Только теннис

В финале первенства против нас вышла пара Навратилова - Томанова. Вирджиния должна бить подачу и у меня, русской девочки, которая имеет куда меньше титулов и опыта, чем она, спрашивает: "Как подавать, Оля?" Я говорю: "По центру, ты же видишь, Томанова слева косой принимает лучше". Для меня этот вопрос оказался столь неожиданным, что я сперва на корте на него не обратила внимания, но дома, анализируя игру, подумала: "С ней такое ведь может случиться и в одиночной встрече?" Кстати, Вирджиния любила, чтобы ее поддерживали друзья. Если она видит тебя на трибуне и знает, что ты за нее болеешь, ей игралось легче.

Вирджиния старалась разминаться с игроками, которые были пусть ненамного, но ниже ее по классу. Она всегда подбирала партнеров для тренировок из тех, кого могла обыграть, или ей подбрасывал мужчина. Со мной она тренировалась только в тех случаях, когда мы готовились к парному турниру. Мне кажется, она играла со мной пару всегда с удовольствием, и число совместных приключений у нас, как говорят, энное количество. Вирджинии принадлежала роль организатора походов в рестораны или выездов на пикник. Далеко не всегда я могла себе позволить участвовать на равных в этих вылазках. В те времена нам и части призов не оставляли, только экономия суточных позволяла набрать хоть какую-то сумму.

Вирджиния несколько раз была в СССР и довольно успешно у нас играла. Но при всем ее хорошем ко мне отношении она обязательно должна сказать какую-нибудь гадость. Например: "У вас прекрасное шампанское и шоколад, но рецепт шоколада вы содрали у швейцарцев, когда во время войны вывезли их завод". Я отвечаю: "Вирджиния, это невозможно, мы со Швейцарией не воевали..." - "Да, - говорит Уэйд, - но завод вы все же стащили..." Наверное, и шампанское мы стащили у французов. По Вирджинии, если у нас есть что-нибудь хорошее, то мы его где-нибудь да уперли.

Возможно, став тренерами, мы оказались ближе друг другу: как боль, которую приносят тебе твои ученики, так и радость, они у всех тренеров одинаковые. И у англичанки и у русской. Но работу Вирджинии нельзя сравнить с моей в должности старшего тренера советской сборной. На Западе профессиональный игрок заключает с тренером контракт, причем к каким-то турнирам его готовит один тренер, а к каким-то другой. Я думаю, у Уэйд не было острой необходимости зарабатывать деньги большим тренерским потом, потому что она была довольно состоятельной леди, к тому же за приличный гонорар ее приглашали иногда телекомментатором на крупные турниры.

При всей славе Вирджинии мне казалось, что как игрок я не слабее ее. Когда мы встретились в полуфинале Уимблдона, меня не покидало ощущение, что она побаивается меня (в "восьмерке" я обыграла Кинг). Шел 1974 год, вся британская пресса писала только о том, что их любимица вот-вот должна выйти в финал Уимблдона, а так как она не раз побеждала Крис Эверт, то, возможно, станет чемпионкой Уимблдона. Страна поддерживала Уэйд и готовилась торжественно отметить ее победу. Готовилась и я, правда, к матчу. Перед вызовом на корт в раздевалке я смотрела телевизор - до начала соревнований обычно давали интервью с бывшими теннисистами. Спрашивают их прогнозы, какие они сделали ставки на тотализаторе. И вот Фрэд Перри, которого у нас в стране знают, поскольку он был первым из великих игроков, кто приехал к нам после войны показать, какого уровня достиг в мире теннис, говорит: "Да, конечно, у нашей умной, замечательной, красивой Вирджинии шансов больше..." Обращаются к статистике, вспоминая матчи Вирджинии, оказывается, ни одного официального матча до этого мы с ней не играли...

Надо сказать, Перри меня подзадорил. Правда, одну хорошую фразу в мой адрес он произнес: "Эта советская умеет бегать, и потом, вы знаете, от русских всегда можно ожидать сюрприза". Я подумала: "Вот я тебе его и преподнесу". Накануне Кинг меня успокоила: "Ольга, не бойся, ты сейчас в форме, как играть против Уэйд знаешь". - "Знаю, - отвечаю я, - под левую руку". - "Но если ты еще пару раз дашь ей мяч на хавкорт, - говорит Кинг, - и она пару раз сыграет "в забор" (то есть в аут), она так и будет два сета играть "в забор". Пусть замечания Билли-Джин по тактике были не самые глубокие, но то, что они совпадали с моими мыслями, а главное, уверенность Кинг, что я смогу их выполнить, меня психологически поддерживало.

Сидим с Вирджинией наверху в раздевалке, ждем звонка, приглашающего в комнату ожидания: мы играли первыми на центральном корте. Внизу, у входа на корт, мы уже побывали, костюмы наши проверили, и после команды "вперед", провожающей на площадку, начался дождь. Сидим час, два, я закрыла глаза и выгляжу спокойной, хотя ситуация у меня хуже, чем у соперницы. Никого ко мне в раздевалку не пускают, поскольку единственный, кто приехал со мной, - старший тренер сборной Шамиль Тарпищев, ему в женскую раздевалку вход закрыт. Да и что он мог мне сказать, чем помочь? Ему тогда было 26 лет, мне 25. Тарпищев вообще оказался в сложной ситуации. Лидеры команды Морозова и Метревели с характерами, прямо скажу, непростыми, к тому же его ровесники, поэтому и относились к нему не как к тренеру, а как к товарищу. Ему было тяжело, но он выдержал. Спустя годы мне порой казалось, что это совсем другой человек, а не Шама, наш с Витей свидетель на свадьбе...

При неуравновешенном характере Вирджинии трудно выдержать бесконечное сидение в раздевалке. Она стала искать, чем себя занять. Принялась играть с кем-то в какие-то игры, было видно, что развлечения эти натуженные, неестественные. Нас вызывали раза три. Нервная энергия уже на нуле, а главное, раз пятнадцать уже разминались, так что сил уже не осталось, но злость еще была. Я поела, и тут нас вызывают на корт. Первый сет продолжался десять минут. Я только ходила и отмечала: "Ага, линия, ага, линия, ага, подача насквозь! Сколько же это может продолжаться? Сколько она может так идеально попадать - это же ненормальная игра". Знаю, что все делаю хорошо, но изменить ничего не могу. Счет сета - 6:1. Вторая партия - 4:1 в пользу Уэйд. Тут-то все и началось. Я отыграла гейм, отыграла второй. Наступил решающий момент 15:30, на подачи Вирджинии я бросила хорошую свечу, выиграла очко, затем гейм, за ним и сет. Третью партию она отдала без борьбы. Этот матч у меня есть в видеозаписи, после него я стала звездой. Я вышла в финал Уимблдона.

Вирджиния реабилитировала себя в глазах соотечественников, выиграв финал в 1977-м, в год столетия Уимблдона. Она удивительно умела вовремя расставить акценты. У нее не сложилось таких ровных отношений со всеми, как у меня. Виновато в этом ее постоянное стремление к лидерству.

У Уэйд всегда прослеживалась четкая линия в жизни, и она ее аккуратно вела, ни в чем себя не ущемляя. Если Вирджиния рекламировала пальто, то только норковое, если шла в Нью-Йорке в клуб, то только в "Клуб-21" - один из самых престижных и консервативных в мире. Когда я играла в турнире четырех, меня принимали в этом клубе. Мне, конечно, было все равно, что "21", что "42". Оказывается, я была первой советской спортсменкой, а может и последней, которая давала пресс-конференцию в этом клубе. В Англии есть элитный клуб, в котором Вирджиния единственная женщина - почетный член. Если Вирджиния в гостях на фирме, то встречать ее должен президент фирмы. Если Вирджиния покупала машину, то пусть не последнюю модель, но только ту, которая престижна. Не надо забывать, что мировое лидерство не только слава, но и деньги. Считали, что Уэйд умнее всех делает свои дела, что тоже всех раздражало, никто даже в пионерском лагере не любит соседа, который ест сливки, когда ты пьешь молоко.

Она всегда красиво одета, никогда не броско, но очень дорого. Она любительница балета и классической музыки. Вирджиния сейчас совершенно седая, но такая же красивая, как и тогда, когда я увидела ее с книжкой в кресле на террасе Бэкнема.

Она и сейчас много работает в теннисе, но всегда чуть-чуть преувеличивает свои заслуги. Во всяком случае, каждый должен знать, что это сделано ею, Вирджинией Уэйд.