываешься нищим, стараешься еще раз узнать, кто и откуда эти "новые мусульмане", зачем им нужно связаться со мной и быть в нашем отряде. Вы, Мехти, ждете где-нибудь неподалеку. По сигналу Алова, когда русские не могут организовать погоню, вы проникаете в дом армянского купца, там, кажется, они живут, Алов? Да, к тому купцу - связываете осторожно русских, завязываете им глаза и везете к стоянке у скал. А здесь мы уж посмотрим, что они за люди!

- Не нравится мне все это,- вздохнул Алов.- Они хотят с нами быть вместе, а мы, будто разбойники, хватаем, завязываем глаза... А вдруг, этот русский начнет отстреливаться, положит нас всех, что тогда?

- Надо, чтобы он не отстреливался. Все!- отрезал Гачаг Наби. Оставшись один, он аккуратно развернул листок с планом тюрьмы, разгладил его и стал изучать, но сосредоточиться не мог: перед глазами его стояла Хаджар - в темной, сырой темнице протягивает к нему с мольбой руки. И вождь восставших думал с отчаянием, что ситуация почти безвыходная: напасть на тюрьму и погубить десяток лучших бойцов, самых преданных друзей, чтобы вызволить из беды Хаджар, или сохранить друзей и оставить на произвол судьбы в лапах палачей свою жену, подругу, "кавказскую орлицу".

Глава тридцать вторая

Вели и Мехти остались в пещере Диликдаша, а Алов, переодевшись вновь в бродягу, спустился в Гёрус. Побродив по базару с рассеянно-внимательным взглядом карманника и почувствовав окончательно себя нищим, нечистым на руку, продажным и хитрым, он отправился к капитану Кудейкину. Часа два проторчал у ворот тюрьмы, пока смог к нему пробраться.

367

- Что еще хочешь сказать?- спросил пьяным голосом капитан.

- Определите меня куда-нибудь в батраки!- взмолился Алов. - Милостыню никто не подает, неделю назад избили на базаре до полусмерти, пролежал в овраге два дня.

- В батраки!- засмеялся капитан.- А не хочешь ли ты быть генерал-губернатором или наместником? Или самим царем? Почему бы и нет - езжай прямо в Петербург, или, как вы его кличете, в Фитильберг, и попросись во Дворец, может, не выкинут тебя оттуда. Надо же, слово какое, Фитильберг! Дикарями вы были, дикарями помрете. И не своей смертью помрете, это я тебе обещаю.