День был

- Но если это аппендицит?

- Аппендицит не так проявляется, - стараясь говорить спокойно, - ответила Ирина Антоновна.

- Но если все-таки это аппендицит?

Ирина Антоновна вздохнула, вернулась к кроватке, с силой нажала на живот ребенка. Мальчик, не отрываясь, смотрел на мать и молчал.

- Вы представляете, как бы он кричал сейчас, если бы у него был аппендицит? - повернулась к женщине. Та, не отводя от сына испуганных глаз, вновь затараторила:

- Он никогда не кричит, - и бледное лицо ее покрылось нездоровым румянцем, и глаза блестели, и губы дрожали. - Он...

- Надо сначала маме нервы вылечить, а потом уже лечить ребенка, - не сумев сдержать раздражения, неприязненно сказала Ирина Антоновна. - Хорошо, я вас отвезу в больницу, но лишь для того, чтобы вам и там сказали, что приступа аппендицита у него нет, а лечить нужно вас, причем - немедленно.

- Хорошо, - радостно воскликнула мать и метнулась по комнате, собирая одежду ребенка.

Ирина Антоновна села на единственный в комнате стул, стала ждать.

День был жаркий и душный. Подсушивал отлично, не оставляя ни в природе, ни в теле никакой гнилой флоры, никакой слизи.

Вопреки господствующим ныне теориям, Тамара Владимировна любила солнце и была убеждена: солнце - это жизнь. Конечно, для больного человека излишнее солнце опасно, но что не опасно больному? А для здорового опасны все эти лампы: кварцевые, ультрафиолетовые, - недаром их место в больнице.

Вот такие мысли кроются в хорошенькой головке будущего профессора медицины! - Тамара Владимировна счастливо засмеялась, крутанулась на высоких тонких каблучках, еще раз, теперь уже через плечо, глянула на себя в зеркало и легко побежала по ступенькам вниз, в приемный покой. Она удачлива, она красива, она умна - прыгало по ступенькам, она... она с завтрашнего дня уже не ординатор, она ассистент, - и Тамара Владимировна степенно вошла в приемный покой.

Диагноз был неясен: врач скорой поставила обострение холецистита, мать ребенка боялась аппендицита, а Тамара Владимировна решила для начала исключить гепатит.

Сказав нянечке, чтобы та посадила ребенка на горшок, врач ушла, вслед за ней вышла и санитарка, и Елена Петровна с Денисом остались одни в сумрачном кабинете. Замызганная ванна, стол с поблекшей клеенкой, синие ведра с размашистыми светлыми мазками "для коридора", для туалета", голый каменный пол, небрежно замазанное белой краской окно... все казенное, холодное, тревожное... Лишь Денис теплым живым комочком безропотно сидит и сидит на горшке и поглядывает на маму грустными доверчивыми глазками.

Вид Дениса, жалкий и тихий, терзал Елену Петровну, но она повторяла себе мысленно, что теперь все уже не страшно, они уже не одни, а Денису, почти не умолкая, говорила и говорила, что все будет хорошо, сейчас придет доктор и вылечит ее сыночку, и старалась не замечать страх, который заполнял ее всю.

Дверь отворилась, грузно ступая, вошла санитарка. "Ну, вставай, - сказала басовито, и, глянув в горшок, заявила сердито, - нет у него никакой желтухи" и вышла, и почти тотчас в комнату стремительно вошла врач и долго-долго смотрела в горшок, все наклоняя его в разные стороны, словно пыталась отыскать в нем спрятанную желтуху.

- Но может быть, у него все-таки аппендицит? - упрямо спросила Елена Петровна и внутренне сжалась в ожидании резкого отпора, но, неожиданно для нее, врач отозвалась приветливо:

- Да, наверное. Сидите и ждите. Сейчас за ним придет санитар.

Они сидели вдвоем, мать и сын, на покрытом несвежей простыней топчане и ждали. За окном, где еще недавно было темно, стало сереть, потом розоветь, и чем светлее становилось небо, тем серее делалось только что розовое и загорелое личико Дениса, словно грядущий день отнимал для себя все краски Дениса.

Елене Петровне стало жутко.

- Мы так долго сидим, - с порога, тоном извиняясь за свою настойчивость, сказала Елена Петровна. - Мне кажется, ему стало много хуже. У него лицо было...

- Вы заметили? - приветливо спросила врач. - Я не знала, что вы заметили, но я записала здесь, в журнале, что вы полтора часа ждали санитара, - чуть подвинула по столу историю болезни в сторону Елены Петровны, вздохнула доверительно. - Что делать? Вот такие у нас санитары.

- Да я сама, - только и сказала Елена Петровна, чуть не застонав от мысли, что сообрази она зайти в кабинет врача раньше, и сын был бы уже в отделении.

В отделение ее не пустили, и она ходила по лестничной площадке: пять шагов в одну сторону, пять шагов в другую сторону, семь шагов по диагонали. Пятна ржавчины на батареях. Потеки серо-зеленой краски на стенах. Давно не мытая белая дверь. Пять шагов туда, пять шагов обратно, семь шагов по диагонали.

Больница проснулась. Детишки в больничных пижамках, хихикая, выглядывали, приоткрывая двери. Врачи то спускались по лестнице, то подымались.

Женщина в белом халате приостановилась на площадке:

- Что вы здесь все рыдаете?

- Там Денис Филатов...

Перебила, не дослушав:

- Гнойный аппендицит. Ну и что?

- Его будут оперировать?

- Его прооперировали в девять часов.

- Он плачет?!

- Он спит! Спит после наркоза. И будет спать до следующего утра.

- Можно ему принести...

- Нельзя! Ничего ему пока нельзя, ни есть, ни пить, - и врач скрылась за дверью.

Елена Петровна почувствовала бесконечную усталость, ей захотелось где-нибудь присесть, и тут же она вспомнила, что уже одиннадцатый час, а она не в школе.

Елена Петровна быстро сбежала по ступенькам, глянула в безоблачную синеву, удивилась, что не почувствовала, когда беда отступила от Дениса, и теперь вот - никакой радости, никакого покоя - одна тревога да усталость. Но отдыхать некогда - в школе экзамены. И она спешно пошла к остановке автобуса.

Денис проснулся. Хотелось пить, болел живот.

- Мама, - позвал Денис, но мама не ответила.

Глаза привыкли к темноте, и Денис увидел кровати в ряд, как в садике, только ребята на них спали разные, и совсем маленькие, как куколки, и большие, почти как взрослые.

Вспомнилось: он в больнице, где, мама обещала, он снова станет здоров.

В другом конце комнаты в раковине капала вода.

Денис хотел слезть с кровати - живот заболел сильнее. Денис замер на месте - но пить хотелось так сильно, как не хотелось никогда.

Денис хотел заплакать, но мамы рядом не было и жалеть его было некому, и плакать он не стал.

Он лежал и думал, что сильнее ему хочется: пить или чтобы не болел живот. Пить хотелось сильнее.

Денис тихонечко сполз на пол и осторожно пополз к раковине. Он полз и думал, как он все расскажет маме и как мама будет жалеть его, целовать животик и говорить всякие ласковые слова.

Денис добрался до конца комнаты, постанывая, потянулся к раковине. Наверное, он просто забыл про воду из-за животика, а пить он хотел еще вчера. Очень хотел. День был жаркий и душный.