Над уровнем моря

- Нет, я вас очень хорошо понимаю, - сказал секретарь. - И, на мой взгляд, в ваших рассуждениях есть что-то верное. Я и сам иногда думал. Опошляем! Ленина, например, начали показывать по телевидению и в праздник и в будни. Чуть ли не каждый кружок самодеятельности считает своим долгом изобразить. Нетактично, понимаете, небережно... Хотя, конечно, это другой вопрос...

- Да нет, примерно один и тот же, - не согласился я.

- Ладно, вернемся к нашей теме, - встряхнулся Дзюба. - Повторяю, я сам тоже думал. С другой стороны вот пособие для партийных работников. Тут ясно рекомендуется развертывать соревнование за звание ударников коммунистического труда. И вы это зря вот так на собрании. Не стоило!

- Есть еще одно пособие для партийных работников, - сказал я. - Там тоже ясно сказано, что коммунист считает презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Или это пособие устарело?

- Нет, не устарело, - засмеялся секретарь. - Так каковы же ваши главные взгляды п намерения?

- Я работать хочу. С максимальной отдачей. И чтоб мне не мешали.

- А кто же вам мешает?

- В данный момент? У меня там работы уйма, а я сижу и разговариваю...

И тут я разошелся, стал рассказывать обо всем, что мучило меня в последние месяцы. Он терпеливо слушал, не перебивал, а когда я замолк, сказал, что у меня есть мысли и есть завихрения. Молодых, к сожалению, всегда заносит на поворотах. Во всяком случае, нельзя противопоставлять звание коммуниста званию ударника коммунистического труда, вредно отмежевываться от рабочих, считая себя окончательно сознательным, и совсем уж ошибочно думать, будто у нас есть штурмовщина в идеологической работе. Я не стал продолжатьспор, и разговор на том закончился, только Дзюба сказал, что еще раз встретится со мной.

А вскоре произошло одно событие, которое до сих пор не могу пережить. Стоит вспомнить, как меня начинает трясти. Это не удивительно - случай и вправду чрезвычайный. Интересно, как бы повел себя в подобной ситуации Симагин?..

...Перед обедом, у истоков Кынташа он извинился за то, что не дослушал вчера мою исповедь - надо было, мол, нажимать, не отвлекаться, но у нас еще найдется время потолковать. Мы уже спускались по ручью высокогорным лесом, когда стало ясно, что сегодня нам не добраться до места. Здорово болели плечи от лямок, и бинт на ноге опять свалялся. Вода шумела в каких-то крупных красных камнях меж кустов и криволесья. Железняк, что ли? Симагин поджидал нас у небольшого водопада. Сказал:

- Они внизу.

- Не успеем. - Я глянул в ущелье, где было уже почти темно.

- Надо.

- Не полезу я дальше, - простонал Жамин.

- Полезешь, - возразил Симагин. - Через час будем на месте.

- Не могу,

Не знаю, как выглядел я, но Жамин совсем сдал - тяжело лег на камень, опустил голову и плечи, руки его бессильно повисли. А у Коти лицо сделалось каким-то потерянным, совсем безвольным, и он ничего не говорил, со страхом вглядывался в ущелье. Мы все же пошли. Конечно, ходьбой это нельзя было назвать. Вот если б заснять на пленку наш подъем от Стана да прокрутить наоборот - это дало бы примерную картину спуска. Искали щели поуже, чтоб можно было спускаться в распор, подолгу нащупывали ногами опору. Иногда снизу доносился голос Симагина:

- Камни! Камни не пускайте!

Потом его стало плохо слышно - Кынташ шумел все громче. Уже наступили сумерки, когда мы оказались на краю обрыва. Внизу была чернота, бездна, край земли. Кынташ сбрасывал себя в узкую расщелину и пропадал. Зато мощно и гулко, как реактивный двигатель, что-то рокотало внизу.

- Тушкем! - оживился Жамин.

- Надо спускаться! - крикнул Симагин. - Они близко, только почему-то костра не жгут.

Симагин полез куда-то в сторону, вернулся и достал из моего рюкзака моток веревки.

- Не полезу, - сказал Жамин. - Порвется.

- Троих выдержит, - возразил Симагин. - Я эту веревку знаю.

- Заграничная? - с надежде? спросил Жамин.

- Простая советская веревка, - возразил Симагин.

- Не полезу! - окончательно решил Жамин. - Расшибусь. У меня ноги крючит и голова кружится.

Действительно, не стоило рисковать - темнота и крутой, неизвестный обрыв. Альпинисты и те, наверное, ночами не лазят. Я пополз к обрыву.

- Бывают случаи, когда надо, - услышал я Симагина.

- Смотрите! - крикнул Котя. - Костер!

- Абсолютно точно. Вон огонек! - подтвердил я. Симагин задышал мне в ухо, вцепился в плечо.

- Они! Совсем рядом! На' той стороне Тушкема. И тут хоть ты лопни от крика, не услышат. Надо бы тоже запалить костер.

Я подался назад, достал топор, взялся рубить тонкие прутики, Симагин вскоре притащил флягу с водой. Я протянул к ней руку.

- Сначала ему, - показал он на Жамина.

- Голова дурная, - невпопад сказал тот слабым голосом.

- Пей досыта, Сашка. - Симагин дал ему фляжку. - Мы сейчас этой воды накачаем, будь здоров!

Он привязал к фляжке камень и начал "качать" воду из Кынташа. Мы напились, даже на суп уже было. Ночуем?

Сухие палочки хорошо занялись, и стало светло у нас, а темнота вокруг совсем сгустилась. Вдруг я вздрогнул: отчаянно закричал с обрыва Симагин звал меня. Я пополз к нему, совсем ослепший после костра, нащупал его сапоги.

- Глядите, Андрей Петрович! Глядите! - Он больно стукнул меня кулаком по спине. - Два костра! Понимаете? Два!

И правда, в глубине ущелья светили рядом два огонька. Вот разгорелись посильней, и там задвигалась неясная тень.

- Умница Тобогоев! Какая умница! - кричал Симагин, забыв про меня и, наверное, про то, что в трех шагах от него ничего уже не слышно. - Жампн! Константин! Будьте вы прокляты! Сюда! Витька, держись! Живой! Витька, мы еще собьем кой-кому рога! Подползли остальные.

- Кричали женщины "ура" и в воздух лифчики бросали,- выдал Котя.

- Заткнись! - оборвал его Жамин.

- Правда, Константин, помолчи сейчас.

- Живой, - голос Жамина заметно дрожал. - У них шамовки совсем нет.

- Сейчас я туда, - проговорил Симагин. - А вы тут заночуете. Саша, скала эта в воду обрывается?

- У меня голова не работает.

- Вспомни, вспомни, пожалуйста!

- Да где как. Однако через реку в темноте и не думайте, пропадете...

- Полезу! - Симагин поднялся.

- Перекусили бы вы, - сказал я.