Щедрый Буге (СИ)

Глядя на свободный бег зверька, я невольно залюбовался. Сколько ловкости, изящества в его движениях. Соболек заметил меня и, почти не меняя темпа, пересек пойму и взобрался по обрывистому склону на уступ сопки. Я с лихорадочной поспешностью рванул за ним, но, увы... Подъем, который соболь взял легко и быстро, я месил минут пятнадцать, увязая в сыпучей, как грубо размолотая соль, снежной крупе. Когда, наконец, мучительное восхождение закончилось, передо мной открылась еще более безрадостная картина -- за пологим бугром вздымалась новая стена.

Карабкаясь на нее под гулкие удары сердца, невольно вспомнил слова Луксы:

-- Соболь от охотника никогда вниз не бежит. Всегда вверх уходит.

Одолев подъем, побежал вдоль следа. Он вел поперек широкой террасы и по расщелине спускался в соседнюю падь. Делал там длинную петлю и, опять вернувшись на террасу, так запетлял, что моего охотничьего опыта было явно не достаточно, чтобы расшифровать эти письмена. Сделал попытку найти выходной след, но тщетно.

В сердцах плюнул и побрел к стану собольей стежкой, не обращая на нее поначалу особого внимания, но метров через двести она неожиданно оборвалась у березы. Меня это озадачило. Обошел вокруг -- дальше никаких следов. Зато между корней обнаружил хорошо обозначенный лаз. По обледенелому кольцу было видно, что им пользуются довольно часто.

Быстро сгущающаяся темнота не позволяла далее задерживаться. Я быстро обтоптал снег у ствола и насторожил возле лаза две ловушки.

Насилу дождавшись утра, чуть свет побежал к березе. Торопился, хотя мало верил, что мой беглец попался.

Но соболь угодил в капкан сразу, как только попытался выйти из убежища. Мотнувшись в сторону, он попал другой лапой во второй. Этому трофею я радовался вдвойне, так как достиг заветного рубежа -- выполнил план по соболю и тем самым утер нос охотоведу, не одобрявшему решения директора о приеме на работу очкарика-горожанина.

В амбарчике, где соболя съели вместе с приманкой двух соек, попалась... сойка. И все повторилось по старому сценарию, в последней сцене которого я опять остаюсь ни с чем.

Практичные соболя уже понарыли вокруг жилых нор, а в стороне от них сделали небольшое углубление в снегу -- уборную -- и наверняка посмеиваются над бестолковым охотником, нагуливая жир на дармовом питании. Зло взяло. Сколько ж они будут дурачить меня. Выставил все капканы у лазов, на тропках, вокруг приманки и тщательно замаскировал каждую ловушку и свои следы. Времени-то осталось в обрез. Послезавтра на этом путике капканы уже нужно снимать.

Светового дня не хватает, несмотря на то, что он удлинился на два с лишним часа.

Выхожу все раньше и раньше, а возвращаюсь в поздних сумерках. Если в начале сезона я ходил по пять-шесть часов и путики были длиной не более пятнадцати километров, то сейчас путики удлинились вдвое и снег месишь уже по десять-одиннадцать часов кряду.

Сегодняшнее утро подарило незабываемый восход, напоминающий извержение вулкана. Над темным конусом горы загорелось бордовое зарево, четко оконтуренное столбами бархатно-черных облаков. Имитация извержения была настолько правдоподобной, что я даже невольно прислушался -- не слышно ли гула из кратера?

Вчера разоружал Глухой, нынче очередь Крутого. Один из тех хитрых обжор, что столько дней безнаказанно пировали на дармовых харчах, все же попался. Второй оказался мудрей и вовремя покинул опасную зону, где каждый день лязгает железо.

Возле берлоги забрал остатки мяса. Лукса большую часть за эти дни уже перенес к палатке. Прорубленное в лесной квартире отверстие охотник по-хозяйски заделал двумя слоями коры, плотно прибив ее к стволу деревянными клинышками: бережет берлоги на своем участке.

Почерк бега соболей изменился. Заметно, что они возбуждены, проявляют повышенную активность. Следы появились даже в таких местах, где соболю и делать вроде бы нечего. И бегают они в основном парами и все больше прямо, ни на что не отвлекаясь. Лукса говорит, что это ложный гон начался. Настоящий же гон бывает в июле, а поскольку беременность у соболюшек длится около двухсот восьмидесяти дней, потомство появляется как положено -весной.

ПРОЩАНИЕ

Четыре месяца пролетели незаметно. Завтра выходим. Мы уже предвкушаем жаркую баню с душистым березовым веником, просторную светлую избу, чистые мягкие постели. Все же некоторые бытовые неудобства палаточной жизни, накапливаясь, с течением времени дают о себе знать. В зимовье они не так заметны. По крайней мере, в нем можно выпрямиться во весь рост.

Впервые собрался на охоту раньше Луксы. Над промерзшими вершинами хребта едва затлел рассвет, а я уже стоял на лыжах. Путик решил пройти обратным ходом: с утра по пойме, а потом уж по горам. Дело в том, что к полудню на пойме начинает таять и липнуть к камусу тяжелым бугристым слоем, сильно мешающим ходьбе.

У протоки открылась радующая взор охотника картина. Кругом капли крови, и весь провал истоптан мелкими следочками норки. А у ближнего края изо льда торчит пружина. Ну, думаю, подфартило напоследок. Ножом аккуратно обрубил лед, потянул на себя цепочку. Капкан пошел неожиданно легко и, о ужас! Между дужек торчали только коготки. Ушла!! Я совершил ошибку, прикрутив два капкана к общему потаску. Такое рационализаторство вышло боком: когда норка сдернула потаск, второй капкан сработал вхолостую. Проклиная свою "изобретательность", рванул прямо на перевал к верхним ловушкам, лелея надежду, что хотя бы здесь фортуна улыбнется мне. Но, увы...

Поначалу все эти неудачи расстраивали меня. Но с каждым шагом в душе неизвестно от чего пробуждалось и нарастало ощущение той богатырской силы, от которой, как во сне, все легко и доступно. И оттого, что скоро домой с завидной добычей, что так весело и щедро смеется солнце, искрится снег, настроение у меня стремительно улучшалось.

Сердце наполнило невыразимое ликование, рвавшееся мощной лавиной из груди. Чтобы дать выход переполнявшему меня восторгу полноты жизни, я завопил старинный марш "Прощание славянки". Теперь можно было не бояться, что обитатели Буге, не выдержав моего безобразного голоса, в панике разбегутся.